Тольяттинские экологи: нефатальный взгляд на будущее Волги.

Вчера, 30 ноября, Волжский Институт экологии – самый осведомленный, внимательный и бдительный страж жизни и здоровья вод и земель Волжского бассейна отмечает два юбилея – 40 и 65 лет. Почему так и с каким багажом подошел Институт к своей знаменательной дате, рассказал доктор технических наук, кандидат географических наук, профессор, заместитель директора Института по научной работе Владимир Селезнев.

Владимир Анатольевич, официально у Института две даты рождения и обе юбилейные. Как так получилось?

— Дело в том, что Институт был преобразован из Биологической станции РАН, организованной в 1957-м году в Ставрополе-на-Волге при участии легендарного полярника Ивана Папанина. По сути в 83-м году произошла смена статуса и «фамилии», появился Институт экологии Волжского бассейна РАН. Административное здание, флот и коллектив ученых – все это перешло в Институт от Биологической станции. Поэтому я и считаю, что нам не 40, а 65 лет.

Свидетельства о том, что Волга начала мелеть, встречаются уже в литературе 30-х годов прошлого столетия. Но ведь река была перекрыта плотиной только в 50-х. Выходит, трансформация ее русла началась раньше?

— Преобразование Волги началось в 20-е годы, когда был разработан план ГОЭЛРО. Постепенно река стала каскадом из 11 крупных Волжско-Камских водохранилищ, созданных в разные годы. Индустриализация требовала много электроэнергии. Сегодня мы, конечно, спрашиваем: а что же тогда об экологии не подумали? Думали, но развитие энергетики было в приоритете.

Как вам видится, Институт был создан в предчувствии будущих экологических проблем? Или ставилась задача просто смирить Волгу, чтобы она «привыкла»?

— Вопрос интересный, а ответ сложный. Куйбышевское водохранилище было самым крупным в Европе природно-техническим объектом — и никто не знал, как им управлять! Ведь даже похожего опыта в мире не было. Попутно нужно было решать вопросы речного транспорта, питьевого водоснабжения, рыбного хозяйства. То есть задача стояла, в основном, определить, как рационально использовать новый водный объект.
Ученые, конечно же, прогнозировали последствия такого преобразования, но, увы, не все их рекомендации были учтены. Например, проблема массового развития сине-зеленых водорослей. «Цветение» бьет по имиджу Волги и ее туристической привлекательности, создает риски для питьевого водоснабжения, снижает потенциал рыбного хозяйства. А ведь на берегах Волги живет порядка 60 миллионов человек. Но ученые уже в 20-е годы предупреждали: каскад ГЭС снизит проточность Волги, поэтому нужно снизить антропогенное воздействие на реку за счет тщательной очистки сточных вод крупных городов, ведь при замедленном водном обмене снижается способность реки к самоочищению, и стоки становятся питательной средой для сине-зеленых водорослей.

Да и вряд ли можно было тогда предвидеть, какая гигантская промышленность разрастется на берегах Волги?

— Да, Ставрополь быстро стал крупным промышленным центром. «Большая энергетика» притянула «большую химию», дальше – ВАЗ. Да весь северный промышленный узел Тольятти подтянулся к доступной электроэнергии.

Опыт вашего Института должен быть уникальным. В какой степени и кем он востребован?

— Опыта изучения таких крупных равнинных водохранилищ в мире действительно не было. При создании Жигулевского моря были затоплены огромные территории, сток Волги стал регулироваться человеком. Так что полученные нами знания действительно уникальны, огромны и востребованы. Наших специалистов приглашали на Байкал, а ведь этот объект, находящийся под охраной ЮНЕСКО. А почему именно наших — да потому что уникальная вода Байкала вдруг зацвела! И главное – наш опыт востребован субъектами федерации. Например, в этом году в Самаре на платформе Минлесхоза был создан «Офисный кабинет» по рациональному использованию и охране водных объектов, в котором активно участвуют наши ученые. Для борьбы с «цветением» воды и для улучшения экологического состояния водных объектов на территории Самарской области необходимо сокращение сброса загрязненных сточных вод, снижение поступления сельскохозяйственных стоков и оптимизация регулирования водного режима на гидроузлах Волги. Надеюсь, что рекомендации нашего института будут учтены при реализации действующих и планируемых программ по «Оздоровлению Волги».

А что сейчас с рыбным хозяйством? Сейчас больно смотреть на фотографию 1924 года, где волжские рыбаки позируют с трехметровым осетром. Уже мало кто слышал, что когда-то в Волге ловили изумительную по весу и вкусу сельдь – залом. В 1961-м году помочь осетровым идти на нерест пытались рыбоподъемником. Не видно, что он помог…

— Уже в 20-е годы, на стадии проектирования гидроузлов, ученые говорили, что рыбоподъемники не смогут обеспечить миграцию ценных видов рыб с Каспийского моря. Так и случилось. На Волге стала изменяться структура ихтиофауны. Сегодня Китай, у которого нет ни Каспия, ни Волги, за счет развития аквакультуры поставляет миру намного больше осетровых, чем Россия. У нас сейчас выращивают мальков осетра искусственно, чтобы выпускать их в водохранилища, а каспийские сюда практически не доходят.
Сейчас на первое место в плане промыслового значения у нас вышел лещ, судак, плотва.
Я понимаю подоплеку ваших вопросов, но я все-таки не сторонник фатального взгляда на состояние и сохранность Волги. Я считаю, что таковы неизбежные издержки развития цивилизации. Исходить надо из того, как сложилось исторически. И для решения проблем рыбного хозяйства на Волге совсем необязательно прибегать к таким опрометчивым и необоснованным предложениям, как спуск водохранилищ.

— То есть вы считаете, что сносить плотины и возвращать Волгу природе, отпуская ее из плотин, — это не неизбежный шаг?

— Даже более того – это невозможный шаг.

А ситуация с Каховским водохранилищем?

— Ну, Каховку нельзя сравнивать с таким гигантом, как Жигулевское море. Даже постепенный спуск воды из водохранилища приведет к масштабным водохозяйственным и экологическим проблемам. Ведь за 66 лет здесь создана обширная инфраструктура, которая сразу будет нарушена, возникнут риски для хозяйственно-питьевого и промышленного обеспечения волжских городов, использования водного транспорта и т.д.

— Однако Институтом все же была составлена карта затопления территорий.

— Да, эту карту мы составляли по запросу МЧС, и я принимал участие в этой работе. Но здесь перед учеными была поставлена задача рассчитать зону затопления на случай внезапного прорыва плотины Жигулевской ГЭС. На случай форс-мажорных обстоятельств важно было знать: какие населенные пункты попадут в зону затопления и подтопления.

— Сейчас в рамках национального проекта «Экология» проходит федеральный проект «Оздоровление Волги». Насколько включен в него ваш Институт?

— Этот проект начался в 2019-го году, сейчас подводятся его итоги. Научной составляющей руководил Институт водных проблем РАН, он привлекал к исследованиям наших ученых. Мы занимались количественной оценкой диффузного загрязнения Саратовского водохранилища и разработкой мероприятий по охране малых и средних рек от загрязнения сельскохозяйственными стоками. Результаты исследований подтвердили необходимость снижения диффузного загрязнения. Однако, по моему мнению, чрезмерная экономия на научных исследованиях может привести к снижению эффективности экологических проектов. Например, значительные средства были выделены на проекты по расчистке русел рек. При этом научное обоснование проектов не было проведено должным образом. А ведь очень важно, во-первых, не навредить реке, а во-вторых, чтобы результат работы был эффективным. Иначе может сложиться ситуация, когда русло расчистят, а во время половодья оно снова заилится.

— Но все же с тех пор как Волга была перекрыта, лучше ей не становилось?

— Знаете, экологическое состояние Волги нельзя связывать только с ГЭС. Есть и другие факторы, такие как рост населения, развитие индустрии и сельского хозяйства. Пик антропогенной нагрузки пришелся на в 90-е годы прошлого века, волжская вода не соответствовала нормативным требованиям, например, по содержанию нефтепродуктов, фенолов. С разрушением Союза промышленная нагрузка снизилась, поэтому качество воды улучшилось ненамного, потому что активизировалась сельскохозяйственная деятельность, увеличив биогенную нагрузку, которая и приводит к росту органического загрязнения и ухудшению состояния водохранилищ. Плюс глобальное потепление, в результате которого только за последние 20 лет температура воды в Среднем и Нижнем Поволжье увеличилась на 1,5 -2 градуса.

— И это много?
—
Очень. За последние сто лет температура воздуха на планете возросла всего на один градус. А последствия? Сокращаются ледники в Арктике, тают снежники в горах, растет площадь пустынь. А рост абсолютных значений летних температур воды в водохранилищах Волги увеличивает интенсивность и продолжительность «цветения» воды. поэтому требуется разработка научно обоснованных программ оздоровления Волги, как на федеральном, так и на региональном уровнях.

— Вы могли бы сказать, что если бы подобные программы были разработаны в отношении Арала, катастрофу можно было бы предотвратить?

— Я в этом убежден. На глазах одного поколения огромное Аральское озеро обмелело и распалось на части. Это современная рукотворная экологическая катастрофа. А какие негативные последствия связаны с этим! Население было вынуждено покинуть близлежащие территории, региону нанесен серьезный социально-экономический ущерб.

— То есть ученые что-то не учли?

— К большому сожалению, да. Если бы на этапе обмеления рек Амударьи и Сырдарьи, которые питали Арал, срочно пересмотрели принципы мелиоративного использования этих рек, то катастрофы можно было бы избежать. А что сейчас? Только разрабатывать долгосрочные программы восстановления Арала. Но ведь это разрушить легко, а восстановить – крайне сложно. Именно поэтому хотелось бы больше говорить с молодыми учеными о современных проблемах Волги. Нас не должно покидать ощущение, что мы можем и должны сохранить нашу Волгу для себя и будущих поколений.

-Скажите, а в обсуждении знаменитого проекта «поворота вспять северных рек» ваш Институт принимал участие?

— Да, переброской вод северных рек в верхнюю Волгу намеревались спасать Каспийское море и нашим ученым предложили высказать свое мнение на этот счет. И они ответили, что смешивать разные по химическому составу воды рек крайне рискованно, как и переливать человеку неподходящую группу крови. С природой шутки плохи. И хорошо, что проект не состоялся.

-Что вы пожелали бы своему Институту в юбилейную дату?

— Я убежден, что у нашего Института огромное будущее. За годы работы здесь сложился деятельный коллектив, способный решать сложные экологические проблемы Волги. И я желаю коллегам веры и оптимизма, любви к своему Институту и стремления к развитию. Задача ученых – не дожидаться необратимых проблем, а предвидеть их, определять вектор научных изысканий, а дальше разрабатывать практические мероприятия по оздоровлению Волги. Важно уметь извлекать уроки из прошлого, но с оптимизмом смотреть в будущее, не забывая, что наше благополучие в будущем зависит от того, как мы работаем сейчас.