«Больницы — не полигон для испытаний»: родные пациентов с коронавирусом заявили о применении «странных» лекарств
Расследованием «медицинских» дел обычно занимаются неохотно.
«Не хотелось бы винить врачей, но я считаю, что смерть наступила после неверного лечения». Такими словами начинаются сотни обращений, которые приходят в редакцию «Блокнота». Пока внимание народа занимает политика, люди, чьи родственники скончались в стенах медучреждений, пытаются доискаться правды. Но разбираться в «медицинских» историях в правоохранительных органах не спешат.
«Забери меня отсюда»
Москвичка Раиса Комарова потеряла мужа после лечения в ГКБ № 50 имени Спасокукоцкого. Его госпитализировали в начале этого года, 4 января и лечили в течение десяти дней. Но Раиса считает, что помощь ему была оказана «несвоевременно и неадекватно».
Раиса говорит, что вызывала скорую помощь мужу дважды. Первый раз фельдшеры просто порекомендовали обратиться к участковому терапевту, но мужчине было настолько плохо, что через пару часов Раиса снова позвонила за помощью. На этот раз медики сделали экспресс-тест на коронавирус и приняли решение о госпитализации.
— Ни в документации приемного отделения, ни в других документах я не увидела запись о том, что муж еще дома, при выходе из квартиры, потерял сознание. Его на коляске помогал спустить вниз водитель скорой, так как самостоятельно он передвигаться был не в состоянии. Работники скорой кричали: «Скорее, а то мы его потеряем!». Я считаю, это было похоже на диабетическую кому, — говорит Раиса.
Позже, при осмотре, мужчине сказали, что сатурация неплохая — 96. Но компьютерная томограмма в тот же день показала совсем иные значения — 40 и даже 35% поражения легких. Потом, по словам супруги, КТ делали еще раз, и оно показало всего 10% поражения. Раиса не понимает, как такое могло произойти.
— Если у него действительно была диабетическая кома, то его нужно было переводить в неврологию или эндокринологию, чтобы не усугублять его состояние, — считает она.
Все это время от врачей она слышала, что состояние мужа «без отрицательной динамики». И вдруг, через несколько дней пришла весть о том, что мужа внезапно переводя в реанимацию в тяжелом состоянии. Раиса предполагает, что последовавшее за этим лечение, на которое мужчина подписал согласие, могло ему навредить. А само согласие считает и вовсе поддельным: мол, не мог ее супруг согласиться на применение таких препаратов.
— Находясь в трезвом уме и ясной памяти, он не мог это подписать: согласие на катетеризацию мочевого пузыря, установку назогастрольного зонда и интубацию трахеи. Я видела эти подписи, и они вызывают у меня сомнения, — считает Раиса.
Мужчина был инвалидом второй группы, страдал ожирением. К применению многих препаратов у него были противопоказания.
— Незадолго до смерти муж позвонил мне в последний раз. Он уже был без сил, смог только шепотом сказать: «Забери меня отсюда! Мне очень плохо». Я стала спрашивать, как осуществить перевод мужа в военный госпиталь из-за недоверия к лечению в ГКБ № 50, но мне ответили, что сначала лечение у них, а потом только туда — на реабилитацию, — вспоминает Раиса.
В смерти своего супруга Раиса винит себя: не забрала из больницы, не настояла. После запроса ей предоставили полную копию медкарты мужа из 272 листов. Изучив документы и обнаружив много того, с чем не могла согласиться, Раиса обратилась в следственный комитет с требованием назначить квалифицированного медицинского эксперта для изучения истории лечения моего мужа.
— У мужа могла случиться диабетическая кома или ишемический криз, но у него сразу же определили коронавирус и стали лечить от этого заболевания. Я обращалась в СК несколько раз. Я считаю, что супруга залечили, что ему давали опасные для него лекарства. Больницы — это не полигон испытаний опасных препаратов! Почему меня никто не слышит, — восклицает Раиса.
«Подышал на ИВЛ 2,5 часа и умер»
Похожая трагедия случилось в семье Чиченковых из города Ногинска в Московской области. Владимиру Чиченкову было 70 лет, когда он заболел коронавирусом.
Владимир Чиченков.
Он был очень крепким, активным, все время на ногах, обожал проводить время с внучками, — показывает многочисленные фото и видео его дочь Анна.
Тогда заболела вся семья. Анна первой попала в больницу. Пока лечилась, ее мама сидела с внучками, хотя тоже уже чувствовала себя нехорошо. Как только Анна выписалась, мама перебралась к отцу. Супруги вызвали почти сразу вызвали скорую помощь. Скорая, как вспоминает Анна, не приехала.
— Мне пришлось самой решить вопрос с госпитализацией. Родителей отправили в ногинскую больницу в стационар в Старой Купавне. Они вместе лежали в одной палате. У мамы было 40% поражения легких, у папы — 35%. Дня через три они вместе пошли на поправку, но потом папе стало резко плохо, — рассказывает Анна.
Началось с того, что Владимир потерял сознание, когда шел в туалет. В больнице тут же надели на него памперс. Не желая «ходить под себя», Владимир отправился в туалет во второй раз, но ему снова стало плохо. На этот раз медики действовали более решительно и сразу везли Владимира в реанимацию.
— Сначала он дышал кислородом через маску. Сатурация была 88%. Под маской ему стало хуже, и его интубировали, то есть перевели на ИВЛ уже инвазивно. Он подышал через ИВЛ всего 2,5 часа. А после этого у него остановилось сердце. Мама лежала в одной палате с папой, но от нее 5 дней скрывали, что он умер, — говорит Анна.
Анна предполагает, что мужчине становилось хуже из-за лечения.
— Всех лечат по одной схеме, одними и теми же препаратами, не глядя на анамнез, на сопутствующие заболевания, на противопоказания. Я думаю, что из-за этой «универсальной» схемы все и произошло, — говорит Анна.
Владимир был крепким мужчиной, несмотря на возраст.
Девушка запросила медицинскую карту в учреждении и намерена была обращаться в правоохранительные органы. А потом обнаружила в сети массу подобных историй и опешила: столько людей пытаются разобраться в том, насколько верно лечили их близких, попросить разъяснений у медучреждений, но никто им в этом не может помочь.
— Никто не хочет обвинять врачей и больницы. Но когда твои близкие из почти выздоровевших вдруг становятся тяжелыми пациентами, когда их увозят в реанимацию и ничего не объясняют, невольно начинаешь думать о том, насколько правильно лечили медики, насколько квалифицированными были, да и вообще, насколько по-человечески отнеслись, — вздыхает Анна.
«Блокнот» публиковал много историй пациентов с коронавирусом. Все они жаловались на качество лечения в медучреждениях. Так, 39-летний ростовчанин Роман Войтов оказался в больнице с 70% поражения легких. По словам его мамы, Романа отказывались госпитализировать из-за отсутствия положительного ПЦР-теста. Только после того, как родственники Романа обратились в минздрав, врачи сообщили, что у него covid-19 и прислали результат. Мужчину все-таки положили в ковидный госпиталь, однако было уже поздно.
Если вас обидели, если вас не слышат чиновники, если управляющая компания творит беспредел — пишите в нашу рубрику «Обращение в редакцию». Присылайте ваши письма на электронный адрес bloknotmoskva@gmail.com или пишите в WhatsApp по номеру 89508687378.