«Мы на елку повесим звезду»: как советским детям вернули Новый год

Традиция отмечать приход нового года стала для нашей культуры основополагающей только в ХХ веке, но связана она со многими древними верованиями и обрядами — немецкими, греческими, славянскими... При этом классическую новогоднюю сказку для детей и взрослых создали советские писатели, мультипликаторы, кинематографисты в 1930–1950-е годы. Подробности — в материале «Известий».

Затея Петра Великого

Первым в России принялся отмечать приход нового года 1 января Петр Великий. Это было 325 лет назад, в канун нового 1700 года. Царь видел в этом и символическое начало нового века. До Петра новый год на Руси отмечали по-разному, но не в разгар зимы. Для земледельцев важной вехой в календаре было начало весны, 1 марта, или день весеннего равноденствия — 22 марта. По православным традициям, пришедшим к нам из Византии, новолетие отмечали 1 сентября. Со времен великого князя Московского Ивана III, с 1495 года 1 сентября в Кремле ежегодно проводились торжественные молебны «О начатии нового лета». И все-таки это был второстепенный праздник, не сравнимый со Светлым воскресеньем или Рождеством.

Петр Великий после путешествия по Европе, известного как Великое посольство, провел реформу летоисчисления. Отныне в России определяли даты от рождества Христова, а не от сотворения мира, как прежде. Заодно и Новым годом стал первый день января. Петр привез из Германии и традицию украшать елку — к Рождеству и Новому году. По его указу все дома в Москве накануне 1 января следовало украшать сосновыми, еловыми или можжевеловыми ветвями. Для России это была новая традиция, и образцы наряженных деревьев выставили в торговых рядах на Красной площади. Новый век волей царя Петра Алексеевича встретили широко и бурно, но в народе традиция новогоднего праздника не приживалась долго. Слишком прочно в народе связывали еловые ветви с похоронным обрядом. Только к середине XIX века рождественская елка стала любимым детским развлечением. Постепенно завоевывали позиции в сердцах русских людей и новогодние торжества.

Конечно, праздник оставался в тени Рождества, которое отмечали широко и бурно. Но в продажу поступали не только рождественские, но и новогодние открытки. Иногда на них даже изображали Деда Мороза, хотя в нем еще не видели «доброго духа русской зимы». Просто он стал нашим аналогом Санта-Клауса — но русского деда не связывали со святым Николаем. К тому же он носил не колпак, а меховую шапку, не надевал пенсне или очки, и тулуп у него был до пят.

День 1 января в царской России был нерабочим — наряду с главными церковными праздниками и царскими днями, в их число входила дата восшествия на престол действующего монарха, а также именины императора, его супруги и его матери. По существу, Новый год стал тогда единственным постоянным светским праздником.

Елка в опале

Во время Первой мировой войны впервые со времен Петра Великого в печати стали раздаваться голоса против елки. В то время в России стали решительно отрицать всё немецкое. Даже Санкт-Петербург переименовали в Петроград. Елочные обряды пришли из Германии — значит, их следует искоренить. И представители церкви, и журналисты говорили, что эта традиция навязана нам извне, что «прадеды елок не украшали — и нам ни к чему».

«Митрополит Петроградский Владимир возбуждает вопрос о том, чтобы накануне Нового года повсеместно в империи были закрыты рестораны и другие места развлечения от 11 с половиной до 1 часу ночи. В ходатайстве указывается, между прочим, что встреча Нового года — немецкий обычай, от которого России необходимо отказаться раз навсегда» — это сообщение появилось в 1914 году во многих газетах. Елку предлагали заменить просто изображением Вифлеемской звезды и посыпанием ржи — символом обновления сил природы. Но дети к тому времени так полюбили мерцание праздничных елок, что перечеркнуть традицию не удалось.

В 1917 году переменилась не только власть, но и образ жизни. Новогодние праздники никогда не отрицал Владимир Ленин. Он рекомендовал устраивать елки для детей рабочих даже в первую революционную зиму. Потом водил хороводы в сокольнической школе, где преподавала его супруга. И даже в январе 1924 года, когда первый вождь СССР ушел из жизни, в его комнате в подмосковных Горках стояла елка, украшенная хлопушками и конфетами. Постепенно утвердилась традиция детских праздников, которые устраивались в заводских клубах. Детям показывали спектакль, для них приглашали музыкантов. А взрослые в другом зале слушали лекцию о достижениях советской власти и международном положении, а потом танцевали под граммофон.

Но вскоре после смерти Ленина Новый год угодил в опалу вместе с религиозными праздниками. Комсомольцы активно включились в «антиелочную агитацию». Правда, она была направлена главным образом против Рождества, но очень скоро активисты пришли к отрицанию всего, что связано с елкой:

Не позволим мы рубить
Молодую елку,
Не дадим леса губить,
Вырубать без толку.
Только тот, кто друг попов,
Елку праздновать готов.

А люди всё равно праздновали, всё равно ставили в своих комнатах елку и приучали детишек к этой традиции. Очень скоро и власти поняли, что бороться со столь безобидным праздником не стоит.

Сказка троих писателей

Новогодняя сказка — история, ставшая основой главного семейного праздника России, — начала складываться 90 лет назад, когда деятели культуры СССР получили неофициальный заказ — превратить Деда Мороза во всенародно любимого героя, главного волшебника страны. В 1935 году сочинять новогоднюю сказку принялись Сергей Михалков, Лев Кассиль и Владимир Сутеев.

Дед Мороз — герой, связавший советскую реальность с прошлым, с фольклорными поверьями и традициями, в основном крестьянскими. Корни этих поверий уходят в языческое прошлое. Мороз — как стихия суровой зимы — вызывал ужас. Он выстуживал до смерти, уничтожал посевы, порождая голод и болезни. В XIX веке Владимир Одоевский опубликовал сказку «Мороз Иванович», а знаменитый фольклорист Александр Афанасьев создал ставшее популярным переложение народной сказки «Морозко». Советские писатели изменили этого героя. Он стал добрым волшебником, хозяином зимнего леса, у которого в мешке хранятся подарки для всех детей. У него есть внучка — Снегурочка. В прежние годы эту «ледяную девчонку» народных сказок не связывали ни с Новым годом, ни с Рождеством. Им помогали снеговики и зайцы. Против них действовали темные силы — Кощей Бессмертный и Баба-яга, а также всяческие буржуи, которые хотели сорвать праздник. Но в финале Дед Мороз неизменно побеждал и зычным голосом провозглашал: «Раз, два, три, елочка, гори!»

В 1936 году праздник получил широкую государственную поддержку. В продаже появились раскрашенные куклы из папье-маше, изображавшие Деда Мороза и его внучку. А также маскарадные костюмы, конфетти и елочные игрушки. Среди них выделялись изображения дирижаблей и полярников, самолетов и пограничников, которые символизировали эпоху «советских чудес», когда герои «покоряли пространство и время».

«Сколько было потом новогодних сверкающих елок»

Праздник, который полюбили дети, сразу стали отмечать и взрослые. С середины 1930-х появилась традиция поднимать в новогоднюю ночь бокалы только появившегося советского шампанского.

Не ушел Новый год и в военное лихолетье. На фронте праздник был заветным воспоминанием, его связывали со светлыми образами дома, детства, друзей. Всего того, что они защищали. Юлия Друнина работала санитаркой с шестнадцати лет, с первого военного лета. Потом прорвалась на передовую. Была тяжело ранена. Ее признали инвалидом, но каким-то чудом Юлия вернулась на фронт. У нее есть такие стихи:

Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.
Посмотрела на небо — ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.
А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,
То застыла не веря: пожарами освещена
Горделиво и скромно красавица елка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?
Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели,
Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад...
Рукавицею трогая лапы замерзшие ели,
Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят.
Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!
Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь!
Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки...
Вдруг обвал артналета и чья-то команда: «Ложись!»
Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу...
Сколько было потом новогодних сверкающих елок!
Их забыла, а эту забыть не могу...

Именно поколение фронтовиков превратило встречу Нового года в главный праздник страны. Не только детский — всенародный. Люди, перенесшие нечеловеческие испытания, привыкли полагаться на собственные силы. Но они превратили один день в году в торжество мечты и надежды.

Новогодний золотой фонд

Гимном Нового года стала еще дореволюционная песенка «В лесу родилась елочка». А потом вернувшийся из эмиграции маэстро Александр Вертинский пропел:

Будет дом. Будет много игрушек,
Мы на елку повесим звезду...

И стало ясно, что праздник вобрал в себя разные традиции, от самых патриархальных до новейших советских.

Торжеству добавили обаяния такие сказки, как «Чук и Гек» Аркадия Гайдара и «Двенадцать месяцев» Самуила Маршака, как мультфильмы «Когда зажигаются елки», «Снеговик-почтовик», а потом и «Падал прошлогодний снег». Как взрослые киносказки Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь», «Зигзаг удачи», «Ирония судьбы, или С легким паром!». Всё это — новогодний золотой фонд. Этот праздник одновременно и камерный, и всеобщий. И семейный, и народный. Он лишен официоза. Во многом именно поэтому Новый год в нашей стране отмечали и отмечают особенно широко и душевно.

И в трудные, и в счастливые годы каждый из нас находит время, чтобы поздравить близких, подумать об уходящем годе, поднять тост за счастье в году наступающем. Оставаться в стороне от этой традиции просто невозможно. Мы, как в детстве, ощущаем приятное волнение в последние декабрьские дни. К нам приближается новый год — как дед Мороз на лихой тройке.

Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»