Путешествие в Новую Зеландию
Поездка в Новую Зеландию — дважды подвиг: туда нечеловечески трудно добраться и оттуда совсем невозможно выбраться. Трудно добраться — потому что лететь больше суток, меняя самолеты, часовые пояса и полушария. Невозможно выбраться — оттого что адски не хочется покидать самое красивое место на свете.
Озеро Уанака в Новой Зеландии
До Окленда я летел через Пекин. И времени между рейсами было как раз на то, чтобы поменять терминалы и вскочить в салон самолета Air New Zealand во время демонстрации фильма о мерах безопасности во время полета. И эта новозеландская короткометражка поразила меня до такой степени, что я позже нашел ее в YouTube и иногда пересматриваю теперь, когда хочу вспомнить то прекрасное настроение, с которым я летел через океан.
Лететь из Пекина — 13 часов. За это время успеваешь пару раз поесть, продегустировать четыре-пять сортов новозеландского вина, посмотреть несколько фильмов (с обязательной серией «Властелина колец» в качестве путеводителя по красотам Южного острова), выспаться и поболтать с веселой бортпроводницей. Прилетаешь под утро в Окленд в слегка взвинченном состоянии, и сама мысль о том, что надо проходить таможню, паспортный контроль, менять терминалы и снова лететь (у меня был билет на Южный остров) приводит если не в ужас, то в некое подобие уныния. Самое сложное в шесть утра — отвечать на вопросы таможенника. Потому как самое страшное преступление перед народом Новой Зеландии — завезти на территорию страны что-то такое, что может прорасти, размножиться и в конечном счете изменить экологию островов.
Куда ни глянь — везде видятся сцены из «Властелина колец»
Новая Зеландия — последняя заселенная людьми (и вообще млекопитающими) большая суша в мире. До того как бесстрашные маори лет семьсот назад приплыли сюда на своих утлых лодчонках, здесь обитали лишь птицы и насекомые. Тут и теперь нет змей, пауков или, к примеру, хищных зверей. То есть у овец (чье поголовье превышает размеры населения в десять раз) нет естественных врагов, и сказку про пастушка и волков тут никто просто не в состоянии понять. То же — с растениями. И всеми прочими элементами местной экосистемы. Потому попытка ввезти в страну яблоко или комок почвы в протекторе подошвы туристских ботинок приравнивается к страшному преступлению и карается штрафом.
Впрочем, плакаты, предупреждающие о карах за контрабандное яблоко, сопровождают прилетающего от трапа самолета и до таможенного кордона, и штрафы платят только совсем уж забывчивые или злодеи. А землю с подошв (если она действительно есть) здесь любезно счищают специально обученные офицеры в специально приспособленных для этого агрегатах. В общем, таможни бояться не стоит — стоит только помнить о ней.
Поменяв терминалы, я оказался в новой для себя реальности. В этой реальности нет очередей на регистрацию, как нет и самой регистрации в привычном нам виде. Подходишь к компьютеру, сканируешь штрихкод или вводишь фамилию, получаешь посадочный талон и багажные бирки, клеишь бирки на чемоданы, а чемоданы ставишь на транспортер. Затем — идешь к самолету, прикладывая по пути посадочный талон к сканеру. И никаких разуваний, раздеваний, потрошения карманов, выкладывания мелочи и телефонов на транспортер — ничего! Поначалу я удивлялся, а потом знающие люди мне разъяснили: угонять самолеты из Новой Зеландии некуда, ближайшая суша — Австралия, до нее — три часа лету, а у большинства местных самолетов полетный радиус — куда меньше. Вот и не опасаются здесь террористов. Что, конечно, по нынешним временам выглядит странно и непривычно. Если не безответственно!
Дороги Новой Зеландии — ровные, просторы — необъятные, горы — высокие, небо — голубое более 2 000 часов в год
Город Крайстчерч, куда я добрался из Окленда, — ворота Южного острова (в Новой Зеландии два больших острова, Северный и Южный, и сотни маленьких) и самый, пожалуй, британский город страны — с викторианскими особняками и эдвардианскими почтовыми конторами. Несколько лет назад, в феврале 2011 года, здесь произошло страшное землетрясение, и почти весь центр все еще представляет собой закрытую для посещения «красную зону». Те дома, что получили повреждения, сносят, то есть сносят практически весь старый центр, даже кафедральный собор. Впрочем, если какие-то здания и сохранились, так именно те, что были построены еще колонистами-британцами. Раньше, что и говорить, строили крепче.
Уже расчищенная часть центра заставлена морскими контейнерами разных цветов. В них – отделения банков, магазины, кафе. Все — на привычных местах, со старыми хозяевами, но в новых ярких железных скорлупках. И со словами вроде «Город, который мы любим, все еще здесь» на стенках.
На контейнерных улицах — запах булочек и свежего кофе, обычный городской шум, мамаши с колясками, зеваки и гуляки. И никакого уныния. Да, музеи города закрыты, да, половина отелей разрушена, да, в центре — горы строительного мусора и дома с вывороченным наружу нутром, но если Крайстчерч называть памятником, то это памятник не катастрофе, а человеческому духу, силе, решимости противостоять природе.
Холл и Ойлес, хозяева загородного отеля Otahuna (в 15 минутах от Крайстчерча) — американцы. Были биржевыми игроками, хорошо зарабатывали, но в какой-то момент решили, что жизнь надо менять. Поменяли резко: переехали в Новую Зеландию, купили историческое поместье сэра Хитона Родеса, джентльмена и важного местного политического деятеля, восстановили сады и огороды, открыли гостиницу с отменным рестораном.
Образец викторианской архитектуры, дом сэра Родеса, ставший отелем Otahuna, был построен в конце XIX века
Землетрясение не обошло Otahuna (на языке маори название отеля означает «холмик посреди холмов») стороной. Деревянный дом выстоял, а вот каминные трубы, возведенные в конце XIX века, рухнули. И все это произошло ровно в тот момент, когда многолетняя и многомиллионная реконструкция поместья только завершилась. Другие бы пришли в уныние, но американская пара поступила как положено киви (так со времен Второй мировой войны все зовут новозеландцев, собственно, сами новозеландцы тоже себя называют «киви»): парни не опустили руки, а начали все чуть ли не с самого начала. Старым кирпичом Холл и Ойлес выложили внутренний двор гостиницы, новые печи возвели по старым чертежам — спустя полгода после катастрофы отель снова открылся.
Дом сэра Родеса, конечно, хорош сам по себе, но окружающий его парк не просто хорош, он великолепен! Прямо перед домом — огромная лужайка, обрывающаяся в пруд. За прудом — поле, на котором каждый сентябрь расцветают сотни тысяч нарциссов. В глубине парка — «Дынный домик» (оранжерея, в которой растут дыни, тыквы и даже арбуз) и невероятный огород. И все это окружено настоящим лесом!
Вечером, после трех перелетов, прогулки по разрушенному городу, знакомства с Холлом и Ойлесом и их парком, я смог наконец-то спокойно поужинать. Мне накрыли в гостиничной библиотеке, где под аккомпанемент треска горящих в восстановленном камине поленьев и местное шардоне я наслаждался супом из цветной капусты и равиоли с копчеными грибами. Жаловаться было бы грехом, я и не жаловался.
Виноградники долины Гиббстон неподалеку от Куинстауна
На следующее утро — еще один перелет, на сей раз — до Куинстауна, туристической столицы страны. Окружающие Куинстаун горы, озеро Уакатипу, зеленые пастбища, быстрые реки — это такая каноническая Новая Зеландия, именно та страна, в которую стремятся туристы со всего мира. Здесь можно кататься на горных лыжах, сплавляться по быстрым рекам на плотах, ходить в походы, прыгать с мостов на тарзанках. Собственно, bungee jumping, прыжки с моста с привязанным к ногам длинным эластичным жгутом, как развлечение родились именно в Куинстауне. Алан Хакетт и Генри ван Аш еще в 80-х создали компанию, которая устраивает прыжки с мостов, башен, воздушных шаров и даже вертолетов. Хакетт прыгает по сей день (недавно он отличился, сиганув из вертолета с высоты полторы тысячи метров, — жгут растянулся на километр); ван Аш предпочитает (по соседству с тем мостом, где все начиналось) заниматься виноделием.
Хакетт — типичный для Новой Зеландии лихой парень: здесь все куда-нибудь взбираются, откуда-нибудь прыгают, отдаются на волю стихий. Места много, народу мало, воздух бодрит, солнце, легко прорываясь сквозь истонченный озоновый слой, напекает голову. Вот и проводник мой — обветренный и обожженный киви по имени Марк Вудвард, или просто Вуди, — настоящий сын своей земли. Обойдя все местные горы, Вуди отправился в Гималаи и взобрался на Эверест. Чуть не умер, но полюбил вершину. И стал подниматься на высшую точку каждый год. Этой осенью в восьмой раз сходил.
Вуди встретил меня в аэропорту и сразу повез на какой-то холм осматривать окрестности. Справа от нас оказались горы со звучным названием Ремаркаблз. Там, по словам Вуди, надо кататься на лыжах. Слева — воды озера Уакатипу. Там, как я увидел, можно кататься на пароходиках. Прямо под нами — Куинстаун. В котором перед восхождениями, сплавами по рекам и прыжками с привязанными к ногам жгутами собираются туристы — чтобы экипироваться, найти гидов и повеселиться. Насмотревшись, мы отправились на берег озера, в Matakauri Lodge, типичный новозеландский, то есть очень хороший отель. Небольшой, с просторными светлыми номерами, с приветливой обслугой, идеально расположенный.
Matakauri Lodge — лучший пункт для наблюдения за озером Уакатипу
Управляющий показал территорию, Джон, бармен-американец, смешал коктейль, Сесиль, официантка, провела за стол и через минуту принесла устриц из Блаффа, самого южного города Южного острова Новой Зеландии. И к ним шардоне, вернее, «шарда». Длинные иностранные слова тут сокращают, а потому шардоне становится «шардом», а совиньон — «сови».
За устрицами с шардом последовали чечевичный салат с сови и баранина мериноса с пино из долины Гиббстон. Интересно, что мериносовая порода овец, разводимая на Южном острове, мясом не славится. Мясных баранов разводят на Северном острове — здесь же, на прохладном юге, ценится тонкое руно, а не вкус ребрышек; однако же поданный в Matakauri меринос был мягок и нежен, прямо как его знаменитая шерсть.
Впрочем, нежность мериноса оказалась заслугой не повара (хотя он как минимум не испортил отменный продукт). Все последующие дни я угощался местной бараниной (а в ресторане Saffron в Арроутауне — так даже целым бараньим обедом: ягнячьими зобными железами, отбивной на кости, овечьим сыром и даже сорбетом из овечьего молока!), и мериносовая порода показалась мне вполне мясной, а вот ничего выдающегося связанного, сшитого или свалянного из шерсти мериноса я тут не обнаружил. Видно, руно отправляется в Италию, и там уже мастера Loro Piana и Zegna делают из него то, что следует. Ну или в Китай. Салфетка на моих коленях, как было указано на бирке, была «designed in New Zealand, made in China». Вот это и называется диверсификация.
Из Гондолы подъемника можно рассмотреть Куинстаун с его полями для игры в гольф
Следующие пару дней я опять был в воздухе. Только летал не самолетом, а на вертолетах. Здесь, в Куинстауне и окрестностях, они не роскошь, а именно что средство передвижения. Удаленные станции и овчарни, горные пики, долины, фьорды, берег океана достижимы только на вертолете, а потому многие семьи вместе с джипами на задних дворах держат еще и вертушки. Братья Уоллесы, овцеводы, владельцы роскошного палаточного лагеря, организаторы охотничьих сафари — не исключение. У каждого из четырех Уоллесов — по вертолету, и когда братья собираются в своем лагере, в Minaret Station (названном по имени горы Минарет), парковка оказывается заполненной «Белками» и «Воронами». Машиной до станции добраться невозможно, и семейный авиапарк дает единственную возможность всем Уоллесам оказаться в нужном месте в нужное время вместе.
Вместе с Тоби Уоллесом мы взлетели с площадки неподалеку от Куинстауна, и через час полета по самым красивым местам на свете оказались в Minaret Station, где на «горной кухне», в главном доме станции, нас ждал ужин. Позже меня поселили в одну из «палаток», в номер с огромной кроватью и японской деревянной бочкой-ванной на террасе: откуда открывался вид на долину — на реку, текущую меж гор, на сами горы. Небо иногда прочерчивала черная точка — это коршун облетал окрестности в поисках добычи.
На следующее утро после обильного овцеводческого завтрака Тоби сдал меня брату Нику, с которым мы отправились на Милфорд-Саунд — фьорд на юго-западе острова. Лететь предстояло через горы, над ледниками и вечными снегами, временами поднимаясь на трех-четырехкилометровую высоту. И вот она — прелесть вертолета: подлетая к очередному пику, Ник предложил «остановиться» на несколько минут.
«Ворон» присел на более-менее ровную площадку на вершине; не заглушая двигатель, Ник вылез из машины и выпустил меня. А я — чуть не околел. Там, на высоте трех километров, было весьма холодно. И я не говорю о ветре. Но вид того стоил! И это понял не только я, но и Питер Джексон, снимавший своего «Властелина колец» в этих самых местах.
На пароходе Earnslaw можно попасть из Куинстауна на ферму Walter Peak, где демонстрируют процесс стрижки овец и угощают чаем с бисквитами
Затем мы преодолели еще несколько пиков, а завидев берег Тасманова моря, стали снижаться — пока не достигли воды и... колонии котиков, без испуга отнесшихся к нашему появлению. Котики охраняли вход в Милфордский фьорд, «восьмое чудо света», как назвал его Киплинг, одно из самых сырых мест в мире (в год тут выпадает до 7 м осадков) и чистый образец природной красоты.
С берегов фьорда, остановившись разок еще на какой-то вершине (чтобы пообедать с видом), мы вернулись на площадку неподалеку от Куинстауна. Мое путешествие по Южному острову заканчивалось, и последнюю ночь мне предстояло провести в Eichardt’s Private Hotel, восстановленном и превращенном в прекрасный отель доме золотоискателя Эйхарда.
Я поднялся в свой номер, открыл все окна и затопил (вернее, включил) газовый камин. Прохладный воздух с озера Уакатипу ворвался в комнату, столкнулся с идущим от камина теплом и растворился в пропитанном запахами сухих трав и мебельной мастики воздухе комнаты. Уставившись в окно на озеро, окружающие его горы, идущий по нему пароходик, я в который раз подумал, что из лучших на свете мест можно уезжать, только дав себе обещание вернуться. Пришлось пообещать!
Кухня в отеле Eichardt’s Private Lodge
Как добраться
Лететь придется с пересадками: каждый день из Москвы в Окленд летает Emirates с пересадкой в Дубае (билет — от $625, в пути — 27 ч). До Крайстчерча можно добраться, минуя Окленд, также рейсами Emirates с пересадкой в Дубае (билет — от $1 375, в пути — 29 ч). Местные перелеты можно забронировать на сайте.
Гражданам России необходима виза. Информация на сайте посольства.
Где жить
Крайстчерч
Многие здания здесь, в том числе гостиничные, пока не восстановлены. Остановитесь в историческом отеле-поместье Otahuna Lodge (ночь — от $1 637, включая завтрак, ужин из пяти перемен, местные вина, аперитив и стирку).
Куинстаун
Идеально расположенный на берегу озера Уакатипу, в нескольких километрах от города, небольшой (16 номеров и 8 вилл) отель Matakauri Lodge с рестораном (ночь — от $2 075, включая завтрак, коктейль, ужин), входит в гостиничную сеть Relais & Châteaux. Бывший дом золотодобытчика Эйхарда Eichardt’s Private Hotel, так же как и Matakauri, стоит на озере (ночь — от $817), но в центре Куинстауна.
Южные Альпы
Minaret Station, первый в Новой Зеландии палаточный лагерь категории люкс расположен в горах, единственный способ до него добраться — на вертолете ($3 670 на двоих в шале за одну ночь, включая перелеты вертолетом из аэропорта и обратно в аэропорт Уанака или Куинстаун, завтраки, обеды и ужины с вином, экскурсии с гидом).
Чем заняться
Компания Alpine Helicopters организует полеты на Милфордский фьорд, в Южные Альпы, на озера и по местам съемок «Властелина колец», а также доставляет постояльцев в лагерь Minaret Station и организует пикники в горах. База — аэропорт Уанака.