Заслуженный деятель искусств России Ацамаз Макоев: «Мамы сказали: «Мы тебя любим, ты — бесланский, наш!»

Бесланская музыкальная школа завершает первый учебный год в новом здании. Учебному заведению присвоено имя композитора, дирижера, пианиста, педагога Ацамаза Макоева. Накануне Дня защиты детей заслуженный деятель искусств России рассказал «Культуре», как распознать в ребенке талант и не дать ему угаснуть.

— Как получилось, что музыкальную школу в Беслане назвали вашим именем?

— Я родился в Беслане, там наши кладбища, моя мама, мои близкие. Думаю, что сказались и мои тесные творческие связи с коллективом школы и то, что я автор симфонии-реквиема «Моя Родина — Беслан», посвященной трагическим событиям 2004 года.

Что касается новой школы, то это единственная школа в Северной Осетии, которая строилась именно как музыкальная. Не так, чтобы подходящее помещение нашли и обставили. Одновременно здесь могут заниматься почти 300 детей. Есть актовый зал на 160 мест, аудитории, 24 класса для индивидуальных занятий.

— С сентября вы открываете в новой бесланской школе класс композиции. Учеников уже набрали?

— В сентябре класс открывается официально. А неофициально существует уже лет 30. Ходят ко мне и дети, и взрослые. Кто-то песню сочинил, а кто-то целую оперу, хотя не записал ни одной ноты. Просто напевает. В этом случае надо обязательно поддержать человека, что-то поправить, посоветовать, да и просто сказать добрые слова.

— Симфонию-реквием, более известную как «Бесланская», играли во многих городах. Какое исполнение для вас самое памятное?

— Премьерное во Владикавказе в 2007 году. Для этих мам. Горе еще было свежим. Еще не отошли они. На тот концерт пришли также дети, которые выжили в том адском спортзале, их родители. Премьера тихо прошла. Если бы музыка могла оживить…

— В девятнадцатую годовщину трагедии фрагменты симфонии исполнили на площадке возле школы, ставшей мемориалом. Родилась традиция?

—Да, ранее все траурные мероприятия проходили под музыку в аудиозаписи, а сейчас принято решение, что каждый год в этот день на этом месте будет исполняться Бесланская симфония. Мамы сказали: «Мы тебя любим, ты бесланский, наш. Мы решили, что первый, кто возле спортзала сыграет с живым оркестром — будешь ты».

Как стемнело, зажгли свечи и начали концерт. Исполняли фрагменты из «Песен об умерших детях» Малера, Бесланской симфонии, сочинения осетинских композиторов. Минут 35-40 все длилось.

— Что играли из симфонии?

— Выбрали вторую часть, в которой звучат две арии. На русском языке и на осетинском. В первой поется о том, что на баскетбольном кольце чья-то туфелька висит, ждет свою хозяйку. А вторая — о жажде. Детям не давали пить, они от жажды теряли сознание. Удивительно, но во время исполнения симфонии пошел сильный дождь, мы промокли все.

Два моих ученика тоже написали музыку, посвященную бесланской трагедии. Это Ацмаз Адырхаев, он еще в училище учится, и Сережа Багаури. Он постарше, студент Московской консерватории. У Сережи произведение называлось «В память». У Ацамаза — «Беслан». Небольшие симфонические пьесы.

— Как вы объяснили им задачу?

— Ацамазу я сказал: «Твой дядя был в этом спортзале. Вот, как ты это представляешь, так в музыке изобрази». Он просто написал. Сережа, конечно, посложнее сочинил, оркестр помучал, но правильно сделал, это полезно. Сам дирижировал, получилось достойно.

— В дирижерскую профессию, как правило, приходят люди сложившиеся, уже имеющие музыкальную специальность. А вы ставили и ставите к филармоническому оркестру почти детей. Оркестранты не ропщут?

— Эту политику я веду с 2000-го года. Туган Сохиев, Хетаг Тедеев, Тимур Зангиев, Дана Муриева, сегодня известные дирижеры, за пульт оркестра встали совсем юными. Конечно, оркестранты поначалу негодовали. Помню, 13 человек мне просто в лицо бросили заявления. Ушли. Потом возвратились. Были и в прокуратуру письма, и на имя главы республики с жалобами на то, что я детей эксплуатирую.

Но какая это эксплуатация? Я знал, что дети из необеспеченных семей. Все они получали зарплаты — небольшие, по полставки, но тем не менее. Туган Сохиев, чтобы заниматься, жил в моем кабинете в старой Филармонии. В общем, есть что рассказать. Своим недоброжелателям я всегда говорил: еще билеты будете на их концерты покупать. Так и получилось.

— Как вы распознаёте дирижера? Не все же ребята к оркестру встают.

— О себе скажу, что если с ребенком пообщаюсь, смогу предвидеть его дальнейшую судьбу. Вижу детей. У меня три дочери, никто из них музыкой не занимается. Сразу понял, что у них другие призвания. А самый лучший распознаватель был Анатолий Аркадьевич Брискин. Он в Гергиеве распознал дирижера, в Сохиеве, во мне. Сейчас вот Тамерлан Хосроев распознает новые поколения. Ребята у него, чтобы знать оркестр полностью, на гобое занимаются, на скрипке, на фортепьяно.

Два его ученика — Артур Хохоев и Тамерлан Зангиев, однофамилец Тимура, — в апреле дирижировали в концерте филармонического камерного оркестра. Одному 12 лет, второму — 14. В первом отделении исполнили Серенаду для струнного оркестра Чайковского. Ни много ни мало получасовая симфония. Во втором рояль выкатили. Сыграли мои сочинения для фортепиано с оркестром — Фантазию-шутку и Концертино. Я солировал, Артур и Тамерлан дирижировали.

Кстати, распознать талант — еще половина дела. Главное, ребенка надо все время поддерживать. Вот получаю я в училище зарплату, не ахти какую — и ученикам раздаю. Что-то по мелочи купят, маршрутку оплатят. Если поздно из училища возвращаются, на такси могут поехать. Все это постоянно нужно делать, чтобы дети чувствовали заботу.

— Вы пишете красивую тональную музыку. Ваши ученики работают в том же русле или предпочитают что-то авангардное?

— Я пишу простую музыку, которую людям приятно слушать. Учеников на примере классики учу. Но они сейчас за все направления берутся. Особенно Сережа, который в Москве учится. Уже умнее меня. Не поспеваю за тем, за чем поспевают мои ученики (смеется).

— Помните, как вас учили?

— Меня мама заставляла заниматься. Мне эта музыка не нужна была. Все знали, что я в футбол играю лучше, чем на рояле. А мама попросила: вот, окончишь музыкальную школу, училище, консерваторию, а потом делай что хочешь. Я ее послушался. Школу общеобразовательную окончил с одной четверкой по русскому языку и литературе. Ее поставила мама. Сказала: «Чтобы потом никто не говорил, что ты медаль получил, потому что мама — твой педагог и классный руководитель».

Очень хороший педагог был у меня по композиции. И не один, а трое. Я, когда учился в Ленинградской консерватории, мечтал в класс Шостаковича попасть, но в 1975 году его не стало. Окончил фортепианный факультет у Натана Ефимовича Перельмана. Поработал с Александром Розенбаумом. У нас группа была, называлась БЧБ — «Будь что будет». Потом ее переименовали в «Пульс».

Год гастролировали. Розенбаум играл на гитаре, я на клавишных. Потом меня призвали в армию. Отслужил как положено. И в Ереванской консерватории Эдуард Мирзоян взял меня сразу на второй курс композиции. А так как там были и Авет Тертерян, и Лазарь Мартиросович Сарьян, и приезжал Арно Бабаджанян (все народные артисты СССР), то я был, можно сказать, сыном полка. Они ко мне относились как к ровне. Я у них научился, что с каждым человеком надо с огромным достоинством разговаривать, сделать так, чтобы он понял, насколько он замечательный.

— Смотрю афишу Дома Вахтангова во Владикавказе. На 5 июня анонсирован фортепианный вечер с участием вас и ваших учеников. И сказано, что вы — большой друг Дома.

— Год назад мне посчастливилось дирижировать сводным оркестром на концерте-открытии Дома Вахтангова. Выступили три коллектива, включая оркестр Театра Вахтангова. Затем я ближе познакомился с театром, с его руководителями. Они были у меня в гостях в Союзе композиторов. Мы тут рядышком находимся в старинном особняке. Так и возникло сотрудничество. Пригласили меня как пианиста и композитора выступать в Доме.

Играл сам, показывал своих учеников, даже филармонический камерный оркестр смог здесь разместиться. Единственное, что не очень хорошо для концертов — электрическое фортепиано. Не все исполнители могут к нему привыкнуть. Пальцы не откликаются так, как на живой рояль.

— Там же наверху в музейном пространстве стоит рояль Вахтанговых. Он в рабочем состоянии?

— Да, его привели в порядок. Я, похвастаюсь, был первым, кто на нем после восстановления сыграл. Так сказать, акт приемки совершил. Это салонный инструмент, на нем можно прекрасно аккомпанировать, что-то лирическое исполнять. Но для концертного репертуара у него механика слабовата, этюдов Шопена или Скрябина он не выдержит. В Союзе композиторов потрясающий рояль есть, настоящий акустический. Договорились, что для концертов поставим его.

Июнь в Доме будет фортепианным. Сольные концерты сыграют Рустам Мурадов и Абисал Гергиев. В программе — русская и мировая классика. На моем вечере рекомендую обратить внимание на Макара Куликова, ему 16 лет, он родом из Владикавказа, сейчас учится в училище при Московской консерватории. Уже лауреат Международного конкурса имени Рахманинова. Прозвучит моя музыка, произведения других осетинских композиторов. Кстати, больше, чем в Доме Вахтангова, осетинская музыка сегодня нигде, ни в одном зале Северной Осетии не звучит.

— Даже в Филармонии?

— Зал Филармонии — сейчас филиал Мариинского театра. В его уставе не написано, что они должны осетинскую, или бурятскую, или какую-то другую музыку играть. Они пропагандируют русскую, советскую, мировую классику. Это правильное направление. Но я как человек, много лет возглавляющий Союз композиторов и Филармонию Северной Осетии, считаю, что у нас должен быть гармоничный баланс, где музыка осетинских авторов займет достойное место. Рад, что в Доме Вахтангова это понимают.

Фотография: Антон Подгайко/РИА Новости; на анонсе фотография скриншот видео с YouTube.