Станислав Бышок: Новая Европа Владимира Путина
О кризисе Евросоюза в последние несколько лет не писал только ленивый. Кризис этот имеет как внутренние причины, связанные с конфликтом двух тенденций — большей экономической и политической унификации Европы в рамках «брюссельского консенсуса», так и внешние, прежде всего исходящие из проблемы излишней прозрачности границ Шенгена для нелегальных и нежелательных иммигрантов из стран Азии и Африки.
Кризисному Евросоюзу в контексте ухода Великобритании и общего недовольства стран-участниц многим из решений Брюсселя, срочно потребовалась объединяющая идея — образ общего врага, для защиты от которого друзьям нужно сплотиться, «взявшись за руки, чтоб не пропасть поодиночке». Ислам и ассоциированные с ним радикальные течения не подходят. Во-первых, религиозная или политическая идея — это что-то непредметное, без чётких границ, лидеров, столицы и признаков государственности. А идею сколько раз ни убивай, она всё равно будет призраком ходить по Европе. Враг должен быть большим, конкретным, осязаемым государством без всяких там кавычек и звёздочек про «запрещённость». На эту роль идеально подошёл старый-злой русский медведь.
Сама идея Европы имеет глубокие исторические корни. Соответственно, в более ранние эпохи уходят корнями и образы «других» Европы, тех «других», в противостоянии с которыми Европа и определяет саму себя. Исследователь И. Нойманн в книге «Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейской идентичности» показал, что репрезентация России является необходимым условием для формирования европейской идентичности и включает в себя преимущественно негативные черты, используемые инструментально, в частности для легитимирования евроатлантической интеграции. Нойманн обратил внимание на то, что в европейском и, шире, западном дискурсе, академическом и политическом, политические и цивилизационные различия между Россией и европейскими странами преувеличиваются: Европе и России сегодня приписываются характеристики, традиционно соотносившиеся, соответственно, с Западом и Востоком и строящиеся на дихотомиях цивилизации и варварства, свободы и угнетения.
Здесь уместно вспомнить знаковую работу французского путешественника маркиза А. де Кюстина «Россия в 1839 году». В ней он описывал Россию как «нечеловеческую», «первобытную страну», «лишённую пейзажей», в которой «зима и смерть, чудится вам, бессменно царят». России присуще «рабское мышление», а «религиозная нетерпимость является тайным рычагом всей русской политики». «Вопреки всем притязаниям русских, порождённым Петром Великим, Сибирь начинается от Вислы», а «климат становится пособником тирании». Если вдруг русским «удастся завоевать Запад», они не будут править на расстоянии, «как их прежние повелители, татары», но переселятся в Европу из-за её благоприятного климата. «Как бы русские ни старались, они никогда не выйдут из тюрьмы», а Московия, вопреки всем стараниям московитов, «всегда будет более сродни Азии, чем Европе», убеждён де Кюстин. Сам Кремль — это «слава в рабстве» и «сатанический монумент», а лучшие боярские палаты — это «раззолоченные жилища тюремщиков».
Дебаты о собственной идентичности шли в XIX в. и в самой России между западниками и славянофилами. «По мнению русских европейцев, — писал в 1871 г. Н. Данилевский, — Россия только ещё стремится сделаться Европой, заслужить её усыновление». По мнению философа, Россию ненавидят, потому что воспринимают как «грозную защитницу и охранительницу здравых начал общественного порядка», власти которой олицетворяют собой «антипрогрессивные стремления».
После победы в России «ультрапрогрессивных» сил в 1917 г. фобия в отношении восточного соседа в Европе не сошла на нет. Один из идейных вдохновителей общеевропейского (исключая, конечно, Россию) объединения австриец Р.Н. Куденхове-Калерги писал в 1926 г.: «Со времён Петра Великого Россия находится в состоянии военного похода на Запад». По убеждению автора, между 1915 и 1919 гг. Россия полностью изменилась, однако «её экспансионистские устремления остались прежними», ведь «они не привязаны ни к какой-либо политической партии, ни к какой-либо конкретной личности».
Через пятнадцать лет после написанного случился «крестовый поход против большевизма», после — четыре десятилетия Холодной войны. Отношение к СССР в целом оставалось фобическим. Известные заявления де Голля относительно «Европы до Урала» имели фрондёрский характер и не предполагали никаких реальных шагов Парижа в сторону Москвы.
Первые полтора десятка лет после распада советского блока отношение к России со стороны Запада стало более снисходительным. «Варвар у ворот» превратился в «вечного подмастерье», которому предлагали следовать указаниям Запада без каких-либо перспектив вступления в «элитный клуб» наподобие ЕС. Элементы фобии по отношению к Москве, впрочем, сохранялись. Уж очень этот «подмастерье» громоздок и, как утверждалось, буен при подпитии. Как бы чего не вышло…
И вышло — к середине «нулевых» случилось то, что западные аналитики окрестили «возвращением России в историю». Становление новейшего образа России в западном дискурсе связывают с мюнхенской речью В. Путина 2007 г. В своём выступлении российский президент в резкой форме раскритиковал внешнюю политику США, неоправданное применение силы к ряду государств, навязывание своих ценностных стереотипов, а также существующий «однополярный мир». О «пробуждении русского медведя» в европейских СМИ заговорили в контексте российско-грузинского конфликта в 2008 г. Тема России многократно всплывала в западных медиа в контексте запрета пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних, процесса над Pussy Riot, массовых акций протеста 2011-2013 гг., «валдайской» речью Путина 2013 г. и «крымской» 2014 г., дела Э. Сноудена, в контексте украинского и сирийского конфликтов, избрания Д. Трампа президентом США, а также роста поддержки евроскептических сил в Западной Европе.
Действительно, для многих право-популистских, националистических, евроскептических партий то, за что лево-либеральный политический и медийный мейнстрим критикует путинскую Россию, на самом деле является ровно тем, что за страну нужно хвалить и к чему следует стремиться. Евроскептики в значительной степени приводят Россию как положительный пример сохранения культурной, религиозной и цивилизационной идентичности и государственного суверенитета, а также отстаивания своих национальных интересов; их еврооптимистические оппоненты же указывают на фундаментальные противоречия внутренней и внешней политики Кремля европейским (синонимичным, с их точки зрения, «евросоюзовским») ценностям, а также обвиняют правых популистов в прямой или косвенной работе на Москву, желая тем самым дискредитировать их претензии на отстаивание интересов своей собственной страны.
В книге «Новая Европа Владимира Путина: Уроки Запада для России», которая на днях была выложена для бесплатного скачивания в формате PDF, подробно изложена история, идеология и взгляды на Россию ведущих евроскептических партий ключевых стран ЕС. Среди политических сил, о которых идёт речь, французский «Национальный фронт», австрийская и нидерландская Партии свободы, итальянская «Лига Севера», «Альтернатива для Германии», Партия независимости Соединённого Королевства (UKIP), венгерские «Фидес» и «Йоббик», болгарская «Атака» и греческая «Золотая заря».