Режиссер театра оперы и балета Марина Шапкина: «Все мы, работающие здесь, счастливые люди»
Она застала и «старую» сцену, и пережила вместе со всеми реконструкцию здания
В разгар лета свой юбилей отметила Марина Шапкина — режиссер Самарского академического театра оперы и балета, в котором она работает уже 19 лет. За это время застала и «старую» сцену, и пережила вместе со всеми реконструкцию здания (спектакли показывали в ДК имени Дзержинского и на выездах). Марина поставила оперы «Любовный напиток» и «Богема», сценическую кантату Carmina Burana, спектакль к 70-летию Победы «Мне было под Берлином 22…», сказки для детей «Кошкин дом» и «Ай да Балда!». А также концертную программу «Музыка и живопись. Грани прекрасного». Вот что она рассказала «СГ» о главном принципе режиссуры и новом поколении универсальных артистов. «Все мы, работающие здесь, счастливые люди» — Как вы выбрали для себя эту профессию? — Когда, еще будучи школьницей, ходила на спектакли в Омский музыкальный театр, думала: «Какие удивительные люди работают здесь: и те, кто поет на сцене, и кто танцует, и кто играет в оркестровой яме, и кто дирижирует, и кто делает декорации, костюмы…. Они настоящие боги». Для меня это было волшебство. Думаю, задача театра — украшать наш мир, облагораживать его, преображать повседневность. Оперному это удается вдвойне. Музыка — эфемерная материя, которая очень мощно воздействует на душу и психику человека. Когда я выбирала себе профессию, думала: хочется быть в театре, но и музыку не оставлять. Здорово, что я нашла себе дело, где есть и то, и другое. Музыкальный театр. Это настоящее волшебство. Все мы, работающие здесь, счастливые люди. — Встречали непонимание со стороны исполнителей: «Зачем вообще нам нужен режиссер? Наше дело — красиво спеть». — На заре своей туманной юности мне доводилось видеть «стоячий театр». Иллюстративный, где нет видимого действия, где солисты просто стоят и поют. Кому интересно в театре статичное исполнение, в котором невнятная идея и нет действия… С большей пользой можно дома пластинку послушать. Сейчас все изменилось. Новое поколение исполнителей заточено на то, чтобы быть универсальным артистом. «Исполнитель вводится в партию, и она меняется» — Вы часто пересматриваете свои спектакли? — Чаще даже не свои. Многие думают, что режиссерская работа: новые постановки, премьеры и овации. В основном это ежедневный кропотливый труд, связанный с поддержанием спектаклей текущего репертуара в состоянии, которое задал режиссер-постановщик. А также постоянные вводы артистов на те или иные партии. При приглашенном постановщике всегда находится штатный режиссер. В любом театре есть такая практика. Он следит за всем процессом, врастает в замысел и его воплощение. Когда в театр пришла режиссер Оксана Штанина, мы разделили между собой общий объем спектаклей, поставленных приглашенными режиссерами. Следим, чтобы они со временем не теряли форму и содержание. — Часто бывают вводы? — Да, часто. У нас обновляется труппа, много новых солистов, в том числе благодаря молодежной программе. Каждый сезон приходят артисты, которых нужно вводить в спектакли текущего репертуара. Это большой труд. Нужно пройти с исполнителем по всему спектаклю. Многочисленные репетиции, чаще всего — с привлечением партнеров по сцене. А если сразу несколько человек вводятся? Порой в процессе работы открываешь для себя что-нибудь новое в спектакле. На нас лежит ответственность — максимально сохранить первоначальный замысел режиссера и качественное наполнение постановки. Бывает, что мизансцены остаются те же, актеры все делают так же, но импульс, заложенный постановщиком, его энергия постепенно уходят. И здесь, в этот момент, на помощь спектаклю приходим мы — режиссеры. Каждый раз, когда новый артист вводится в спектакль, он наполняет его новыми красками: своим обаянием, своим тембром голоса, своими актерскими оценками — своей индивидуальностью. И это прекрасно. Театр — это ведь не кино, где ты снял удачный дубль, и он годами живет. Прелесть сцены именно в том, что в ней все живое, и каждый раз происходит заново. «У нас главный — композитор» — Насколько творчески свободен режиссер музыкального театра? — Мы более жестко заключены в рамки, чем постановщики в других видах театра. Для нас главным является композитор. Мы обязаны раскрыть драматургию его партитуры. Это система лейтмотивов, знаков, тем, построений — целая вселенная. Музыка, будучи самым невербальным искусством, тем не менее диктует режиссеру сквозное действие, развитие, события, мотивацию поступков персонажей. На мой взгляд, режиссура в музыкальном театре — то, что лежит между либретто и музыкой. И ведь драматургию партитуры еще нужно расшифровать. Композитор диктует «что», а режиссер решает «как». Музыкальная режиссура нужна для того, чтобы акцентировать внимание на какой-либо идее, на магистрали, прочерченной композитором. И привести все к финалу, который зацепит или даже потрясет зрителя. В этом искусство постановщика. А задача его в оперном театре усложняется тем, что в спектакле задействовано очень много составляющих: оркестр, хоровой коллектив, балет, солисты — на каждую партию по два-три исполнителя, масштабные декорации, огромное количество световых положений, несколько перемен костюмов и так далее. «Любовный напиток» — Как родилась идея постановки «Любовного напитка» Гаэтано Доницетти? — Эту оперу мне предложил поставить художественный руководитель и главный дирижер театра Евгений Дмитриевич Хохлов. Одной из моих задач было задействовать ребят из нашей молодежной программы. Впоследствии часть из них перешли в труппу. Работа пришлась на постковидное время. Периодически кто-то заболевал, нас закрывали на карантин, потом мы вновь возвращались к репетициям. Но главная сложность была в том, что я практически не знала этих молодых ребят, их возможности, степень внутренней подвижности. А произведение виртуозное. Таким же должно быть вокальное и актерское исполнение. К счастью, нам все удалось. Секрет прост: самое главное, чтобы артисты были влюблены в материал. А зажигает этот огонь режиссер-постановщик. Когда-то в нашем репертуаре был «Любовный напиток» в постановке Юрия Исааковича Александрова. Я очень любила эту музыку, и артисты хора обожали тот спектакль. Мне было так жаль, когда он ушел из репертуара. И было настоящим чудом, когда Евгений Дмитриевич предложил мне вновь поставить именно этот материал. Наш «Любовный напиток» получился молодым, светлым, озорным. Действие происходит в середине ХХ века, когда уже появились электричество, телефон — все это мы использовали в спектакле. — В чем состоял ваш режиссерский замысел? — Создать в мизансценах атмосферу комедий Чарли Чаплина. В либретто действие происходит в сельской местности. Мы перенесли его в небольшую гостиницу, хозяйка которой главная героиня — Адина. Там же в каморке под лестницей (лишь бы быть поближе к любимой) устроился Неморино. Это скромный, нелепый парень, который все не может объясниться в своих чувствах и постоянно попадает в странные истории. Меня смущала эта его «нелепость», не могла понять, откуда бы ей взяться — в музыке она не отражена. У него виртуозные и лирические арии, никакой характерности, яркой комедийности. Так у меня возник облик чаплинского героя, который влюблен настолько, что не замечает ничего вокруг, и потому попадает в нелепые ситуации. Но в финале, конечно, торжествуют чистая любовь и преданность. Главный принцип режиссуры: если в спектакле, который ты делаешь, нет высокой гуманистической идеи, объединяющей людей, это никому не нужно. Так учили нас в Санкт-Петербургской консерватории. Тема может быть любая, сюжет может быть какой угодно: от бытового, комедийного до высокой трагедии. Атмосфера может быть легкой, пафосной или мрачной, но все равно: если нет высокой идеи — произведение не примет душа зрителя. Я живу театром, и с нетерпением жду новых постановок. Фотография обложки предоставлена спикером, фотографии: Самарский академический театра оперы и балета