«Украинский солдат хотел изнасиловать меня на глазах дочерей»: жительница Марьинки рассказала «Антифашисту» о жизни в оккупации
Городок Марьинка к западу от Донецка ведёт свою историю с XIX века. В период с 1918 по 1919 годы Марьинка побывала под контролем австро-германских, белых и красных войск. Немецко-фашистская оккупация города длилась с 11 октября 1941 года до начала сентября 1943 года. За годы оккупации фашисты вывезли на принудительные работы в Германию около 2 000 парней и девушек, сожгли педагогическое училище, разрушили школу, библиотеку, Дом культуры превратили в конюшню, а Марьинскую МТС вывезли в Германию. Всего на фронтах Великой Отечественной войны погибло 5 075 солдат из Марьинки.
Сколько продлится современная оккупация Марьинки украинскими националистами - неизвестно никому. 11 мая 2014 года городок практически полным составом вышел на референдум и проголосовал за независимость Донбасса от Украины. А уже в июле на Марьинку посыпались снаряды «Градов», город начал хоронить мирных жителей. Второго августа в результате боёв ополчение оставило Марьинку, и город заняли украинские националисты. С тех пор местные жители находятся в оккупации. О том, каково это - жить в оккупированном Украиной городе, «Антифашист» поговорил с мирной жительницей Марьинки, Людмилой Рябухой.
Людмила родилась и выросла в Петровском районе Донецка. В 20 лет она перебралась в Марьинку к своей родной бабушке. Вышла замуж, родила детей. А потом в её город пришла война.
- Люда, ты помнишь первый серьёзный обстрел города? Как это было?
- Да. Это был июль, 11 число. В 10 вечера украинцы ударили по городу из «Градов». Был поздний вечер, многие уже спали. В одном из домов снесло пятый этаж с людьми, утром в соседних дворах люди собирали головы погибших. Много людей погибло на Ворошилова, рухнула плита и перекрытия дома. В молокозавод «Лактис» попали тоже. Люди стали бежать прятаться, бежали в сторону коровников, подальше от города. Началась паника. Инвалиды на костылях, в колясках, маленькие дети, старики - все бежали к этим коровникам. А в 4 утра 12 июля всё повторилось - город снова накрыли из «Градов».
- Кто стрелял?
- Украина, конечно. Ведь Марьинка тогда была под ДНР. Мы тогда перепугались ужасно. На руках восьмимесячная дочка. Нужно было бежать куда-то подальше от войны. Донецк уже был под обстрелами, многие наши горожане тогда подались в соседнее Курахово - там тогда не стреляли, но город был под Украиной. Тогда перед Украиной ещё не было того страха и ненависти, что есть сейчас. Поэтому поехали без опаски, главное было спастись от обстрелов. Как выяснилось, это было ошибкой. В Курахово уже лютовал «Правый сектор». Ходили тогда ещё в гражданской одежде, присматривались ко всем приехавшим из Марьинки. Нас поселили в общежитии для студентов. Женщин поставили готовить на кухне для военных и убирать, а мужчин отправили рыть окопы. И сказали, что скоро заберут воевать на передовую. Мы, как услышали об этом, тут же засобирались назад. Муж сказал, что он не представляет, как это - стрелять в тех, с кем всю жизнь прожили вместе. Нас не хотели выпускать оттуда, говорили, что скоро Марьинку снова будут обстреливать. Но мы несмотря ни на что вернулись домой. Таким образом, в Курахово мы пробыли всего неделю. Когда ехали домой, видели танки, которые потом стреляли по нашим домам в Марьинке. А через две недели украинцы захватили наш город.
- Как это было?
- Это было 2 августа. Бой начался в 12 часов дня. Был очень-очень сильный обстрел. Спрятаться нам было негде. Мы и наши соседи набились вдесятером в одну машину, сидели друг у друга на головах в прямом смысле слова. Но тогда на это никто внимания, естественно, не обращал. Было не до комфорта. Ехали буквально куда глаза глядели, лишь бы подальше от города. По полям уже летали «грады», по дорогам мчались «скорые». ДНР оставляла Марьинку.
Остановились мы в итоге на ставках в Екатериновке. Разбили там палатки. И прожили в палатках на берегу ровно неделю. Продукты закончились, деньги тоже. Пришлось нам возвращаться в Марьинку.
- Что вы там увидели?
- Мы вернулись и как-то сразу попали под облаву, на зачистку. Всех мужчин на нашей улице построили вдоль стены, лицом к ней, ноги на ширине плеч. У моего кума была татуировка на теле, он служил в российской армии - родился и вырос тут, потом родители уехали в Россию, он там учился, служил в армии, потом вернулся в Марьинку. И вот они заметили у него татуировку ВДВ. Начали бить прикладом по ней, сказали, что сейчас расстреляют. Подумали, что он российский военный. У кума на попечении больная бабушка. Только тогда, когда они в этом убедились, убедились, что он местный, не стали расстреливать. Но бросили в подвал его дома дымовую шашку, сказали: «на всякий случай, вдруг, там сепаратисты засели».
В городе не было света и воды, все коммуникации были разбиты. Четыре дня мы просидели без хлеба. Ни один магазин не работал. По городу ездили танки с украинскими флагами, ходили нацики. Мэр привёз хлеб, нам на большую семью дали всего одну буханку. Воды не дали. Мэр сказал идти просить в церковь. Я пошла, а церковь закрыта, никого нет, зато на деревьях сидят нацики разрисованные.
- Как это?
- Ну не знаю. С раскрашенными под цвет зелени лицами сидели на деревьях. Я испугалась, убежала домой. Потом начали давать гуманитарку, но нашей семье она не была положена, поскольку у нас прописка донецкая. Нам сказали: «Едьте получайте в Донецк, мы даём только тем, у кого местная прописка». Пришлось мне ехать через блокпосты, оформлять гуманитарку в Донецке. Денег на детей мне тоже не платили из-за прописки. Я всё оформляла в Донецке и ездила через посты получать. Есть было нечего очень часто нам, муж ходил на рыбалку, ловил рыбу - так и выживали первое время.
Потом муж начал зарабатывать, стал ремонтировать телефоны. Чуть-чуть полегче нам стало.
Но иногда под телекамеры гуманитарку нам привозили военные. И мы знали, что, если привезли гуманитарку и приехали телевизионщики, значит вечером будут стрелять.
- Кто и по ком будет стрелять?
- Украинские военные по мирным жителям Марьинки.
- Зачем?
- Днём они снимали сюжеты о том, как военные украинские нам помогают. А вечером сами же для телевизионщиков устраивали обстрелы, чтобы те всё засняли. И потом показывали по телевизору, как украинцы нам помогают и как тут же ДНР обстреливает и убивает.
- Ты сама участвовала в таких съёмках?
- Да, один раз к нам домой привезли гуманитарку. Военные на хаммерах. С ними приехала «скорая», померяли бабушке давление перед телекамерами, дали каких-то лекарств недорогих. Военные нам дали мыло, порошок, свечи. Всё это засняли.
- А какой канал это был?
- Точно уже не помню, но вроде бы «112». А вечером, как обычно, обстреляли город. Когда они ходили по нашему дому, моя дочка четырёхлетняя стояла возле калитки и спрашивала: «Мама, это дэнээры приехали?». Я сказала, что нет. А она: «А когда дэнээры придут и поубивают всех нациков этих?». Я её этому не учила, конечно же. Сама до такого додумалась. Но вот даже ребёнок чувствует, кто есть кто. Я тогда очень боялась, чтобы она при «гостях» такого не сказала, а то бы нам не поздоровилось.
- Часто сами украинцы обстреливали город?
- Нет, я бы так не сказала. Они, в основном, между собой стрелялись.
- Почему?
- Националисты и ВСУ друг к другу плохо относились. Между самими бандами нациков какие-то разборки тоже были. Шинный, Григорьевка, ГАИ, Совхоз и Зверьки - вот на этих точках они все стояли, практически по кругу, и периодически стреляли друг в друга. Иногда попадало и по жилым домам. Осенью 14-го года город накрыли «Градом» из села Кураховка. Целились по Трудовским в Донецке, но случился недолёт, накрыло Марьинку. Это было часа в три дня. Тогда упало и на позиции украинские, и на жилые дома. Осенью тоже тётя Люда Цыбульник, знакомая моя, пошла кормить свиней, стреляли с украинских позиций, и снова недолёт. Её в полном смысле слова пришлось соскребать со стен свинарника, разорвало на мелкие кусочки. Упало прямо на свинарник. Но обвинили во всём, конечно же, ДНР.
- Случаи ограбления, притеснения мирных жителей были?
- Конкретно в нашей семье такого не было. А вот у соседей были проблемы. Как-то ВСУ ввели запрет на переговоры по телефону с ДНР. Не знаю точно, почему. То ли бои какие-то были у них, то ли готовились к боям. Но мирным жителям запретили пользоваться мобильными и звонить на ту сторону. Наши соседи, Мищенко, не приняли этого предупреждения всерьёз. Не знаю, как они выяснили, что именно Мищенко пользовались телефонами, но они ворвались к ним в дом, в масках, бросили их лицами на пол. Обыскивали. Разбили им планшет, телефоны, компьютер. Потом надели мешки на голову и повезли в райотдел. Там били. Соседка сказала, что у неё в сердце клапан. Они не поверили, заставили снять кофту и показать. Пришлось раздеваться, показывать. У одного из тех, кто её бил, мать оказалась с точно таким же клапаном, и он скомандовал, чтобы прекратили. Её отпустили, а мужа продолжили избивать.
- 3 июня 2015-го в Марьинке был очень сильный бой. Тогда даже в центре Донецка были слышны звуки того боя. Как это пережила ты с семьёй?
- Да, тогда наши пытались отбить Марьинку. Почти сутки мы просидели в подвале. Четыре мины разорвались прямо рядом с подвалом, буквально в пяти метрах от него. Бой длился около 12 часов, когда всё закончилось, мы ещё долго боялись выходить. Уши заложило, сосуды в глазах полопались от напряжения у нас. С нами были дети. Я попросила мужа подняться наверх, наколотить смесь для младшей. Он вышел и увидел, что по улице мчался танк с большим украинским флагом. Доехал до конца улицы, остановился, сняли они флаг, и выстрелили прямо по дому жилому, разрушив его полностью. Мужа волной повалило на землю. Это он сам всё видел. Наверное, потом выдавали это за обстрел ДНР.
На другой улице наша знакомая Марина вместе с дочкой была в ванной. У них подвала не было в доме, поэтому они прятались в ванной. Бой длился очень долго, ребёнок захотел кушать. Они вышли из ванной, Марина подошла к окну, возле него стоял кухонный стол. Неподалёку крутился танк с украинским флагом. Что уж там им померещилось в окне – не знаю. Но они выстрелили прямо по дому. Марина накрыла собой дочку. Соседи повезли их в больницу. По дороге Марина умерла, как раз на полдороги между своим домом и больницей. Ребёнка удалось спасти.
А после того боя началась зачистка, искали в городе «пособников террористов и сепаратистов». По улицам шли 400 человек и техника – хаммеры, танки, БТР, машины бронированные с какими-то решётками. Сказали, чтобы в подвалы никто не спускался. Мы сидели на пороге дома с детьми. Танк остановился прямо возле нас, дуло наставили нам на чердак. Я спрашиваю: «Извините, вы будете стрелять туда?». А они: «Нет, просто двор и дом проверим». Соседям повезло меньше. В доме жили старики - бабушка и дедушка, о том, что нельзя спускаться в подвал они или не знали, или не поверили. А, может быть, боялись выйти. Одним словом, сидели в подвале. К ним в дом зашли трое военных, и дедушке приспичило глянуть, кто это и зачем зашли. Он открыл подвал, а те, видимо, не ожидали, что там кто-то есть, и разрядили целую обойму по нему. Убили дедушку.
- Люда, сейчас ты с мужем и детьми живёшь в Донецке. Почему всё-таки решили уехать из Марьинки?
- Это решение назревало давно. Нам там было очень трудно. Прежде всего - морально. Да и материально не намного легче. Нас стали подозревать в сепаратизме. Сначала мужа Диму. СБУ, якобы, готовило его задержание. Диме об этом рассказал человек оттуда. Ему пришлось бежать в Донецк. Я с детьми ещё оставалась. Потом стали подозревать и меня. А поводом послужила георгиевская ленточка. Живёт в «серой зоне» такая Люда Малыхина. Она сфотографировала меня с ленточкой на сумке в 2015-м и показала украинским военным. Те внесли меня в какие-то свои списки.
Потом танк напугал мою дочку, она перестала разговаривать. Мы шли по улице, когда мимо нас на огромной скорости промчался танк. Проехал буквально в 20 см от нас. Мы вжались в стену дома, и это нас спасло. Но после этого Алина (на заглавном фото на руках у Людмилы – ред.) очень испугалась и замолчала, хотя до того хорошо разговаривала уже. Боялась выходить на улицу, когда слышала взрывы, бежала прятаться под кровать, и очень боялась проезжающих машин. И молчала. Когда мы приехали в Донецк, мы обратились в больницу. Главврач направила нас в санаторий, мы пролечились там, и Алина снова стала говорить! Теперь говорит - не остановишь!
Ну а последней каплей стало то, что меня на глазах моих детей чуть было не изнасиловал украинский солдат.
- Как это было?
- Был июль 2015 года. Мы были дома с невесткой и детьми. Вдруг к нам во двор зашли два солдата: один постарше, другой помоложе. Сказали, что посидят в теньке во дворе, попьют пиво. Пили долго, да в итоге напились до чёртиков. Сказали, что к себе уже не пойдут, чтобы не попадаться на глаза командирам, и будут ночевать у нас. Я им постелила на кухне. Сама легла вместе с детьми в комнате. Невестка легла в соседней комнате. Под утро тот что постарше ввалился ко мне в комнату, стал стаскивать меня с кровати за волосы и пытаться изнасиловать. Я уцепилась за детей, стала кричать. Они проснулись и тоже стали кричать. Невестка разбудила того, что помоложе, и он стал стаскивать с меня этого насильника. В итоге стащил, и они ушли. Всё это произошло на глазах детей. Дочки сильно испугались, кричали и плакали. И почему-то мне подумалось, что такое может повториться снова. Муж уже был в Донецке, защитить меня было некому. Я испугалась, что однажды они вот так ввалятся толпой в мой дом…
В тот же вечер я сбежала в Донецк. Шла по узкому мостику, один ребёнок в «кенгурушке», другой в коляске, двое за руки. Когда мы уже дошли до середины моста, из района, где располагался ГАИ взлетели две сигнальные ракеты. Потом по нам стали стрелять. Я упала на мост и накрыла собой детей. Так мы лежали довольно долго. Потом, пригнувшись, добежали до блокпоста ДНР. Там ополченцы подхватили детей, посадили нас в машину и отвезли в Петровский район, где встретил муж.
Почти два года мы живём в Донецке. И с ужасом вспоминаем всё то, что нам довелось пережить в оккупации...