Снежный барс под сенью двуглавого орла или Миссия генерал-лейтенанта Н.Г. Столетова

Шер Али-хан или Братская свара

Продолжим начатый в статье «На пороге Афганистана, или Прелюдия к миссии генерал-лейтенанта Н. Г. Столетова» разговор. Сегодня о самой миссии и событиях, с ней связанных.



Мы остановились на смерти эмира Дост-Мухаммеда и наследовании ему сына – Шер Али-хана, чье восшествие на престол не было простым, что вообще свойственно транзиту власти в Афганистане, вплоть до дня сегодняшнего.

Напомню: покрытый горами регион формировал узкий горизонт политического мышления элит, изоляционистский относительно центра и не выходящий за пределы местечковых интересов, а также консервировал сложившийся веками уклад.

Положение усугублялось бичом мусульманской государственности – многоженством монарха, нередко порождавшим кровавые эксцессы, сопряженные с восшествием на престол нового правителя. Как здесь не вспомнить указ Мехмеда II Фатиха, позволявший и даже предписывавший наследовавшему трон султану убивать братьев.

Чуть в сторону: вот вам сила традиции — можно ж было многоженство в отношении правителя отменить, во всяком случае, закрепив моногамию официально, а там уж, пожалуйста, бери наложниц, только не давай их детям прав наследования престола. Нормы ислама допускают полигамию, причем при определенных условиях, но не настаивают на ней.

Дост-Мухаммед не стал исключением, имея пятнадцать жен, одну из них незаконную, и двадцать девять сыновей, старший из которых, Экбер, еще при жизни отца поднял мятеж, но потерпел поражение.

Перед смертью Дост-Мухаммед объявил наследником упомянутого Шер Али-хана. Братья поначалу признали его власть, но вскоре восстали, вынудив эмира покинуть Кабул. Как результат: в Афганистане сложилось два военно-политических центра. Однако спустя пять лет эмир вернул себе престол.

По примеру русского императора

В прошлый раз я писал: Афганистану везло на талантливых правителей, стремившихся преобразовать его в сильное централизованное государство. Шер Али-хан был именно из таких.

Обладая имперским — то есть в отношении Афганистана поднимающимся над местечковыми интересами различных племён, которых в стране свыше трёхсот, — мышлением, в сфере внешней политики он считался с новыми реалиями, обусловленными всё большим вовлечением России в афганские дела, в особенности после создания Туркестанского генерал-губернаторства в 1867-м.

Отсюда его интерес к русской истории и в особенности к личности Петра I. Важное качество, ибо история знает уйму примеров пренебрежительного отношения правителей ко вдруг возникшей на их рубежах новой державе, что нередко приводило и монарха, и государство к краху.

Подобно Петру I, Шер Али-хан занялся реорганизацией административного аппарата, модернизацией армии, созданием, путем открытия в Кабуле светской школы, эффективной системы образования.


Эмир сформировал по европейскому образцу министерства: соответственно иностранных и внутренних дел, обороны, финансов, ввел должность премьер-министра.

Касательно армии: численность боеспособных войск достигла пятидесяти тысяч, создавалась производственная база, дабы снизить военно-техническую зависимость от англичан:

Был построен ряд военных предприятий и мастерских. Себестоимость продукции, выпускавшейся на местных предприятиях, была очень высокой, однако афганское правительство шло на дополнительные расходы, так как наличие даже ограниченной производственной базы позволяло добиться большей самостоятельности в вопросах обеспечения армии вооружением, боеприпасами и имуществом, проводить более самостоятельный политический курс, – пишут историки Ю.В. Ганковский и А.И. Полищук.

По большому счету, эмир заложил основы оборонной промышленности Афганистана. Разумеется, по ряду объективных причин она не могла конкурировать с российской и английской, но стала первым шагом по обретению страной подлинного суверенитета.

Заложник Большой игры

Касательно последнего: Лондон и Петербург видели в Афганистане не субъект Большой игры, а ее объект, действуя путем преференций либо региональным элитам, либо центральной власти, причем в рамках реализации собственных геополитических интересов, а не выстраивания равноправных отношений с эмиратом, что логично: кто станет вести диалог на равных со слабым государством.

Лондон играл более результативно. Так, в рамках Англо-русского соглашения 1873-го г. о буферном поясе, в состав Афганистана вошел Бадахшан, что представляло стратегический успех Соединенного королевства. Почему? Потому что Россия выражала заинтересованность в сохранении Бадахшаном независимости. А так он становился своего рода буфером между Британской Индией и Туркестанским генерал-губернаторством.

Внешнеполитическая ситуация для Шер Али-хана осложнилась после 1874 г., когда к власти в Великобритании пришло правительство Б. Дизраэли, в большей степени, нежели кабинет его предшественника У. Гладстона, видевшее в Афганистане плацдарм для реализации экспансионистских замыслов в Восточном Иране, Западном Китае, равно как и уменьшения российского влияния в Срединной Азии.

Для этих целей, с точки зрения географии, эмират подходил идеально. Наступательная стратегия Дизраэли в отношении Кабула обуславливалась также стремлением опередить русских в установлении протектората над Афганистаном.

Интересно, что в самой России покорению Бухарского эмирата, Хивинского и Кокандского ханств предшествовали дискуссии касательно в целом путей интеграции Срединной Азии в империю:

В 1864–1865 гг. российское правительство, в особенности Министерство иностранных дел (МИД), неоднократно высказывалось категорически против продвижения в глубь Центральной Азии. Эта мысль была высказана в совместной докладной записке министерств военного и иностранных дел от 21 ноября 1864 года и весьма категорично подтверждена в отношении МИД оренбургскому генерал-губернатору генералу от артиллерии А.П. Безаку от 23 февраля следующего года. Считая Чимкент достаточной точкой территориального продвижения России в регионе, министерство полагало возможным ограничиться возведением в Туркестанской области (образована в начале 1864 г.) постоянных укреплений, дабы удержать соседний Коканд от агрессивных действий в отношении как местного казахского населения, так и русских войск. Утверждая, что активное вооружённое вмешательство в кокандские дела лишь вовлечет Россию в постоянные среднеазиатские конфликты, вынудит русские войска совершать новые, собственно, нежелательные завоевания, отвлечет российскую администрацию от решения вопросов «устройства внутреннего благосостояния края», министерство было убеждено, что «вооруженное вмешательство могло бы быть допущено лишь в том случае, когда подобным вмешательством можно было предупредить нарушение наших пределов и наших торговых интересов, но и тогда мы должны предпринимать эти действия с твердой решимостью не делать новых поземельных приобретений и не переносить далее нашу границу, – пишет историк Д.В. Васильев.

Однако, несмотря на подобные взгляды, стоявший во главе частей, оперировавших против войск кокандского хана, генерал-майор М.Г. Черняев проявил инициативу, в 1865-м захватив Ташкент. И впоследствии Петербург согласился с необходимостью, в целях благоустройства края, создать генерал-губернаторство, которое Черняев одно время и возглавлял; впрочем, непоследовательность действий России, различное понимание стратегических задач в отношении Афганистана со стороны центра и региона скажется позже, как раз в контексте миссии Столетова.

Лондон же увидел в ней формируемый русскими плацдарм для дальнейшего продвижения на юг.


Соответственно, англичане стремились включить эмират в сферу своего влияния и тем самым обезопасить Индию от возможной – в данном случае следует сказать: гипотетической – экспансии со стороны России, памятуя, что все сухопутные вторжения на субконтинент предпринимались через Афганистан. В этой связи контроль над ним рассматривался Соединенным королевством, пишет историк А. Б. Арбеков, как «существенная стратегическая необходимость».

Кроме того, проникновение русских в Афганистан создавало предпосылки для усиления их влияния в Иране с возможностью решения Восточного, связанного с разделом Порты, вопроса не в пользу Великобритании, в чем Лондон видел опасную для себя перспективу прерывания стратегически важных морских коммуникаций с Индией через Персидский залив и Средиземное море.

В последнем и так завязывался узел противоречий: британцам приходилось считаться с интересами Франции в Западной и Экваториальной Африке и амбициями претендовавшей на Абиссинию Италии.

В каком-то смысле патронируемая англичанами Порта становилась фактором да, шаткой, но стабильности в регионе. И вот ее-то, по мысли Дизраэли, разрушал Петербург.

Обоснованы ли были подобного рода опасения и какие цели ставил перед собой Столетов?

Миссия прибыла в Кабул в разгар июня 1878 г. с предложением заключить конвенцию, включавшую в себя 11 пунктов. Эмир должен признать, по словам А.Б. Арбекова, «протекторат (формально в конвенции декларировалась независимость эмирата – И.Х.) России над своей страной, а генерал-губернатор Туркестана принимал на себя обязательства поддерживать со своей стороны стремления эмира противодействовать британским посягательствам и «оказать поддержку фактически» в случае вооруженного конфликта Афганистана с Англией».

В шкуре эмира

Влезем в шкуру Шер Али-хана: ему приходилось выбирать между плохим — замечу: утверждение о протекторате разделяется не всеми исследователями — и очень плохим: переходом под управление британцев Пенджаба, населенного афганскими племенами, создавалась угроза целостности эмирата, о чем мы говорили в минувшей статье.

Конвенция с русскими позволяла целостность сохранить – это главное, а из-под глыб протектората можно будет, по мере модернизации страны и армии, со временем выбраться.

Еще деталь на предмет протектората. Д.В. Васильев приводит доклад туркестанского генерал-губернатора генерал-адъютанта К.П. Кауфмана военному министру:

«Афганский эмир удивляется, почему мы ранее не обратили внимания на его страну, откуда легче всего нанести решительный удар Англии. Он теперь просит нашего полного протектората (самой этой идее Кауфман сочувствовал – И.Х.), и им с помощью генерала Столетова составлен проект дружественной конвенции между нашим правительством и Афганистаном».
Предположу, что под протекторатом Шер Али-хан подразумевал военно-техническую и финансовую помощь со стороны России, но оставлял за собой известную самостоятельность в сфере внутренней политики, в еще большей степени централизовав государство в ситуации, когда «власть местных феодалов, – отмечает историк Г.С. Харатишвили, – была достаточно прочной. Они содержали войска за свой счет, а все налоги взимали в своих уделах сами. Лишь незначительную часть их отсылали в Кабул».

Независимый курс здесь и сейчас? Реформирование армии в процессе, как и создание производственной базы, для которой неоткуда брать инженерные – до открытия кабульского университета оставалось более полувека – и квалифицированные рабочие кадры, а лояльность элит под вопросом.

Нужно было также учитывать: конфликт с Россией мог привести к потере эмиром контроля над бассейном Амударьи и, как прямое следствие, к продовольственному кризису.

В общем, предложение Столетова выглядело приемлемым, предусматривая создание сети, – пишет А. Б. Арбеков, – складов боеприпасов, провианта и фуража в северных провинциях страны и строительство железной дороги.

Касательно последней и чуть в сторону от темы: идея Столетова, со строительством железной дороги связанная, если не ошибаюсь, близка к реализации спустя почти сто пятьдесят лет после ее формулирования, учитывая соответствующую и продекларированную Кабулом заинтересованность.

Тогда же демонстрация намерений России представляла собой, согласно терминологии Б. Лиддел Гарта, стратегию непрямых действий, позволяя ей переиграть Соединенное королевство на его же – эмират рассматривался британцами в качестве сферы влияния – поле.

Видя, как Афганистан ускользает из ладоней, англичане приняли контрмеры – и также в рамках упомянутой стратегии – непосредственно в Петербурге, где посланник ее величества лорд О. Лофтус провел переговоры с А.М. Горчаковым.

Происходили они после Берлинского конгресса и нивелирования угрозы эскалации на Балканах. Соответственно, в планы канцлера не входило обострение русско-английских отношений также и в Центральной Азии.

В результате соглашение Столетова с эмиром осталось без последствий, а прежние, достигнутые Лондоном и Петербургом договоренности, служившие укреплению позиций России в Срединной Азии, гарантировались британцами, отдававшими себе отчет в отсутствии реальных рычагов по выдавливанию русских из Туркестана.


В августе 1878-го Столетов покинул Кабул, еще не зная о решении царя отказаться от борьбы за влияние в Афганистане. Примечательно, что с самим Николаем Григорьевичем, владевшим фарси и разбиравшимся в реалиях местной политической игры, Петербург советоваться не стал.

Вообще, если от общих рассуждений перейти к деталям, то вот эпизод, наглядно демонстрирующий отношение чиновников в Ташкенте к выстраиванию отношений с Афганистаном:

Трудно удержаться, – пишет Д.В. Васильев, – чтобы не процитировать весьма симптоматичный эпизод из записок врача миссии И. Яворского. На другой день после фейерверка глава посольства вновь собрался к эмиру для того, чтобы вручить Шир-Али дипломатические подарки, ценность которых, как правило, подчеркивала важность и значимость самой миссии. Что же снарядили в кабульский обоз по приказу туркестанского генерал-губернатора? Членов миссии ждало открытие в прямом и переносном смысле слова. Подарки состояли из отделанной бирюзой низкого качества трости стоимостью в 600 руб.; бирюзового пояса с серебряной вязью и золотыми застежками, оцененного в 400 руб.; небольшого тюка дешевой парчи, нескольких парчовых и бархатных халатов, среди которых находились и суконные халаты, отделанные позументом. «Посылать в подарок эмиру, владетелю обширной страны, да еще, кроме того, человеку, бывавшему в Индии и знающему толк в вещах, простые суконные халаты! Такие халаты, какие обыкновенно уездные начальники Туркестанского генерал-губернаторства дарят сельским аксакалам!
Да ведь это я уж не знаю на что похоже!
Спасли Столетова ранее врученные ему бухарским эмиром подарки, преподнесенные монарху.

Стратегическую ошибку допустил и сам Шер Али-хан: принимая миссию русскую, он отказался — по словам Д.В. Васильева: с благословения Столетова — встретиться с английской, возглавленной Н. Чемберленом, — предлог выглядел благовидно, но вряд ли с политической точки зрения убедительно: траур по скончавшемуся сыну и наследнику эмира Абдулладжану, — явно переоценив перспективу патроната со стороны России, что Столетов и обещал, не имея на то полномочий.

Но, полагаю, политическая интуиция изменила и Дизраэли, не разглядевшему скатывание в последней четверти XIX столетия великих держав к Первой мировой, а вместе с ней – к закату Британской империи. И тем не менее, уже стоявший на краю собственной могилы премьер отправил британских солдат снова умирать в горах Афганистана. Но это – другая история и предмет нашей следующей беседы.

Использованная литература:
Арбеков А.Б. К дискуссии о военно-политическом значении миссии Н.Г. Столетова в Афганистан летом 1878 г.
Васильев Д.В. К истории образования Туркестанского генерал-губернаторства (1864—1867 гг.)
Гранковский Ю.В. Полищук А.И. История Вооруженных сил Афганистана. 1747 – 1977. М., 1985.
Харатишвили Г.С. Русские путешественники, посетившие Афганистан при эмире Шер Али-хане (1863 – 1879)