Умы возвращаются. Почему учёные потянулись домой в Россию
В последние годы мы часто слышим об известных учёных, вернувшихся в Россию. Почему они это делают и почему раньше уезжали?
Ответ на последний вопрос прекрасно знает известный в мире учёный, молекулярный биолог, профессор, руководитель лаборатории Института молекулярной биологии им. Энгельгардта РАН Пётр Чумаков. 12 лет он возглавлял лабораторию в Лернеровском исследовательском центре в Кливленде, ведущем научно-медицинском институте США.
Пётр Михайлович — сын великих отечественных вирусологов: академика М. П. Чумакова и М. К. Ворошиловой. Благодаря им в 1960-е гг. была остановлена одна из самых страшных инфекций ХХ в. — полиомиелит. Пётр с детства увлёкся биологией и уже в школе начал работать в лаборатории, помогая маме.
«Надо валить отсюда»
— Строго говоря, я не уезжал, эмигрировать никогда не собирался и не оставлял свою лабораторию в России, — говорит Пётр Чумаков. — При этом я много работал на Западе: в 1980-х в Англии, в конце 1990-х в Чикаго. А когда с 2001 по 2012 г. руководил лабораторией в Кливленде, по 10-12 раз в году летал из России в США.
Хорошо знаю, как мои коллеги, знакомые в 1990-е уезжали на Запад. Было тяжёлое время для науки. Многие решили, что «надо валить отсюда», что работать и жить в России невозможно, что у страны нет будущего. Уезжали при первой возможности. Как правило, ненадолго: на стажировку, на работу по стипендии, в командировку — то есть должны были вернуться. Однако пытались любыми правдами и неправдами как-то там зацепиться. Не хочу никого осуждать, но и оправдывать не буду. Если называть вещи своими именами, то им надо было проделать длинный путь через многочисленные маленькие компромиссы, уступки и даже предательства. Ведь, по сути, интеграция в то общество требует отречения от наших ценностей. 20 учеников, прошедших через мою лабораторию, остались там, но так и не стали своими для западного общества. Да и по своему научному потенциалу они могли бы достичь гораздо большего, и их положение не соответствует их возможностям как учёных».
Коррупция по-научному
Но почему «мозги» со всего мира так рвутся на Запад и особенно в США?
«В США учёных влечёт распространённый стереотип об удачной карьере. Но он весьма далёк от реальной научной деятельности, — рассуждает Пётр Чумаков. — Все слышали истории, как, начав со скромного стартапа, учёные продавали свою маленькую исследовательскую компанию большому бизнесу и превращались в миллионеров или даже миллиардеров. Вот только на этом пути они часто перестают быть учёными, нацеленными на поиск истины. Я видел, как в поисках денег для своего проекта и в ухищрениях, чтобы его выгоднее представить и продать, они становились настоящими дельцами. Удивительно, но большой бизнес это устраивает. Они покупают всё подряд, что-то сразу пускают в дело, но чаще кладут на дальнюю полку: может, понадобится в будущем. На фоне их фантастических доходов эти траты — крохи. Этими крохами и питаются учёные.
Такая пирамида позволяет большому бизнесу всё держать в своих руках. Например, зарегистрировать и выпустить лекарство в продажу может только „большая фарма«. Ни одной фирме, созданной учёными, это не по силам. Поэтому, доведя разработки лекарства до определённой стадии, они продают их фармгигантам. Я часто бываю в США и вижу изменения в науке. Сейчас ситуация становится хуже: денег на гранты почти нет. Раньше, чтобы их получить, было достаточно написать хорошую заявку. Теперь гранты в первую очередь выделяют таким центрам, как Стэнфорд или Гарвард. Менее известные научные институты испытывают огромные финансовые трудности. Происходит расслоение в науке, растёт коррупция. Ещё недавно такого не было».
При прочих равных дома лучше
Среди вернувшихся в Россию доктор физико-математических наук, материаловед, учёный мирового уровня Артём Оганов. Ему 42 года, его научные достижения востребованы во всём мире, публикации бьют рекорды цитирования. Работал в Англии, Швейцарии, США. Очень быстро добился успеха и признания. В какой-то момент понял, что всего достиг. У него была своя лаборатория в Университете штата Нью-Йорк в Стоуни-Брук, было всё, что нужно для личной жизни. Но в 2014 г. он вернулся в Россию.
«Решение вернуться складывалось постепенно, — рассказывает Артём Оганов. — Я уехал в 1998 г., ситуация в стране казалась мне абсолютно бесперспективной и в целом, и для меня в частности. Но к 2002 г. я стал понимать, что в России не всё так плохо, как было раньше. Ситуация улучшалась во многих отношениях. Например, сократилась преступность, по улицам не так страшно ходить. Ещё через пару лет стало ясно, что Россия уже совсем не та бедная страна, какой была в 1990-е. Что важно для учёного — начали издавать научные и научно-популярные книги и журналы, и на них появился спрос. Было очевидно, что страна восстанавливается, что в ней можно жить. Примерно в это же время я сказал себе, что при прочих равных условиях лучше жить и работать на родине, чем за границей. В середине 2013 г. я получил мегагрант на создание своей лаборатории. По его условиям я должен был не менее 4 месяцев проводить в России, и уже в следующем году я принял окончательное решение переехать на родину».
Сейчас у Артёма Оганова 3 лаборатории. Одна в США (он продолжает ею руководить) и две в России: в МФТИ и Сколтехе, профессором которого он стал недавно. У каждой своё направление научных исследований.«Лаборатории здесь сильнее, чем в США, там бы я не смог организовать такие, — рассказывает Артём. — Благодаря мегагранту удалось построить очень мощный суперкомпьютер. Но самое главное — здесь очень талантливая молодёжь, аспиранты, студенты. Их сейчас уезжает гораздо меньше, чем в мои годы. Сегодня в России можно заниматься наукой. Проблемы, конечно, есть, и большие, но они есть в любой стране. Не всё так гладко и предсказуемо, как хотелось бы. Надо бы побольше стабильности, но в целом мне в России очень нравится. Ситуация в стране переходная, но наука восстанавливается. Я оптимист, иначе бы и не вернулся».
К счастью для нас, число возвращающихся в Россию учёных неуклонно растёт.