Шпионы. Часть 1

23 сентября 1698 года, едва приехав в Москву, резидент спешит наладить шифрованную (при помощи цифр) переписку со многими зарубежными центрами. На тот случай, что русские узнали бы о столь подозрительном и необычном для религиозной миссии способе корреспонденции, рекомендовалось говорить при объяснениях с властями, «что будто бы вы отвечаете на математический вопрос или сообщаете какое-нибудь искусство». Об этом стало известно после того, как в 1883 году в Россию были доставлены копии шестидесяти очень интересных документов XVII и XVIII веков из одного пражского архива. Попали они в тот архив вместе с другими бумагами богемской провинции ордена иезуитов, центр которой находился в Праге. В 1904 году эти документы были опубликованы в Петербурге в виде книги, которая называлась «Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала XVIII веков». В некоторых отношениях это собрание документов просто бесценно: в них иезуиты собственноручно описали многие свои явные и тайные дела, рассказали то, что тщательно скрывалось от посторонних глаз. В одном письме мы находим сведения о самом кратком из возможных путей через Россию в Китай, в другом иезуит сообщает подробности сражения русских со шведами под Нарвой: извещают о силах русской артиллерии и армий, действующих в Курляндии и Литве против шведов: далее иезуит пишет начальству, что он составляет новую, уточнённую карту верхнего Поволжья; в письмах приводятся также сведения дипломатического характера, причём с каждым годом их всё больше и больше. Из этих документов видно, что жившие в Москве иезуиты под видом «спасения душ» католиков разъезжали по стране, и именно по таким местам, которые были особенно интересны с военной точки зрения. Так, ещё в 1698 году один миссионер отправился в Воронеж, где Пётр I строил военный флот для войны с турками. В 1701 году иезуиты с успехом хлопотали о снаряжении специальных католических миссий в Таганрог и Азов — туда, где развёртывались самые важные события войны. В том же году, ещё не выехав в Азов, иезуит Франциск Эмилиан писал о своём желании перебраться оттуда в Астрахань, «где собирается большая часть купцов из великой Татарии, а также из Монголии, Газаррати и отдаленных местностей Индии. Я надеюсь, что это путешествие было бы не без пользы»,- многозначительно добавлял иезуит. («Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала XVIII веков», стр. 95-96. По-видимому, речь идет о районе Гуджерат в северо-западной Индии, одном из важных в то время торговых центров на пути из Африки и Малой Азии в южную Азию.) В 1709 году, как сообщает отчёт, один иезуитский монах ездил в Архангельск — в город и порт, имевший огромное стратегическое значение и интересовавший всех чужеземных разведчиков (не лишнее здесь напомнить, что и Астрахань и Архангельск числятся в списке четырех русских городов, еще раньше составленном иезуитом Рейтенфельсом в помощь будущим организаторам папского шпионажа). В Москве находился, таким образом, один из важных центров ватиканской разведки; он протягивал свои щупальца и в соседние страны. Так, венский иезуит Эдер в 1702 году писал о предполагавшемся назначении в Москву новых миссионеров для отправки будто бы в Азов, а на самом деле в Китай («Письма…», стр. 97). В 1699 г. Франциск Эмилиан доносил начальству, что иезуиты, живущие в Москве, поддерживают связи с армянскими и персидскими купцами, через которых ведется переписка с иезуитским резидентом, живущим в Шемахе, и добываются сведения даже о еще более далеком Тибете («Письма…», стр. 34-36). Недоверие, презрение и ненависть русских к иезуитам были так велики, что католическая миссия в Москве могла существовать только благодаря обману: тщательно скрывалось, что эти миссионеры принадлежат к ордену иезуитов, и считалось, что они управляются германским императором, а никак не папой (по словам самих иезуитов, «если бы москвитяне... узнали противное тому, ...миссионеров... не потерпели бы долее, потому что, кого пришлет Рим, того никогда не примет Московия». «Письма…», стр. 191, стр. 200). Германский император преследовал и свои цели, во многом совпадавшие с папскими. Поэтому он охотно расходовал большие деньги на содержание миссии, в частности на постройку её дома и церкви в Москве, а также на жалованье иезуитам (он выплачивал им ежегодно 800 рублей — по тем временам огромную сумму) и на поддержку иезуитской школы. Для полноты картины нужно еще напомнить, что в Москве работали не только те иезуиты, которые под видом простых священников обосновались при костеле. Были еще иезуиты тайные; о них случайно проговаривались московские корреспонденты. Из упоминавшихся здесь иностранцев это, безусловно, Гордон, Менезий, Гвасконий (на имя последнего был записан построенный за деньги германского императора в Немецкой слободе дом — тайная резиденция московских иезуитов) и другие. Так, из одного письма мы узнаём, что тайный иезуит служил химиком в московской католической аптеке. Кроме того, постоянные агенты «Общества Иисуса» получали помощь от проезжих иезуитов, подолгу останавливавшихся в Москве по дороге в страны Востока. Хлопоча перед орденом о присылке в Москву учителя и еще двух миссионеров, московские резиденты иезуитов считали нужным, чтобы те приехали не в монашеском, а в светском платье («Дневник камер-юнкера Берхгольца, веденный им в России в царствование Петра Великого с 1721-го по 1725-й год», ч. 2, изд. 2, М., I860, стр. 158. «Письма...», стр. 22 и 88). Когда выезжавшего в Польшу из Москвы иезуита Илью Броджио какие-то недоброжелатели из других орденов обвиняли в том, что он в Кракове не носил орденской рясы, Броджио оправдывался так: «Причина того, что я носил такую одежду в Польше, наполненной повсюду москвитянами, та же, по какой изменена одежда наших отцов в Московии» («Письма…», стр. 165—166). Броджио добавлял, что на три месяца раньше, когда русских в Кракове не было, он иезуитскую сутану носил. Так и Юрий Крижанич в 1646 г. писал из Смоленска в Рим, что больше всего он заботится о сохранении покрова тайны над истинными целями своего приезда в Россию. Крижанич хотел такой непроницаемой тайны, чтобы можно было из опасения «предательства» (его выражение) отрицать даже перед католиками, что он миссионер. Особое значение, как всегда и везде, иезуиты в Москве придавали своей школе, через которую они сумели завязать связи с русским дворянством, — в том и состояла главнейшая её задача. Но связи оказались непрочны; к тому же они крайне озлобили православное духовенство и в конце концов стали одним из поводов к новому изгнанию иезуитов из России. Пётр I отлично видел иезуитские козни и рассматривал католическую миссию, по-видимому, прежде всего как орган иностранной разведки. Ликвидировать её он долго не хотел — возможно, потому, что, наблюдая за нею, легче было узнать, чем в русской государственной, военной и экономической жизни особенно интересуются соседние правительства; а кроме того, допуская деятельность иезуитов, он удовлетворял одну из настойчивых просьб германского императора, который все время домогался различных льгот для католической церкви в России. Таким образом, вопрос об иезуитах был для правительства России вопросом международной политики. Здесь же надо искать причину неровности отношения к иезуитам: оно ухудшалось по мере того как эти лазутчики Ватикана наглели и причиняли нашему государству всё больший вред. С течением времени иезуиты разнуздались настолько, что вообще перестали скрывать свое участие в международных делах. Это очень наглядно и убедительно отразилось в их переписке, где всё чаще стали появляться сообщения вроде следующего (иезуит Броджио, приехавший из Москвы в Вену, пишет в Прагу провинциалу ордена): «1 декабря я имел милостивую и дружественную аудиенцию у нашего августейшего императора (Иосифа I). Августейший желает, чтобы я как можно скорее отправился в Польшу, а если возможно, то и к самому царю, и секретным образом доставил царю весьма важное письмо и от имени его величества сообщил кое-что и удостоверил касательно кое-чего и пр. Я покамест не без охоты берусь за этот удобный случай возвратиться к русским, так как считаю совершенно необходимым окончательно разузнать, насколько при нынешних обстоятельствах москвитяне постоянны, и не произошло ли какого-либо расстройства в религиозной гармонии из-за того мира, который попробовали устроить между собою, с исключением царя, шведский король и Август (польский король Август II) и не изменилось ли хоть несколько у этого подозрительного народа расположение к нашему императору». Нужно сказать, что и после визита Антонио Поссевино (написал книгу «Московия») иезуиты нисколько не стали лучше разбираться в русских делах. Россия по-прежнему была для них варварской страной, а русские — дикарями. Народы России они рассматривали только как «заблудших», которых надо лишить государственной самостоятельности и обратить в католичество, хоть это и не просто: «И при таком изобилии духовной рыбы нельзя протянуть рук, чтобы взять её!» — восклицал в письме один миссионер. Они не имели возможности удовлетворить столь большие свои аппетиты, но и не желали помириться на меньшем, чем подчинение России власти римского папы и германского императора; стремясь ускорить ход событий, иезуиты теряли хваленую выдержку и в оценке перспектив своей миссии нередко высказывали самые противоречивые мнения. В нетерпении они иногда принимали желаемое за уже существующее и впадали подчас в такой странный оптимизм, что начинали уверять себя и папу, будто Пётр мечтает об унии католической и православной церквей, советовали поскорее прислать в Москву папского нунция, «чтобы покамест... сделана была приготовительная работа к ловле рыб» и чтобы учредить новые католические миссии, воздвигнуть «многие костелы» и прочее. В виде особого курьёза надо ещё упомянуть, что один иезуит, какой-то Михаил Иаконович, даже мечтал не более и не менее как стать московским патриархом, и горько сетовал, что этого не случилось. Столь феноменальное иезуитское самообольщение казалось бы невероятным, если бы не подтверждалось существованием письма с этой жалобой (Д. А. Толстой, «Римский католицизм в России», т. I, СПб., 1876, стр. 114). Другие иезуиты смотрели на вещи гораздо мрачнее, а один из них высказался даже совершенно безнадежно — в том смысле, что «бесполезно и опасно каким бы то ни было образом посылать в московское государство миссионеров» («Письма...», стр. 202). Ближе к истине оказались эти пессимисты: в момент резкого ухудшения отношений с австрийским правительством (оно поддерживало заговор царевича Алексея) Пётр Первый 18 апреля 1719 года объявил о высылке всех иезуитов из России. Сказанного довольно, чтобы обрисовать в главных чертах деятельность иезуитского ордена в России того времени и доказать, что принятые против него Петром I строгие меры были разумны. Затем орден этот пятьдесят три года не появлялся официально в России, пока при Екатерине II не были воссоединены с русским государством обширные территории Белоруссии и Украины с многочисленным католическим и униатским населением. Разумеется, и до тех пор, будучи изгнанными, иезуиты «удостаивали» нашу страну своим вниманием. Очутившись в 1719 году за её пределами, они продолжали в Польше, Австрии и других странах ткать свою паутину шпионажа и строить всевозможные другие козни. Ещё более коварных, чем раньше, их по-прежнему принимали в светской одежде в качестве учителей в дома русской знати; под видом офицеров, купцов и инженеров они проникали в русскую армию, торговлю и промышленность, оставаясь неуловимыми отчасти в силу своего пронырства, отчасти же благодаря тайным покровителям — некоторым русским аристократам и важным чиновникам, благоволившим к католицизму. В виде примера тайной иезуитской возни вокруг русских дел того времени можно упомянуть одну из попыток введения в России унии православной и католической церквей — разумеется, под папским главенством. Продолжение следует…