Методы крещения автохтонного населения Западной Сибири в конце XVI — XVII вв.

Печатный аналог: Софронов В.Ю. Методы крещения автохтонного населения Западной Сибири в конце XVI–XVII вв. // Омский научный вестник. 2006. № 9 (47). С. 21–23.

К методам, которыми пользовалась Русская Православная Церковь (РПЦ) в Западной Сибири на первоначальном этапе становления государственности во вновь присоединенном крае, следует отнести крещение северной родовой знати. Присоединение к Московскому государству заставило правителей северных феодальных образований (княжеств) решить для себя вопрос не только политического и административного подчинения новой власти, но и принятия веры сюзеренов. Подобный путь проходило большинство правителей земель, которые попали под владычество Русского государства. По отношению к ним русское самодержавие считало необходимым «государскою милостью обнадеживать», «держать ласку и привет», «устраивать в государеву службу», ставить на денежное и хлебное жалование, «а будет кто из них женского пола, женки или девки, похотеть креститься, и тех женок и девок велеть крестить, и выдавать замуж за новокрещеных и за русских служилых людей»[1].

Г. Ф. Миллер сообщает о крещении кодских князей Алачеевых:

«Отправившись в 7107 (1599) г. на Москву, мать князя Игичея и один из его сыновей, принадлежавшие к фамилии Алачеевых и жившие в Коде, приняли христианство и получили соответственно имена Анастасии и Петра»[2].

В 1600 г. решился перейти в православие один из обдорских князей, окрещенный в Москве в царствование Федора Иоанновича, когда прибыл в столицу «по делам управления вверенного ему народа» (в 1600 г.). При крещении он получил православное имя Василий, в честь чего в Обдорске в 1602 г. был заложен храм во имя Св. Василия святителя Кесарии Каппадокийского[3]. Но следует отметить, что сын князя Василия, Мамрук, и его потомки (Молюк, Ермак, Гында, Тучабалда, Аида) православных идей не разделяли и известны как стойкие приверженцы языческих верований [4]. Вслед затем был окрещен с именем Александра Пелымский князь Учет, а в 1633 г., но уже в Тобольске, кодский князь Никифор Алачеев-Лабан вместе с семьей[5].

Если первым на территории Югры (в конце XVI в.) стал храм в Березове во имя Одигитрии и Свято-Троицкий в Березове, предназначенные для русских переселенцев, то практически одновременно с ними стали возводиться культовые сооружения и для аборигенного населения[6].

В княжестве Кода в 1603 г. заложили церковь во имя Зосимы и Савватия; в Мангазее — в 1603 г.; Березове — в 1605 г.[7] Расходы на их строительство и содержание брало на себя государство[8]. П. А. Словцов совершенно верно указывал на этот счет:

«Политическое возобладание русскими Сибирью равномерно совершалось и в христианском разуме, через сооружение часовен, церквей, монастырей и соборных храмов. Общее правило тогдашних русских: где зимовье ясачное, там и крест или впоследствии часовня»[9].

Но им не отмечено, что практически во всех княжествах закладка церквей становилась возможной после принятия православия местными князьями и вслед за фактом крещения следовало как бы подтверждение в причислении к православию — строительство храма.

Обратим внимание и на другие принципиальные расхождения в отношении московских властей к их вновь обретенным подданным: появление в столице северных князей обычно заканчивалось их крещением, но ничего подобного мы не наблюдаем с родовой знатью из числа сибирских татар. Первым, кто был доставлен в Москву посольством Ермака стал пленный царевич Маметкул (Мухаммад Кули Султан) (1584), по некоторым сведениям племянник хана Кучума. Он перешел русскую службу, участвовал в войнах с Литвой и Польшей, в 1590 г. командовал передовым полком в войне со Швецией, в 1598 г. — передовым полком в походе на Крым[10]. Но нигде не упоминается о его крещении. Точно так же попали в Москву (1598) и другие родственники и сподвижники хана Кучума: Канай, Кумыш, Бибадшах, Молла, Ишмухаммад, Асманак, Алтанай и их сестры. Крещение в Москве принял лишь один сын хана Кучума — Абу-Л-Хайр в 1600 г. под именем Андрея Кучумовича. Можно допустить, что и остальным царевичам было предложено перейти в православие, но они на этот шаг не пошли. Зато «кучумовичи», внуки прославленного хана, жившие непосредственно в России, приняли крещение абсолютно все. Такое же отношение к сибирским мусульманам преобладало и в более позднее время, когда формировались казачьи полки из так называемых «юртовских служилых татар», куда набиралась родоплеменная знать тюрко-монгольского мира[11]. Находясь на военной службе, они сохраняли мусульманское вероисповедание[12].

Как можно интерпретировать это различие в подходе к национальной сибирской знати? Немаловажную роль играло вероисповедание. Но известны довольно многозначительные случаи перехода знатных татар в православие и вряд ли сибирская аристократия оказалась более стойкой в вопросах веры. Скорее всего, в случае приглашения к смене веры преобладающее значение играли политические мотивы: северные князья приняли русское подданство практически без сопротивления власти Москвы, в то время, как правящая верхушка Сибирского ханства вступила в военный конфликт первоначально с дружиной Ермака, а затем с царскими воеводами. По отношению к ним принимались меры: пленение в бою, отправка в Москву, изоляция с сохранением титулов «царевичей», использование на воинской службе. За короткий срок сопротивление правящей династии шейбанитов было подавлено. Так же поступили и с последним представителем из рода Тайбугинов — князем Сейдяком, которого пленил основатель Тобольска Данила Чулков и вывез в Москву. Законных представителей, которые могли бы претендовать на сибирский трон, не осталось. Местная родоплеменная татарская знать реальной властью не обладала и не представляла опасности, а потому не была подвергнута крещению.

Вероятно до правителей северных княжеств доходили сведения о поимке «кучумовичей» и их отправке в Москву. Они не могли не понимать, что в случае отказа от крещения их также могли лишиться своего господствующего положения. Если татарским пленникам никто не обещал возвращения на родину, где они могли возглавить сопротивление Москве, то обдорскому, кодскому и пелымскому князьям предстояло сделать выбор: вернуться в свои владения крещеными или остаться в столице в качестве почетного пленника, и они принимали из двух зол меньшее. Надо полагать, что принятие православия становилось залогом лояльности, пробным камнем признания власти Москвы, но отнюдь не духовными исканиями, которые могли бы привести к смене жизненных ориентиров. И в дальнейшем мы покажем, что активными христианами значительно чаще становились выходцы из «черного люда», живущие в близком соприкосновении с русским населением Сибири, чем родовая верхушка, принявшая крещение ради сохранения своего правящего положения. Как видим, если родовая знать северных княжеств под давлением нового сюзерена хотя бы номинально приняла крещение, то по отношению к правящему клану сибирских татар, исповедовавшему ислам, Москва выбрала иную политику[13].

Но по отношению рядовому автохтонному сибирскому населению неопределенность по вопросу его крещения сохранилась на протяжении всего XVII столетия, о чем говорит царская грамота, направленная в 1685 г. Сибирскому митрополиту Павлу:

«…для того, что Сибирь Государство дальнее и состоит меж бусурманских и иных вер многих земель, чтоб тем Тобольских Татар и Бухарцов и иных земель приезжих иноземцов не ожесточить, и от Государской милости их не отгонять, и Сибирскому государству какого повреждения не учинить»[14].

Таким образом, методы христианизации Западной Сибири с самого начала после ее присоединения к Москве, совпадали с методами и задачами укрепления государственности в крае: опираясь на местную родовую знать московская администрация оставляла за ними все властные полномочия, которыми они владели и ранее, и в качестве проявления лояльности им предлагалось принять крещение, открыть в своих землях православную церковь, пригласить священника и пр. Но подобные методы распространялись лишь на туземную знать, которая исповедовала язычество и не была объединена единой религиозной монотеистической идеей. К верхушке исламской знати данные методы не применялись. Не привлекалось к крещению и рядовое туземное население, если от него не исходила личная инициатива по переходу в православие. Следовательно, на первоначальном этапе освоения Западной Сибири Русским государством всеобщая христианизация края не стояла на повестке дня, поскольку необходимо было укрепление основ государственности и стабильности, что требовало соединения усилий местной администрации и православной церкви.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. ГУТО ГА в Тобольске. Ф. 144. Оп. 1. Д. 2. Л. 8об.; Иринарх. (И. С. Шемановский). Хронологический обзор // Православный благовестник. 1912. №1. С.41; Главацкая Е. М. Политика русского правительства в отношении коренных народов Севера Западной Сибири в XVII в. (На материалах Верхотурского, Пелымского, Березовского уездов) // Автореф. канд. дисс. Екатеринбург. 1992. С. 8.
2. Миллер Г. Ф. История Сибири. М. Т. II.. 2000. С. 25.
3. Герасимов В. Н. Обдорск (исторический очерк). Тюмень.1909. С. 35; Голубинский Е. История русской церкви.- М. Т. II. Ч. 1. 1990. С. 263.
4. Абрамов Н. А. Об остяцких князьях // ТГВ. № 24. 1857. С. 220.
5. Абрамов Н. А. О введении христианства у березовских остяков // Город Тюмень. Из истории Тобольской епархии. Тюмень, 1998. С. 339.
6. Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт первых ее насельников // П. Н. Буцинский. К истории Сибири. Тюмень, 2003. С. 136.
7. Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 1, 2. М.-Л. 1937. С. 242-244, 247, 267; Полное собрание русских летописей. (ПСРЛ). Т. 36. Ч. 1. 1987. С. 40.
8. Перевалов В. А. Русская православная церковь в Северо-Западной Сибири в конце XVI — XX начале вв. // Русские. Материалы VII–го Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск, 2004. С. 166.
9. Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири. Кн. 1. М., 1836. С. 36.
10. Вельяминов-Зернов В. В. Исследования о касимовских царях и царевичах. Ч. III. СПб., 1866. С. 46-54.
11. Бахрушин С. В. Сибирские служилые татары вXVII в. // С. В. Бахрушин. Научные труды. Т. III. Ч. II. М., 1955. С. 156.
12. Тычинских З. А. Об особенностях татарского казачества // Русские старожилы. Материалы III–го Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск-Омск, 2000. С. 113.
13. Перевалова Е. П. Обдорские князья Тайшины // Древности Ямала. Екатеринбург-Салехард, 2000. С. 165.
14. ПСЗ. Т. 2. СПб., 1825. С. 662–663