Режиссер ретро-театра Лилия Борнашова: "Современным людям необходима надежда"

Несколько лет назад Лилия Борнашова ушла с телеканала "Культура", где тогда работала режиссером, и открыла собственный театр с жизнерадостной драматургией. Теперь у театра "Багаж" – три спектакля в репертуаре и большие планы на будущее. Корреспондент M24.ru пообщалась с Лилией и узнала, зачем зрителю возвращаться в прошлое, нужна ли школьникам профориентация и почему ее спектакли похожи на iPhone.

– Вы называете свой театр – ретро-театром. Чем он отличается от других сцен, где тоже ставят ретро-постановки? Например, в театре имени Маяковского идет "Бердичев", а в "Современнике" – "Пять вечеров".

– Я не думаю, что наш театр чем-то отличается. Сейчас возникла необходимость в постановках такого рода. Почему зритель с удовольствием идет на ретро-спектакли? Это путешествие в прошлое. И у меня есть своя теория, которая объясняет, почему ему это так интересно: была война – было плохо, наступила оттепель – стало хорошо. Тогда все решили играть в "плохо". Сейчас это "плохо" уже всем надоело, нам нужна сказка.

Люблю приводить слова великого режиссера Пырьева (Иван Пырьев – советский режиссер и сценарист, основатель Союза кинематографистов СССР – M24.ru): "Я показываю жизнь не такой, какая она есть, а такой, какой она должна быть". Думаю, в драматургии того времени, которую теперь называют ретро, была некая иллюзия, так называемый свет в конце туннеля, который обязательно нужен современным людям. У людей СССР была какая-то надежда.

– У людей тогда были мысли о светлом будущем, которое обязательно наступит. Но ведь надежда так и не сбылась – все равно все закончилось плохо. И современный театр во многом передает эти настроения...

– Уточняю: я не против Серебренникова, Богомолова и иже с ними. Недавно ходила на "Мертвые души" Серебренникова в "Гоголь-центр". Я считаю их профессионалами своего дела. Это гениальные руководители, и то, что они делают, замечательно. Молодежь сейчас ходит на их театральные площадки – я все это приемлю. Но подход у современного театра и моего – разный.

Они говорят человеку, что он – чмо. Зритель выходит с постановки и понимает это. А я хочу дать ему надежду – пусть я при этом и навру. Человеку нужно верить во что-то лучшее, иначе просто незачем будет жить.

– Получается, вы как Лука из пьесы Горького "На дне": проповедуете ложь во спасение?

– Да. А может быть, и не ложь. Может быть, мечты сбываются. В моем случае – точно. По образованию я театральный режиссер, но всю жизнь работала режиссером на телевидении, потому что мне казалось, что это престижно, доходно. Но к пятидесяти годам я поняла, что во мне театр, что я хочу эмоций.

Когда я готовила дебютный спектакль, то еще работала на телевидении. Мы ставили спектакль "Мечта индивидуального пошива" – о том, что нужно выбирать свое дело, не глядя ни на престижность профессии, ни на заработок. И я бросила телевидение в момент постановки. Сейчас существую на небольшую зарплату администратора галереи и все свободное время посвящаю театру.

– Насколько тяжело было создавать театр с нуля?

– Очень тяжело в том смысле, что был большой отсев актеров. В связи с тем что пока мы не платим за репетиции и оплачиваем только выступления, востребованные в профессии люди к нам не идут. А требования к артистам у меня достаточно серьезные. Поэтому приходило огромное количество народу, прежде чем мы собрали талантливую труппу.

Бывает, замечательный актер не так сильно известен, но при этом играет у нас. Например, Ваня Ольховский, который играет главную роль в спектакле "Вивальди. Перезагрузка" – люди смотрят на него и говорят: "Прямо по-взрослому играет, качественно". При этом нельзя сказать, что он сильно где-то занят.

– То есть это люди, которые следуют к своей мечте. Как в вашем спектакле "Мечта индивидуального пошива".

– Как в обоих спектаклях ("Мечта индивидуального пошива" и "Вивальди. Перезагрузка" – примечание M24.ru). Самое смешное, что мои актеры говорят: "Лилия Борисовна, у вас первый спектакль как iPhone 4, второй – как iPhone 5. Немного отличаются, но в целом одно и то же". Значит, меня эта тема больше всего волнует. Я уже сделала выбор: бросить все, не зарабатывать деньги, заниматься любимым делом, а не играть в то, что неинтересно.

– Вы позиционируете спектакли "Мечта индивидуального пошива" и "Вивальди. Перезагрузка" как постановки, которые рассказывают про профориентацию молодых людей. Могут ли спектакли как-то повлиять на выбор молодыми людьми будущей профессии?

– Есть некие модные профессии – престижные, денежные. Одно время девочки шли в модели, мальчики – в банковские работники. Какая сейчас тенденция, я не знаю. Но, к сожалению, в любом случае самое главное – то, чего я хочу, то, что мне нравится, то, для чего я предназначен, – уходит на второй план, в то время как на первом месте при выборе профессии стоят доход и престижность. В итоге человек проживает не свою жизнь.

Я тридцать лет проработала на телевидении. Мне казалось, что я нашла разумный компромисс между творчеством и заработком. Но сейчас, в театре, я живу настоящей жизнью. Это и есть профориентация. Я всегда с молодежью обсуждаю, спрашиваю: "Во что ты в детстве играл?"

Вот я всегда во дворе театра строила декорации, я родом из театральной семьи. Надо обращать внимание на подобные вещи, это же звонок. Не надо говорить ребенку: "Ты вырос в семье инженеров, значит, должен быть инженером", – если его душа лежит к чему-то другому.

– О чем спектакль "Мечта индивидуального пошива"? Понятна ли ваша мысль из сюжета?

– Да. Главная героиня – девочка-швея по имени Ника. В 1950-е годы, когда происходит действие спектакля, профессия швеи не была престижной. Было престижно быть космонавтом, геологом или биологом. А она – швея.

Однажды в ее город приезжает уже состоявшийся дизайнер из Москвы, и у них случается роман. Мужчина внушает девушке мысль, что каждый человек может быть автором произведения. И героиня видит сон про то, как она из воды конструирует розовое платье своей мечты. В конце спектакля мы видим показ дизайнера Ники Лукиной, которая эту коллекцию сделала. Собственно, вот что такое профориентация.

– А в "Вивальди. Перезагрузка"?

– Там мальчик-скрипач, которого постоянно пилит мама: "Давай ты будешь гением". Вдруг ему пишет девочка из Тобольска, которая находит его адрес в журнале для школьников. Он – ботан. Они переписываются, но мальчик из-за комплексов посылает ей не свою фотографию, а снимок мачо, альфа-самца. И когда девочка приезжает в Москву, на свидание к ней идет другой человек – альфа-самец, мачо и боксер. А у скрипача комплексы.

Но дело в том, что мальчик-скрипач в итоге понимает, что, в отличие от альфа-самца, он не ограниченный: у него есть цель в жизни, он хорош в своем стремлении стать скрипачом.

– У вас всего две действующие постановки в репертуаре?

– Нет, три. Еще есть спектакль-концерт в стиле кабаре. Называется "На память. Алла…" Дело в том, что 2014 год был годом столетия со дня рождения Аллы Николаевны Баяновой. Была такая известная шансон-певица. Мы ее мало знаем, потому что она жила за границей. Это подруга Вертинского, Лещенко. Одиозная дама. Там три героя: пианист, певица и актер. И они говорят об Алле Николаевне.

– Главные герои ваших спектаклей – молодой человек или девушка условно 1950–70-х годов прошлого века. Насколько люди той эпохи, по-вашему, отличаются от современных молодых людей?

– Я считаю, многое было в прошлом правильно. У человека была патриотическая идея, гордость. Я сама ребенок 1970-х, и у меня было счастливое детство, я была относительно спокойна за будущее. В этом, собственно говоря, отличие – мы не боялись того, что будет дальше. Мы думали о том, что государство о нас позаботится. Я не знаю, может быть, это было обманом, но все равно.

– Какие зрители приходят на ваши постановки? Можете составить обобщенный портрет?

– Нам все время задают вопрос, на кого мы ориентируемся. Я не могу четко сказать, на кого конкретно, но с большим удовольствием приходят люди, которые помнят то время. У нас же звучат ретро-хиты – "Веселые ребята", "Пламя", "Цветы". Они погружаются в эту атмосферу.

Очень неожиданно, но молодежь почему-то тоже хорошо воспринимает спектакли. Может быть, они интуитивно видят в этом то, чего им не хватает на сегодняшний день – сказки с добрым концом.

– Каким вы видите театр "Багаж" через пять-семь лет?

– Я бы хотела, чтобы театр превратился в арт-агентство, которое занимается не только театральными постановками, но и мероприятиями, связанными с ретро-тематикой. Хотелось бы организовывать фестивали, может быть, какие-то выставки, перформансы.

К тому же, конечно же, я мечтаю об отдельном здании для нас. Это мог бы быть даже, например, некий музей эпохи, в котором, помимо экспозиции, проходили бы какие-то перформансы, которые погружали бы средствами сценического искусства в ретро-атмосферу. Я хотела бы найти единомышленников, с которыми мы вместе создали бы такой центр, который погружал бы в то время.

И, естественно, мне хочется, чтобы это был хороший, добрый, реалистический, академический театр. Я недавно услышала выражение: "Хорошему искусству не нужен куратор". Хочется, чтобы человек просто приходил, смотрел на хорошую игру актеров и хороший сюжет, а они бы вкупе заставляли его задуматься о жизни и что-то новое для себя получить.

Для меня театр – это храм. Я выхожу оттуда окрыленная, с надеждой, верой и желанием изменить что-то в своей жизни.

Екатерина Кадушкина