Русский перепляс. Что происходит с «русской душой»?

Россия стремительно приближается к 100-летию Октябрьской революции 1917 г. И чем ближе будет дата, тем чаще будет звучать вопрос: а что дала России революционная ломка? Как в ходе ХХ века ломалась страна и менялся народ?

Ещё сравнительно недавно революцию 1917 г. называли Великой Октябрьской. Слагали о ней стихи, славили её вождей. От «Великого Октября» вели отсчёт нового времени, строили новую «пролетарскую культуру», проектировали «нового человека». Однако после распада СССР оценки начали меняться. Революцию стали именовать «октябрьским переворотом», Гражданскую войну — национальной трагедией, вождей революции — предателями национальных интересов.

Вихри враждебные...

Основания для этого есть: уже через несколько лет после «Великого Октября» в стране не осталось ничего, во имя чего боролись поколения русских демократов. Исчезли партийное многообразие, независимые профсоюзы, свободная пресса, под контроль властей были поставлены Церковь, судебная система, была введена драконовская цензура. Культуру превратили в один из инструментов пропаганды. Беспрецедентные полномочия получили органы насилия в лице ВЧК — НКВД — КГБ. Изначально провозглашённое «народовластие» превратилось вначале в «диктатуру пролетариата», потом во всевластие одной партии, а затем — просто в диктатуру с беспрецедентным культом личности. О реальных плодах Октябрьской революции страна стала узнавать лишь с началом горбачёвской перестройки. «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына, документально рассказавший о том, во что была превращена Россия, был издан в СССР лишь в 1990 г. А в 2009 г. по инициативе В. Путина «Архипелаг...» был включён в школьную программу для старшеклассников.

А что же человек?

Сегодня о том, какое воздействие на страну оказала тоталитарная система, написаны тома. Значительно меньше сказано о том, что сделал коммунистический эксперимент с человеком, с русской душой. Нынешняя элита хорошо осведомлена о последствиях тоталитарной эпохи (экономическое отставание, утрата статуса великой державы). Но о моральных последствиях тоталитарных практик и сегодня говорят крайне неохотно.

А между тем серьёзный разговор о состоянии и самочувствии народа крайне необходим. Да, социологические опросы свидетельствуют, что «народ и власть едины». Однако безоглядное одобрение любых действий власти свидетельствует и об утрате населением чувства собственной политической значимости и ответственности. Во время последних региональных выборов на избирательные участки пришло всего 30% избирателей. Но и эти 30% трудно причислить к политически сознательной части народа: почти треть из них ходили голосовать не потому, что сделали свой выбор, а «потому, что так принято». Более половины населения вообще «не следили» за избирательной кампанией. Выходит, большая часть населения самоустранилась от политики.

Новая «камаринская»

Специалисты в области народной психологии утверждают, что значительная часть населения, не понимая, что происходит в стране, возвращается к привычным архаическим ценностям. Людям нравится «сильная рука», хочется, чтобы был «добрый царь», делающий народу подарки и наказывающий вороватых бояр. Важной частью такого архаического сознания является национальная гордыня: желание, чтобы «нас все боялись», убеждение в том, что мы (поскольку «самые особые и лучшие») имеем право демонстрировать лихой русский перепляс и другим. Конечно, подобные представления характерны прежде всего для людей старшего поколения. Но часть старых фантазмов передаётся и новому поколению. Ещё пара-тройка лет телевизионного «заламывания шапки», и молодёжь, вместо того чтобы работать, пустится плясать «камаринскую», лихо хлопая в ладоши...

В сознании россиян сегодня причудливо переплетаются элементы великодержавной истории, коммунистической идеологии, православия, монархического сознания, европейской культуры, остатков патриархального быта, а в бытовой практике — доброты и жестокости, простодушия и недоверчивости, смирения и буйства. И неудивительно, что одна часть россиян сегодня скорбит о «невинно убиенном царе», а другая требует сохранить мумию Ленина, а в названиях улиц — имена цареубийц и поругателей веры.

Подобные изгибы русской души влияют не только на политику, культуру и мораль, но и на сферу бытовых отношений. Русские очень терпимо относятся к алкоголикам, бомжам, попрошайкам, к семейному насилию, супружеским изменам, разводам. Наверное, потому, что (помня о трагических изгибах истории) примеряют злую судьбину и на себя. С другой стороны — поразительная жестокость по отношению к проституткам, гомосексуалам, к тем, кто живёт, мыслит и говорит иначе. И приговор большинства «не таким, как мы» (из недавнего исследования «Левада-центра»): «ликвидировать, изолировать от общества».

И дело не только в национальном характере русских. Многоликость, переменчивость, подозрительность и нетерпимость «русского мира» в значительной степени связаны с особенностями политической судьбы России в ХХ веке. На протяжении целого века россиянам неоднократно приходилось разучивать новые политические песни и танцы, приспосабливаясь то к «свинцовым мерзостям» царизма, то к «светлому пути», начерченному тов. Лениным, то к культу личности и жестокостям Сталина, то к импровизациям Хрущёва и сонному царству Брежнева, то к дисциплине Андропова и «загогулинам» Ельцина. Эта чересполосица идей, политических оценок и нравственных установок превратила русское сознание в подобие драного лоскутного одеяла: русский человек (особенно не слишком образованный) прикрывается им с головой, часто не понимая, что происходит на улице.

* * *

Вызовы, с которыми столкнулась Россия в ХХI в., выставляют новые требования не только перед элитой и властью, но и перед народом. В политике народного просвещения, в практике взаимодействия власти и населения нужны более рациональные, лишённые мифов подходы. Пока власть не придумала ничего лучше, чем разучивать вместе с народом новый «патриотический перепляс». Слов нет, патриотизм — важная черта здоровой нации. Но для успешного участия в экономических и политических состязаниях ХХI в. россиянам нужны и иные навыки: предприимчивость, независимость суждений, требовательный взгляд на страну и власть. Трезвость, наконец. Научить этому непросто.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции