Комиссия с большой дороги: кто пишет европейские правила игры для «Газпрома»
Пока общее внимание сосредоточено на Ближнем Востоке, в Европе продолжаются вялотекущие газовые споры — однако они тоже будут иметь стратегические последствия. 16 февраля Еврокомиссия сообщила, что не определилась с тем, подпадает ли проект «Северный поток-2» (СП-2) под действие третьего энергопакета. В тот же день ЕК был представлен «Пакет энергетической безопасности», дополнительно ужесточающий для «Газпрома» правила игры на европейском рынке.
Интересы «Газпрома» на европейском направлении вполне прозрачны. Во-первых, но едва ли в основных, перестать зависеть от украинского транзита. Последний был головной болью корпорации десятилетиями, и ситуация, естественно, обострилась в 2014-м. Надёжность украинского транзита сегодня в принципе под вопросом. Украинская ГТС стареет, а инвестиции в неё проблемны по очевидным причинам. Плюс к тому, украинский транзит уже сейчас дороже обходных маршрутов (например, по «Северному потоку»). Вдобавок, Киев систематически пытается увеличить тарифы на прокачку газа. Наконец, субсидирование откровенно враждебного режима едва ли можно назвать хорошей инвестицией. Последней возможностью решить этот список проблем после провала на южном направлении (проекты «Южный поток» и «Турецкий поток») стал СП-2.
Вторая стратегическая цель «Газпрома» — загрузить избыточные мощности (порядка 100 млрд. кубометров), созданные в расчёте на рост спроса на импортный газ в Европе. Изначально предполагалось, что потребление газа в ЕС будет расти, при этом собственная добыча — достаточно быстро снижаться. Прогнозы по поводу роста спроса не оправдались, однако снижение добычи всё же открывает перед компанией достаточно широкое окно потенциальных возможностей. Проблема состоит в том, что его усиленно стараются закрыть.
Посмотрим, что именно требуют от РФ в сфере энергетики. Исторически сложившаяся структура газового рынка основывалась на презумпции того, что добросовестные инвестиции должны быть оплачены. Крупные месторождения газа на доступных территориях в значительной степени истощены и газовикам приходится работать зачастую очень далеко от потребителя и в крайне тяжёлых геологических и климатических условиях. Равным образом, транспортировка газа любым методом сопряжена с трудностями, упирающимися в тривиальную физику — и, как следствие, в разы дороже транспортных операций с нефтью.
Чтобы избежать ссылок на суровые реалии отечественных госмонополий, воспользуемся западными данными. Стоимость 1 км газопровода мощностью 36 млрд. кубометров в год в идеальных условиях Европы — $ 3 млн. Стоимость магистрали на 46,5 млрд. кубометров на Аляске составляет $ 12 млн за километр, при этом климатические ужасы «Белого безмолвия» сильно преувеличены и заметно уступают таковым в российской Арктике.
Стоимость терминала, способного принимать СПГ в объёме 5 млрд. кубометров — порядка $ 1 млрд., и это самый дешёвый элемент цепочки. Стоимость газового танкера, способного перевозить 200 тыс. кубометров сжиженного газа — $ 200 млн. Стоимость завода по сжижению газа — $ 11,5 млрд. за 16,8 млрд. кубометров.
Иными словами, инвестиции в инфраструктуру автоматически предполагают долгосрочные и гарантирующие сбыт (в том числе путём обязательств «бери или плати» и запрета реэкспорта) контракты просто в силу своего объёма. Это в равной степени относится и к «трубопроводному» газу и к СПГ. Так, Катар, ставший ключевым игроком на рынке сжиженного природного газа, весьма быстро перешел от торговли им в «строго рыночном» режиме с европейскими потребителями к классическим долгосрочным контрактам в Азии. В Европе жертвой ровно той же практики стала Польша.
Однако в нулевых ЕС решил, что достаточно терпел «произвол» поставщиков. Итогом стал набор инициатив, смысл которых сводился к тому, что обнаглевшие газовики должны платить Брюсселю за сам факт присутствия на европейском рынке.
Так, известный третий энергопакет, процесс ратификации которого стартовал в 2011-м, состоит из двух директив и трёх регламентов. Основные требования — разделить добычу и транспортировку и предоставить доступ к транспортной инфраструктуре конкурирующим поставщикам (50% объёма прокачки). Если таковых нет, это означает недогрузку газовых магистралей. Очевидно, что подобное законодательство имеет откровенно конфискационный характер — основной инвестор (а им могут быть практически только добывающие компании) должен в европейском идеале передать построенное на его деньги третьей стороне-посреднику, и при этом он не имеет права целиком воспользоваться построенным для собственных нужд; зато право на доступ к «трубе» получают его непосредственные конкуренты. При этом даже не факт, что они будут соотечественниками — так, идея о том, что Россия ДОЛЖНА обеспечить в ЕС транзит туркменского и азербайджанского газа практически в ущерб собственных поставщикам, воспринималась в Брюсселе как естественная и нормальная. Несоответствие текущей практики «Газпрома» подобным представлениям уже вылилось для него в миллиардные штрафы.
И, естественно, ЕК этого недостаточно. Согласно реализуемой концепции «Европейского энергетического союза», в рамках которой продвигается «Пакт безопасности», Еврокомиссия должна получить право на проверку контрактов стран ЕС до их подписания и право вето в их отношении. При этом суд Евросоюза получит право на расторжение контрактов членов организации с третьими странами. Равным образом, ЕК должна получить доступ к коммерческой информации поставщиков. Эта практика в целом распространяется на всех поставщиков, имеющих долю на рынке страны от 40% - т. е. только и исключительно на «Газпром».
Смысл достаточно прозрачен и никогда не скрывался — разрушить систему долгосрочных контрактов и установить монополию на закупку газа в пределах континента с соответствующими последствиями для продавцов. Любой долгосрочный договор теперь может быть произвольно расторгнут, любой контракт сорван Брюсселем.
На тот случай, если «что-то пойдёт не так», странам Евросоюза предлагается «делиться газом с соседями в чрезвычайных ситуациях». Естественно, это подаётся как реакция на возможную «угрозу с Востока» (например, непокорный «Газпром» откажется в разы переплачивать Украине за транзит), но де-факто это обязательство к реэкспорту, прямо запрещённому действующими контрактами.
По сути, перед нами старый добрый неоколониализм, модель которого воплощается в лучших традициях — без оглядки на собственное законодательство (см. упомянутые ниже результаты юридической экспертизы Еврокомиссии по СП-2).
Впрочем, вернёмся к последнему и проследим за риторикой европейских чиновников по поводу «СП-2» за последние полтора месяца.
29-го ноября вице-канцлер Германии Зигмар Габриэль во время визита в Польшу заявил, что Германия поддержит проект только в случае, если РФ сохранит транзит в Восточную Европу через Украину. Чуть позже, 5-го января агентство Bloomberg сообщило, что генеральный директорат Европейской Комиссии по энергетике заключил, что СП-2 подпадает под действие внутреннего энергетического законодательства ЕС — откровенно дискриминационное (а если точнее, конфискационно-грабительское) по отношению к поставщикам энергоносителей.
8 февраля высказался заместитель главы председательства ЕС в России Свен-Олав Карлссон. «Точно так же, как европейские компании соблюдают российские правила, так и российские энергетические компании должны полностью соблюдать законодательство ЕС». Впрочем, спектр «пожеланий» европейцев не ограничивается чистой энергетикой — так, РФ должна отказаться от любой защиты внутреннего рынка, и, естественно, взять на себя содержание Украины и субсидирование её «европейского выбора».
«Например, правительственными компаниями проводится кампания „Покупай российское“, что оказывает ущерб иностранным товарам без учета каких-либо факторов цены или качества».
«Более того, Россия ввела ограничение на транзит украинских товаров через Россию в Казахстан, невзирая на международные принципы транзита. И, приняв одностороннее решение, Россия, в отличие от других членов Евразийского экономического союза, отменила преференциальные торговые отношения с Украиной. Фактически исключила какую-либо возможность применения этих двух соглашений, что, как мы знаем, было бы реально. Например, у Сербии есть соглашение о свободной торговле как с ЕС, так и с РФ. Европейский союз имеет соглашение о свободной торговле с Египтом, с которым Евразийский экономический союз также планирует начать переговоры». Очевидная разница в возможностях реэкспорта фигурантов соглашений не имеет значения, если речь идёт о неотъемлемом праве на односторонний доступ европейских производителей к российскому рынку.
Особый колорит риторике брюссельцев придаёт тот факт, что именно 8 февраля появилось сообщение о том, что юридическая служба ЕК полагает, что нормы третьего пакета не распространяются на проект СП-2. 10 февраля, уже после публикации заключения юридической службы, Еврокомиссия, продолжила озвучивать свои взгляды. Вице-президент Еврокомиссии Марош Шефчович «призвал начать заново дискуссию о строительстве газопровода „Северный поток-2“… По его словам, решением может быть как строительство „Северного потока-2“, так и лучшее использование уже имеющихся мощностей и осваивание новых источников, например, СПГ. Шефчович выразил сомнение в том, что „Северный поток-2“ является коммерческим проектом и соответствует законодательству… Шефчович также призвал сохранить транзит газа через территорию Украины».
Что означает победа ЕК в споре о «Северном потоке — 2» непосредственно для проекта?
Динамика загрузки украинской ГТС выглядит так. 2011 г. — 104 млрд. кубометров, 2012 г.- 84 млрд., 2013 — 86 млрд., 2014 — 59,4 млрд. 2015 — 67 млрд. Текущая пропускная способность СП-1 — 55 млрд. кубометров в год, и она практически полностью задействуется на пиках закачки газа в хранилища, однако в целом из-за ограничений она не превышает 66,4% (2014).
Нетрудно заметить, что СП-2 даже в теории далеко не полностью перекрывает прошлогодний украинский транзит (зима 2014/15 была аномально тёплой). Во-вторых, против СП-2 играет география, делающая проблемной поставки южным потребителям. Наконец, существует проблема пиков потребления. Иными словами, заместить украинский транзит СП-2 не сможет даже при оптимистической 100% загрузке.
При этом периодически возникающие слухи о реанимации «Южного потока» сильно преувеличены — позиция ЕК, и, следовательно, Болгарии остаётся неизменной. Посол ЕС Вигаудас Ушацкас: «Как вы знаете, не Европейский Союз принял решение отказаться от реализации проекта „Южный поток“. Мы, как и ранее, остаемся привержены принципу диверсификации маршрутов и источников поставок энергоресурсов. Если проект будет возобновлен, то его реализация должна идти при полном соблюдении третьего энергопакета и других законодательных актов ЕС».
Итак, «Газпрому» в европейском идеале предлагается миллиардами топить инвестиции в море, оплачивать штрафы и геополитические авантюры Брюсселя. При этом перспективы расширения его присутствия на европейском рынке — или хотя бы сохранения нынешнй доли — неочевидны.
Посмотрим, какова политика Еврокомиссии к социально близким поставщикам, не замеченным в геополитических амбициях. Прежде чем развивать привязанную к европейскому рынку трубопроводную систему, Норвегия запросила Еврокомиссию определиться, насколько ЕС заинтересован в дополнительных объёмах газа. Ответ был озвучен на переговорах 5 февраля. Еврокомиссар по энергетике Мигель Ариас Каньете: «Норвегия является очень ценным партнером, особенно по сравнению с Россией». «Однако потребность Европейского союза в газе останется на стабильном уровне — примерно 380−450 миллиардов кубометров год. При этом если ЕС повысит энергоэффективность, то потребление газа сократится. Согласно прогнозам Еврокомиссии, 30-процентное увеличение энергоэффективности снизило бы спрос на газ на 24,5%». Иными словами, Брюссель отказывается что-либо гарантировать даже ближайшему партнёру — Норвегии.
В действительности это маркер ситуации, оставляющей в подвешенном состоянии судьбу любых инфраструктурных проектов в энергетике, ориентированных на европейский рынок.
Посмотрим на историю вопроса и дальнейшие перспективы. Объём потребляемого странами ЕС газа вырос в 2000—2010 гг. на 14%, однако продемонстрировал 20% падение в 2011−14 гг. (с 523 млрд. кубометров в 2010-м до 411). При этом красивая картинка, на которой озабоченная экологией Европа снижает потребление углеводородов за счёт развития альтернативной энергетики и энергосбережения, имеет мало общего с реальностью. Ключевым фактором стало резкое падение стоимости угля, вытесненного с американского рынка резко подешевевшим сланцевым газом при замедлении темпов роста его потребления в действительно озабоченном экологией Китае. Итогом стало сжатие доли газа в европейском энергобалансе за счёт массового перевода ТЭС на самый грязный вид топлива. При этом, с учётом дороговизны возобновляемой энергии, наибольшие достижения здесь продемонстрировали самые «зелёные» страны. Всё «отрегулировал рынок»: дорогая, но активно субсидируемая «зелёная» энергия вытесняла с рынка газовые мощности, оставляя на плаву угольные — в их случае дешевизна энергоносителя более чем компенсирует штрафы за загрязнение, сохраняемые на весьма щадящем уровне.
В то же время, в ближайшие годы Европе придётся столкнуться с обвальным — и уже идущим — падением собственной газодобычи на фоне того, что потребление в 2015-м вновь несколько возросло. Динамика выглядит так. Собственная добыча газа на территории нынешнего ЕС в 2000 г. составила 241,9 млрд. кубометров, однако уже к 2010-му она снизилась до 178,1 млрд. При этом падение добычи было в существенной степени компенсировано Норвегией.
В 2013 гг. добыча составляла почти 162 млрд. кубометров, в 2014 — 143,5 млрд. При этом консервативный прогноз Фонда национальной энергетической безопасности (ФНЭБ), предполагавший, что в 2015-м будет добыто 150 млрд. кубометров, допускал, что к 2020 году добыча снизится до 115 млрд. кубометров, к 2025 — до 90 млрд.
Иными словами, в ближайшие десять лет с европейского рынка испарится как минимум 53,5 млрд. кубометров собственного газа, либо, что вероятнее, объём, существенно больше ожидаемого в рамках консервативного сценария. Так, в конце прошлого года в Нидерландах было принято решение сократить добычу газа в Гронингене — с 39,5 до 27 млрд. кубометров (как и в первый раз, это связано с участившимися землетрясениями).
При этом падающая добыча газа — не единственный источник дыр ЕС в энергобалансе. Так, во Франции намечено снизить долю АЭС в выработке энергии с 75 до 50%, закрыв 17 энергоблоков.
Какие же рецепты преодоления «газового провала» предлагает Еврокомиссия?
Во-первых, энергосбережение (пресловутое повышение энергоэффективности на 30%). Безусловно, потенциал для него есть — особенно учитывая продолжающуюся деиндустрализацию, в значительной степени ответственную за предыдущее сжатие спроса на энергию. Однако в случае с конкретной целью еврокомиссар по энергетике и климату Мигель Ариас Каньете озвучивает цифру, исходящую ни от кого иного, как от «зелёных» и целиком относящуюся к области обычной для них фантастики.
Во-вторых, развитие альтернативной энергетики. Её долю планируется увеличить с 16% в 2014-м году (более поздних данных пока нет) до 20% в 2020-м и 27% в 2030-м. В позапрошлом году рост доли возобновляемых источников энергии (ВИЭ) составил 1%, а падение инвестиций в нынешнем — 18%. При этом наиболее показательно обрушение объёмов инвестиций в Германии (42%) — как крупной стране без эксклюзивных предпосылок для развития ВИЭ. Иными словами, в данном случае мы имеем дело со всё той же «зелёной» фантастикой. Однако несомненно, что «зелёная» энергия будет играть свою роль и дальше, сдерживая потребление газа.
В-третьих, и это уже прямо пересекается с интересами «Газпрома», речь идёт о наращивании импорта СПГ. Потенциально ЕС, вложившись в соответствующую инфраструктуру с тем же энтузиазмом, в которую «Газпром» вложился в мощности по добыче газа, уже сейчас может импортировать его объёмы, кратно превышающие размеры потенциальной «дыры». Однако 2014-й дал своеобразные результаты в области импорта СПГ — его импорт сократился с 41 до 33 млрд. кубометров, при этом использование регазификационных мощностей/терминалов составило лишь 16%. Иными словами, экспортёры предпочли ЕС долгосрочные контракты и более вменяемых импортёров. Внушительная часть производимого сейчас в мире СПГ уже законтрактована на годы вперёд.
В-четвёртых, намечен прорыв в угольной генерации, предполагающий снижение выбросов на 90%.
Иными словами, если отбросить фантазии «зелёных», служащие лишь дымовой завесой для весьма практических расчётов — так, протестуя против увеличения роли газа в планах ЕС, они без особого энтузиазма протестовали против его замещения угольной генерацией — то приоритеты европейской энергетической политики выглядят так. Во-первых, речь идёт о том, чтобы максимально загрузить созданную инфраструктуру по приёму СПГ. При этом речь, естественно, идёт об импорте газа из США. Так, уже подписан контракт на поставки 12 СПГ танкеров ежегодно с 2018-го года в течение пяти лет между американской Cheniere Energy и французской ENGIE (бывшая GDF Suez S.A.). Можно не сомневаться, что подобные контракты не вызовут никаких вопросов у Еврокомиссии.
Во-вторых, в сохранении угольной генерации (по странному совпадению, экспорт угля из США растёт). Таким образом, ставка делается на трансатлантическую прозрачность, конкурентность и транспарентность — т. е. на импорт из США. «Газпрому» в этой роли уготована роль мальчика для битья, при этом интенсивность последнего будет прямо пропорциональна его покладистости. Европейские потребители получат дорогой газ, чистый (потенциально и в неопределённой перспективе) уголь и субсидируемую ВИЭ — как символ победившей на континенте демократии.
Так или иначе, хороших вариантов для российского газового экспорта в Европу нет — стратегические приоритеты расставлены, и они имеют довольно отдалённое отношение к чистой экономике.
Аналитическая редакция EADaily