Уфа и черные асфальтоукладчики

— Турян, ты больно-то не высовывайся, — прошептал мне Марат, — они хоть и большие да шумные, но появляются как ниоткуда, в 80% их вообще не видел никто, а асфальта нет, как нет. Я стараюсь выходить в четыре-пять утра, тогда меньше шансов попасться Резакам. Помнишь Серегу-то? Наглый, смелый, средь бела дня на свежие раны битумом начинал капать. И где он сейчас? Разные ходят слухи про него, и что в Резака обратили, и что вместе с крошкой и песком смешали.

Мы сидели в мокрых кустах и внимательно рассматривали карту, кое-как нарисованную неумелыми руками в Пейнте. На карте все улицы и переулки Уфы со специальными пометками тех мест, где Резаки сняли часть асфальта, вроде как под ремонт проезжей части. На каждом участке кроме размеров участков еще и время, говорят, что должен пройти, по крайней мере, месяц, чтобы можно было уложить сверху новый асфальт, иначе Резаки снова придут и снимут, были случаи, когда они снимали свежеуложенный асфальт уже через день. Кодекс у них такой, поперёк слова им не скажи, хотя никто с ними разговаривать и не пытался.

Тут Марат опять зашептал: «Все, вроде нет никого и машин не видать, иди лей битум, а я тачку подтащу со смесью, быстро закидаем, разровняем и деру, этому участку всего три недели». Но Резаков тут не видели очень давно, может, в другой район ушли снимать асфальт, может, запамятовали совсем, может, еще что. Давай, давай быстрее, надо еще успеть деньги за работу получить у районного главы, молоко за риск и охранную грамоту, если вдруг нас изловят.

Я выбежал на середину дороги, споткнулся и чуть не расплескал ведро с битумом. Марат сзади зашипел негодующе. Я поставил ведро, сбегал обратно в кусты за кистью, забыл, вернулся, плеснул из битума туда, где верхний слой асфальта снят, размазал. Плеснул в другом месте, размазал. И так раз десять, пока ведро не кончилось. Слава богам, битума хватило, теперь Марат быстро накидает лопатой горячего свежего асфальта, мы прокатаем его тяжелой болванкой и убежим, молясь про себя, чтоб Резаки не сняли его опять. Я, кстати, с детства не понимал, почему мы с ними враждуем, почему так много нужно ждать, чтобы залатать дорогу, что за религия такая, но этого мне никто до сих пор объяснить не может — так у дедов повелось, так и мы будем делать. К тому же у Резаков разговор короткий: «У нас священный Наряд», и хоть тресни. 

От районного главы шли молча, каждый погруженный в свои думы, я попинывал ведерко, Марат смотрел на колесо тачки, наблюдая за лопнувшим сбоку протектором. Вдруг он бросил тачку, с силой дернул меня за рукав, затащив за угол.

— Рватели, Рватели там, — сам себе закрывая рот и вращая полоумными глазами, пискнул Марат.

Я тихонько выглянул и увидел тяжелую машину с тремя оранжевыми небритыми человеками спереди. Они вырывали старые бордюры, оставляя с краю дороги глубокий неровный шрам.

«Увидеть Рвателей и не умереть», — взбудоражено подумал я. Теперь это ров будет два месяца как минимум. Рватели хоть и привозят потом новые бордюры, но просто их раскидывают вдоль, не устанавливая. Считается, что Рватели дают дороге дышать, напитаться силой. Мы иногда сами устанавливаем новые бордюры, но только так, чтоб Рватели не нашли наших следов. Мы — Ровнятели.