К вопросу о сложности обретения исторического знания

Парадоксы истории. Не так давно целый ряд читателей ВО обратились ко мне с предложением написать о работе историка, показать ее изнутри. И – да, тема показалась мне интересной. Но я подумал, что есть смысл расширить ее еще больше и рассказать о тех парадоксах этой науки, которые связаны с нашим знанием о прошлом. Как и всегда, я не буду писать «в общем и целом», ссылаясь неведомо на кого. Первые статьи будут целиком построены на моих воспоминаниях. Кстати, мемуарную «часть» большинство читателей ВО также одобряют. И выгода в этом та, что так мы сразу одним выстрелом убьем двух зайцев.

Склад истории

Начну, понятно, с детства, откуда все и идет (сейчас в 66 лет я это особенно хорошо понимаю!). В детстве мне повезло. Дома в сарае был целый склад учебников истории, начиная с 1936 года. И не было для меня большего удовольствия, чем раскладывать рядом книги за разные годы и сравнивать в них картинки. А потом еще и тексты читать. Так, благодаря этому, я, например, узнал, что в старых советских учебниках история Руси и Запада давалась параллельно и было легко сравнивать: что у них, что у нас! Почему от этого отказались после войны, я до сих пор не совсем понимаю…
Став постарше, я всем говорил, что буду историком, «как мама». Да и не было у меня перед глазами другого примера. В школе по истории я не знал, как получают четверки, участвовал во всех олимпиадах. Словом, был «гордостью школы» и одновременно… ее проклятием в области математики. А уж сколько крови мне попортил наш математик Пепин Короткий (прозвище, которое я же ему и придумал, потому как роста он впрямь был… более, чем «невысокого»). А я ему – и не сосчитать.

Историк с английским акцентом

Естественно, что дорога мне была прямая в педагогический институт. Но там вышла заминка: чисто исторического факультета не было, поскольку ввели новацию - специальность «история и английский язык». Но так как я закончил спецшколу с английским языком со 2-ого класса, то проблем в данном случае не возникло. Даже наоборот: я легко делал то, на что у других уходило много времени. А я его использовал, чтобы ухаживать за девушками, которых у нас в двух группах (общей численностью 50 человек) было больше половины.
Как нас учили? Был пьяница профессор и доктор наук, который мог прийти на лекцию с красной рожей и, тыча в студентку пальцем, сказать:
«Вправляли ему мозги», давал он слово не пить, но…
Кстати, был он другом моего родного отца, и много раз об этом заявлял вслух (уровень педагогического такта). Чем доставлял мне массу хлопот: приходилось учить так, чтобы никто не мог заявить, что оценки у меня незаслуженные.
Мы подробно изучали «Салическую правду» и ее отличие от «Рипуарской правды», «Правду Ярослава» и «Правду Ярославичей», тексты летописей, Карамзина, Соловьева, Рыбакова… Господи, какие потрясающие объемы информации. И ведь не было интернета. Все приходилось читать вживую.

Сельский учитель

Историю КПСС нам два года читал доктор наук профессор Морозов. Интересно читал. Этот был… «другом моей матери». Правда, вслух при других студентах у него хватило ума этого не говорить. Но… раз уж у тебя учится сын твоей «подруги». Ну помоги ему в карьере? Помог! Дал доклад «Культ личности Мао Цзэдуна и его последствия». Тут надо напомнить, что (учился я в своем институте с 1972 по 1977) тогда все и везде у нас критиковали Мао.

Ну и какой я мог доклад сделать? На каких источниках? На газете «Правда»? Потом, уже когда я стал сам преподавателем ВШ, я никогда не давал своим студентам таких непосильных работ. Хочешь заниматься наукой? Вот тебе тема на архивных материалах, газетных – иди в архив и работай. Например, «Сообщения Совинформбюро о потерях советских и германских войск в годы войны». Да, 1418 газет пришлось студенту просмотреть. Но это было маленькое, но его личное исследование. По его силам. А не про «Мао Цзэдун… плохой».

Что меня удивляло? Для того, чтобы преподавать в деревенской школе, наши знания были избыточными. Не помешало бы больше внимания уделять педагогике. Научный коммунизм, диамат и истмат учителю средней школы тогда вообще не требовались, но всем этим нам головы забивали очень крепко. Плохо давали такой важный предмет, как историография. Хотя, опять же, – а зачем он педагогу сельской школы?

Как бы там ни было, но институт я закончил. Четыре года отработал в сельской школе. А в 1982 году стал работать в нашем Пензенском Политехническом институте ассистентом кафедры истории КПСС. К каждому занятию приходилось читать соответствующие ленинские работы. Но одновременно мне было поставлено жесткое условие за три года сдать кандидатский минимум и поступить в аспирантуру. Иначе – на вылет.

Рождение моделиста

Кстати, именно тогда, в начале 80-х я как раз и начал интересоваться танками. Сначала чисто утилитарно. Еще в деревне принял участие во Всесоюзном конкурсе Минлегпрома на лучшую игрушку, посвященную 110-й годовщине со дня рождения В.И. Ленина. И победил на нем с моделью танка «Борец за свободу…». Потом в 1984 году занял уже второе место на этом же конкурсе (о чем написал даже журнал «Техника-молодежи»). Ну, премия, конечно: поездка на знаменитый «Огонек», подарки главного инженера для дочери. Все это было приятно. Но понравилось делать модели танков. А как их делать, если не разбираешься в танках? Ну и я начал читать все, что можно. Так началось мое самообразование к этой области.
В селе я получал журналы «Техника-молодежи», «Моделист-конструктор», «Наука и жизнь» и «Вопросы-истории». Последний оказался для меня избыточным по уровню информирования, но я заставлял себя его читать.

В деревне же начал писать статьи в газеты: «Кондольская правда», «Советская Мордовия», «Пензенская правда» и «Советская Россия». И хотя это были статьи «так себе», руку я на них набил. И уже с 1980 года начал писать и в журналы: «Моделист-конструктор», «Семья и школа», «Школа и производство», «Клуб и художественная самодеятельность», «Техника-молодежи».

Ну, а тут пришлось начать сдавать кандидатский минимум с английского. Для этого нужно было перевести на русский язык книгу, не изданную в СССР. Со справкой из Книжной палаты, да еще и по специальности. Нашел такую про американского коммуниста Питера В. Коччиони. Начал переводить. Убедился, что английскому в школе меня учили лучше, чем в вузе. (Но и в школе учили плохо). Перевел книгу в объеме 90 страниц. Сдал экзамен на отлично. И не удивительно – видел и слушал, как сдают другие. Это был анекдот. Соискатели в погонах мучали язык: «Зиз из…». Но всем поставили тройки, и они «переползли» этот рубеж. (А ведь, по сути, все они экзамен не осилили. Но… «сдали» и «попали в науку»).

Экзамен по философии мне (в плане образования) ничего не дал. А вот два экзамена по истории КПСС, включенные в кандидатский минимум, дали очень много. То есть я тупо брал тома Полного собрания сочинений В.И. Ленина и читал. Притом, что еще и вел семинары у студентов. Нагрузка была такая: 15-16 групп в день. Встречаюсь (теперь уже иногда) с доктором наук, профессором Карнишиным и его супругой (тоже д.и.н., профессором): вспоминаем молодость, как вместе начинали ассистентами, и смеемся. После того нам было уже ничего не страшно: шесть часов с 8 утра, потом еще у вечерников - с 19 до 22:30. И так почти каждый день. Так что поневоле наизусть будешь «Ленина знать».

В аспирантуре Куйбышевского госуниверситета мне пришлось работать в архивах ОК КПСС Куйбышева, Ульяновска, Пензы, архивах вузов этих городов, а также в архиве ЦК ВЛКСМ в Москве. В диссертации нужно подтвердить каждый факт, каждую цифру, так что умение работать с архивными делами, искать информацию – это опыт бесценный. И тем, кто с этим не знаком на собственном опыте, этого просто не понять.

Танки зовут

После успешной защиты диссертации в 1988 году передо мной встал вопрос: а что дальше? И вот тут мне очень помогли… англичане. Моделирование БТТ я в то время считал уже своим законным хобби. О том, как делать модели танков, уже написал в книгах «Из всего, что под руками» и «Для тех, кто любит мастерить». Получил авторское свидетельство на промышленный образец «Игрушка плавающий танк» и решил написать в Англию: мол, есть ли у вас моделисты БТТ? И если есть, то почему бы мне (такому крутому моделисту) с вами, господа, не переписываться?
И… мне ответили! И прислали их журналы для моделистов. И увидел я, что со всем нашим НТТМ и «развитием творчества юных», мы сидим в глубокой… яме. Что наши люди лишены доступа к массе прекрасного. И при этом нам наши вожди еще имеют наглость говорить о том, что «Запад загнивает». Это мы загниваем, вот о чем подумалось, когда я держал в руках присланные мне оттуда журналы. «Сидим в параше» и не знаем мира вокруг.

Вот тогда-то я и оценил свое знание английского. Тут же начал публиковать статьи-переводы из их журналов в наших советских: «Авиация и космонавтика» и в том же «Моделисте-конструкторе». А в их журналах - статьи «про нас». Потому что мы для них в то время были тоже диковинкой - вроде папуасов.

Художник Игорь Зейналов мне тексты оформлял. А я писал про униформу гражданской войны в СССР, стрельцов Алексея Михайловича, про нашу крепость Пенза, засечные черты и даже… про Ледовое побоище и про то, как там их рыцари утонули… Гонорары перевести тогда было невозможно, и я просил посылать их между заклеенных страниц.

А еще «противные» англичане предложили мне бесплатное членство в их ассоциации моделистов БТТ, лишь бы я только писал им свои статьи и присылал фотографии сделанных моделей. Ведь я делал-то их своими руками от начала и до конца. А там под «моделизмом» понималось совсем другое.

Звезда и крест

И тут я решил, что надо не только историей КПСС заниматься, но и тем, что мне интересно, что я знаю. А что я знаю? А ничего по большому счету. И поехал я на работу в архив МО. Осенью 1990 года я впервые туда попал. И попал с благословения архимандрита Иннокентия, одного из «сотрудников» конторы Московского митрополита.

Нашел в газете фото танка Т-34 с пушкой ДТ-5 и надписью: «Дмитрий Донской» на башне. Узнал, что это были танки, построенные на деньги РПЦ. Поехал в Загорск (там эта контора тогда была, в Лавре). И говорю, что хочу написать книгу «Звезда и крест» о боевом пути этих танков. А мне Иннокентий в ответ:

Это был, я бы сказал, - удар.

А как же «никто не забыт и ничто не забыто»? Как же «Этот день мы приближали как могли»? Ведь получалось, что те, кто воевал на танках, на деньги церкви купленных, хуже, чем те, кто воевал на танках «Тамбовский колхозник»? Потому что про «колхоз» все есть, а про танки, купленные на деньги верующих, – ничего.

Кстати, я тогда так ничего в архиве МО и не нашел. Проторчал там месяц и… ничего. Сами сотрудники уже восхитились моей настойчивостью и стали помогать. Но они тоже ничего не нашли.

Информацию удалось раскопать уже при «ельцинском режиме». А в эпоху СССР ее почему-то считали страшно секретной…

Но тут грянула осень 1991 года. Собрали нас (преподавателей кафедры истории КПСС, лекторов ОК и РК КПСС, пропагандистов и агитаторов, бывших полковников-отставников и молодых кандидатов наук) и говорят – «более не надобны». Но так как кадры преподавателей вашего уровня невосполнимы, то… вот вам полгода на переквалификацию. И разбежались мы по соседним вузам - «менять ориентацию».

Я выбрал родной пединститут и прошел переподготовку на кафедре МХК – «Мировой художественной культуры». Вот так начался новый этап и в моей преподавательской карьере, и в карьере историка…

Продолжение следует…

Let's block ads! (Why?)