Время собирать башни и выбирать мастеров
В Ингушетии состоялся первый выпуск Школы каменщиков-реставраторов «Наследие». Проект стал возможен благодаря поддержке благотворительного фонда «САФМАР» и личного участия его основателя – известного российского предпринимателя и мецената Микаила Гуцериева.
По итогу обучения сертификаты мастеров получили 12 первых учеников-каменщиков, которые начали заниматься в декабре 2023 года на базе историко-архитектурного комплекса «Нижний Пуй».
Руководит школой Рамзан Султыгов – мастер каменного зодчества с многолетним опытом реставрационных работ в Европе. С ним мы встречались в Испании в 2019 году, он был героем выпуска «НАШИХ ЛИЦ» «Связанные родством». Поэтому во время своего очередного визита в РИ я решила не упускать возможность увидеться с давним знакомым. Тем более, что все, что связано с башенными комплексами, вызывает у меня огромный интерес. Один из выпусков моего авторского проекта был посвящен именно Горной Ингушетии.
Камень и его место
С Рамзаном мы встретились на территории башенного комплекса «Пуй». Где, как не здесь, обсуждать перспективы восстановления и сохранения уникального наследия древних ингушских зодчих? Место тут необычайно живописное! Пуй стоит на холме, неподалеку отсюда сливаются реки Асса и Гулой-Хи. Любоваться окрестностями можно бесконечно. Вид открывается на Таргимскую котловину, Цорей-ламский хребет. Вдалеке заметны башни Таргима, Верхнего Пуя, Пялинга, Евли, Гериты и даже можно рассмотреть храм Тхаба-Ерды. В тысячный раз я отметила, какими же невероятно продуманными и мудрыми были предки представителей здешних тейпов. Как они великолепно умели выбирать расположение что жилых башен, что боевых!
Сам Рамзан выглядит тоже впечатляюще, будто краше и брутальнее стал. Видимо, ингушская земля подпитывает, наполняет красотой, здоровьем, энергией всех, кто ее любит. Жизнь всё-таки удивительная штука. Тогда, общаясь с ним в 2019-м в Испании, я подумала, как здорово было бы, если этот парень приехал на историческую родину и занялся бы ингушскими башнями, ведь он знает толк и в своем деле, и характер у него под стать - твердый, как самая крепкая порода.
И вот он здесь. А его семья пока что остаётся в Европе, он любит и скучает. А мы разговариваем о самом сокровенном – об уникальном наследии, которое оставили ингушам их предки: о башенных комплексах, которые невероятно мощно передают аутентичность и силу этого народа.
Я попросила мастера сравнить специфику работы с камнем здесь и в Испании. И вот что он отметил:
- Разница существенная. В Ингушетии порода плотнее, и для разработки она тяжелее. В Испании – проще, там более мягкие породы. Но нам надо научиться использовать твердые породы, чтобы соответствовать рисунку зодчего. Пестрота ингушских башен напоминает мне греческие сооружения. В отличие от римских архитекторов и строителей, которые придерживались ровных линий, строго соблюдали симметрию, у греков при возведении объекта на первом плане была задача – гармонизировать постройки, здания с окружающей средой, природой. Они жили в красоте, и гуляя среди таких сооружений, ход их мыслей настраивался на философский лад. Не случайно известнейшие во все времена философы – Платон, Сократ, Аристотель, Пифагор и многие другие – были греками. У римлян, наоборот, строгость форм настраивала на иную стезю.
Здесь было больше военначальников, людей, выбирающих стихию сражений. Я сравниваю ингушские башни с греческими. Они пестрые и красивые. Наша задача при реставрации - восстановить пропорции, утраченные детали, но сохранить стиль древнего мастера, воссоздать его манеру.
- В чем сложность этой задачи?
- В подборе камней, прежде всего. Они твердые. Если испанскую башню можно за год отреставрировать, то тут за полтора-два.
- Рамзан, давайте уточним, о каких работах сейчас идет речь - реставрация в чистом виде или укрепление и сохранение?
- Реставрация. Мы показываем ученикам, как бережно работать с камнем, чтобы восстановить и сохранить наши башни, - говорит мастер.Он показывает мне основные инструменты свои и учеников - топор для дерева, топор для камня, молоток, кувалду. Болгарки, равно как и бензопилы – под запретом. Меня это обрадовало. Что скрывать, видела я в республике восстановленные башни-реплики. Это конъюнктура, сделанная в надежде, что невзыскательным туристам и «такое сойдет». Меньше всего хотелось бы, чтобы участники этого проекта гнались за таким «качеством».
Пилотный выпуск
В первом выпуске у Рамзана 12 учеников. Число сакральное, символичное, неслучайное: 12 апостолов, 12 месяцев в году… Он рассказывает, что сдали изначально успешно экзамен 7 человек, пятерым пришлось пересдавать.
- Мы не даем подойти к башне, пока ученики не проэкзаменованы и не получили сертификат, - говорит мастер. - Обучение идет зимой 4 месяца, летом – три. Выпускники Школы обязаны год отработать на наших объектах. В ближайшее время мы начнем реставрацию двух башен комплекса. К ней будут привлекаться первые выпускники. Пока допускаем их к подготовке бревен, очистке территории, подготовительным работам.
Рамзан настроен оптимистично и на мой вопрос о том, насколько престижно получить его сертификат, отвечает с некоторой долей философского контекста:
- Время покажет, будет ли наш сертификат через год сильнее диплома МГУ. Важно, что мы первый шаг сделали, проект запустили.
Лагерь учеников впечатляет продуманностью и комфортом. Быт здесь обустраивали с расчетом на то, чтобы минимизировать влияние человека на окружающую среду. Моющие средства используют высокого класса безопасности, мусор собирают и вывозят, четко соблюдая все экологические нормы.
Однако времянки, навесы, которые «выросли» непосредственно возле комплекса, безумно крайне неуместны, смотрятся «вставным зубом» и раздражают дисгармонией. Мало того, что пограничники, как ни стараются маскироваться, но все-таки портят местный пейзаж своими казенными строениями. Но тут причиной интересы государства, а сейчас ещё и «реставраторы» добавили свою ложку дегтя. Не говоря уже о бетонных столбах, на которых протянули сети энергетики! Испортили напрочь пейзаж! Гиды жалуются, что угробили ракурс, с которого раньше получались замечательные фотографии. Хотя проложить подземный кабель было бы здесь дешевле, сказали мне эксперты. Думали об этом те, кто давал разрешение на установку этих столбов?
Все ученики, помимо весьма достойной стипендии (80 тысяч рублей ежемесячно) получают трехразовое питание. Изучают не только навыки работы с камнем, но и слушают лекции по краеведению, археологии: как обращаться с находками, правильно обрабатывать их, делать паспорта. Проходят курсы первой неотложной помощи. Сотрудники МЧС рассказывают о правилах выживания в условиях дикой природы, на пожаре и т.п. Также есть обзорный курс мировой литературы и культуры.
Но... На мою просьбу рассказать об обучении в Школе реставраторов, один из учеников, подумав, ответил: «Кормят хорошо». Признаюсь, была немного огорошена таким признанием… И подумалось, а может быть, все же это должна быть школа повышения квалификации, чтобы важнее всего был профессиональный рост, а трехразовое питание не стояло на первом месте?
Археологам - находки!
Археолог Магомед Тангиев – один из участников Школы каменщиков. Он – выпускник ЧГУ, более 10 лет ездил на археологические практики по Кавказу, участвовал во многих экспедициях. Здесь он преподает археологию. Отмечает деловую и одновременно домашнюю атмосферу, царящую в Школе.
Кстати, по словам Рамзана Султыгова, археологические открытия на этом башенном комплексе сделаны и в рамках данного проекта. Нашли борону, которые археологи, якобы, уже внесли в документацию, датировав его второй половиной 17 века. Рамзан показал мне и находку в самом комплексе - каменный мешок для продуктов. Мешок сомнений не вызвал, а вот борона (просто валялась возле башни – см. фото) показалась частью обыкновенной полусгнившей сосны. Впрочем, специалистам виднее. Возможно, основные находки еще впереди.
Сам мастер воссоздал состав аутентичного раствора, которые использовали древние зодчие. По его словам, он успешно прошел испытания в трех разных лабораториях, в том числе зарубежной.
В долгосрочной перспективе
Дмитрий Фёдорович Мадуров, историк, этнолог, архитектор, скульптор приехал в Пуй по приглашению друзей из Чувашии.
- Чем могу, помогаю, - говорит он. – Я занимаюсь и этнографией тоже у себя на родине. Много нахожу совпадении и пересечений с ингушами. Просто счастлив наблюдать, как все здесь организовано. Если так и будет продолжаться, то Ингушетия окажется впереди планеты всей. Ребята тут золотые, условия прекрасные, уезжать не хочется.
Тут наш гость прав – уезжать отсюда не хочется. Мастер зовет меня обедать. «Менеджер» по домашнему уюту, питанию и хорошему настроения Зарема Барахоева приветливая и радушная, готовит замечательно.
Рамзан тем временем рассказывает мне о том, как отчитывается за каждую копейку, выделенную спонсором на Школу. Для него принципиально, чтобы выпускников становилось больше.
- В республике не было ни одного сертификата на преподавание для реставраторов, - раскрывает он мне перспективные планы. - Мы в ближайшее время выдадим три сертификата инструкторам на преподавание по различным специализациям – по обработке, связке камней и т.п. Во всей стране дефицит специалистов такого рода. Мы постараемся его восполнить.
Все мои собеседники отмечали актуальность проекта, который помог реализовать Микаил Сафарбекович Гуцериев. Он не устает удивлять своей преданностью Ингушетии. Впечатляет его стремление помочь молодой республике выйти на новый экономический, социальный, культурный, образовательный, инновационный уровень.
Глава Ингушетии Махмуд-Али Калиматов уверен, что мастера, получившие сертификаты, будут востребованы на реставрационных проектах уникальных средневековых башенных комплексов горной Ингушетии.
«Это событие — результат нашего стремления к сохранению исторического наследия, ведь каменщики-реставраторы — это мастера, которые сочетают в себе древние традиции и новейшие технологии», - уверен он. Глава напомнил, что Фонд «САФМАР» также анонсировал долгосрочный проект по исследованию и реставрации более 3 тысяч памятников ингушской средневековой архитектуры.
Вопросы остаются!
… Признаюсь, я уезжала от руководителя Школы каменщиков-реставраторов в смешанных чувствах. Несомненно, башенные комплексы Ингушетии нуждаются в защите и сохранении. Но заниматься этим должны профессионалы. Так сложилось, что представители советской школы реставрации большей частью ушли на заслуженный отдых или в мир иной. А смена им не торопится придти. Возможно, что проекты, подобные Школе Рамзана Султыгова, отчасти исправят положение. Но все мы понимаем, что за 4 месяца реставратора не создать. Подмастерье – да, возможно. История про реставрацию все же более долгая и объемная.
Еще один значимый момент. Да, «студенты» сдали экзамен. Но кто контролировал и контролирует качество их обучения? Как составлялась программа? Насколько она соответствует хотя бы выборочно академическому курсу? Или они прослушали набор «предметов», которые для них придумал Рамзан или кто-то другой? Насколько системно преподаются предметы? Кто рецензировал содержание образования, технологию обучения, организацию учебного процесса, экзамены?
Я рада буду ошибиться, но, на мой взгляд, именные сертификаты, выдаваемые преподавателями ученикам, имеют невеликую значимость. Не стану скрывать - Рамзан мне очень симпатичен. Но! Он работал последние годы в Европе совершенно на ином материале! Если положить перед ним 10 ингушских камней, назовёт ли он их свойства? Кто-то проверял уровень его компетентности, прежде чем поставить учителем реставраторов на Кавказе?
В этой истории смущает меня и вот какой момент. Не слишком ли дорого обходится этот «образовательный» проект в наше непростое время? Привлекать на восстановление башен таких опытных мастеров, как Рамзан, необходимо. Но в небогатой Ингушетии стипендия в 80 тысяч рублей может привлечь в число потенциальных учеников любителей халявы. Как и по каким критериям происходит отбор претендентов в Школу? У них есть базовое образование? Есть очень мотивированные молодые жители горной Ингушетии, которые участвовали уже в реставрационных работах на родной и знакомой с рождения земле. Что называется, с уже «набитой рукой» . В Гули — Илиевы, в Джейрахе — Цуровы, в Ляжги — Харсиевы… Насколько легче было бы давать знания тем, кто уже имеет многолетний опыт работы с камнем! Но, насколько мне известно, предложений обучаться в этой Школе им не поступало.
Есть у меня сомнения и в том, что год обязательной отработки после обучения в Школе – достаточный срок. На мой взгляд, это крайне мало. Ведь объем работы на башенных комплексах республики очень значителен и разнообразен. Кстати, на пути к Пую мы проезжали башенные комплексы, где идут работы. Кипят, я бы даже сказала. В Школе реставраторов ничего реального пока не делают. Что мне странно...
Ну и наконец, самое важное. Ингушские башни уже пережили десятилетия забвения. Они подвергались воздействию природных катаклизмов. В них проламывали входы для скотины, уносили арки, брали камень для хозяйственных нужд, - словом, самым наплевательским образом относились к национальным достопримечательностям. И делали это не туристы, а сами ингуши. Сейчас есть и руинированные башенные комплексы, и сильно разрушенные, но есть и поднятые тейпами, для которых их восстановление стало делом чести. Да, объем восстановительных работ в горной Ингушетии значителен, но всегда ли можно подпускать сюда людей, которые только начали свой путь в реставраторы? Должны ли быть башни территорией для образовательных экспериментов? – однозначного ответа на эти вопросы у меня пока нет.
Во время подготовки статьи я увидела пост Рамзана в одной из нежелательных соцсетей. Поразило высказывание о «бюрократах, коррупционерах и ненужных людях», которые могут помешать работе Школы реставраторов. Странная фраза. Какие коррупционеры, если деньги-то на этот раз не бюджетные, слава Богу. Откатывать чиновникам не надо. Или все-таки надо? А бюрократы — это кто? Те, кто потребует отчетности? Кто скрупулёзно посчитает рентабельность? Кто попросит подтвердить на практике полученные знания? А «ненужные люди» - это кто? Граждане, задающие вопросы?
Напомню, что право сомневаться есть у всех, кто интересуется сохранностью башенных комплексов – национального достояния не только республики, а всей страны, - было, есть и останется. Слишком многое поставлено на карту.