Фестивалю «Кинотавр» удалось примирить жанр и реальность

С начала новой эры «Кинотавра» – момента, когда в 2005 г. его приобрел самый амбициозный из российских продюсеров Александр Роднянский, – фестиваль заявлял одну внятную цель: объединение разрозненных княжеств с условными названиями «простое доброе кино», «кино не для всех», «жанровуха», «чернуха» и проч. в некую кинематографическую Русь, где критериев разделения будет ровно два – талантливо или не очень. В погоне за универсальностью фестиваль ожидаемо бросало в крайности: 10 лет назад, когда из кинотавровских лабораторий на свет появились эстетствующие «новые тихие» – Борис Хлебников, Николай Хомерики, Бакур Бакурадзе, – «Кинотавр» (в том числе с трибуны Госдумы) обвиняли в нездоровой элитарности и попытке сконцентрироваться на самых противных сторонах российской жизни. В прошлом году критики, напротив, диагностировали, что тело фестиваля поражено яркими пятнами фальшивой телевизионной эстетики. Пока разные культурные кланы пеняли «Кинотавру» на то, как далек он от жизни, он шел от полюсов к золотой середине. В этом году отборочная комиссия собрала конкурс, в котором провинциальное смешалось со столичным, зрительское – с авторским, интеллектуальное – с эмоциональным. А жюри во главе с Евгением Мироновым, которого уважают и художники, и государственники, чрезвычайно метко раздало призы.