Главное дело Екатерины Великой - присоединение Крыма. Реплика Максима Кононенко
История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Да, это довольно увлекательное упражнение для фантазии — представлять, как было бы в том случае, если бы все пошло не так, как пошло. Но в реальности представить это решительно невозможно.
Ну, вот взять, к примеру, дочь Петра Первого Елизавету. Однажды ее хотели выдать замуж за немецкого принца Карла Августа Гольштейн-Готторпского. Молодые друг другу понравились, однако прямо во время приготовлений к свадьбе молодой принц заразился оспой и умер. Когда же бездетной Елизавете Петровне пришло время самой выбирать невесту для своего племянника, будущего императора Петра III, она, благоразумно рассудив, что снаряд дважды в одну воронку не падает, выбрала племянницу своего безвременно ушедшего жениха — принцессу Софию Фредерику Августу Анхальт-Цербстскую.
Могла ли Елизавета Петровна подумать, что эта любознательная и сразу же согласившаяся ехать в далекую холодную Россию 15-летняя немецкая девочка однажды совершит государственный переворот и провозгласит себя действующей императрицей без всяких на то юридических оснований? Вот уж вряд ли. Однако именно так и произошло. И так у нас появилась Екатерина Великая.
И мы можем сколько угодно гадать, что было бы, если бы она не была такой, какой была. И если бы Петр III оставался во главе Российской Империи дольше, чем те полгода, что ему довелось. И если бы удался один из тех многочисленных заговоров против самой Екатерины, которые сопровождали ее на протяжении всей жизни. Только в первые годы объявились семь лже-Петров III, плюс выдававшаяся себя за дочь Елизаветы Петровны княжна Тараканова и Емельян Пугачев.
Однако сослагательного наклонения в истории не бывает. И наша история такова, какова она есть: с императрицей Екатериной Великой. Немкой, занявшей престол незаконно, и при всем этом — самой русской из русских императриц.
Она сразу же приняла Россию и страстно впитывала в себя культуру своей новой родины: учила русский язык, историю, традиции, вникала в тонкости православия. Рассказывают, что когда молодая принцесса, занимаясь русским языком по ночам возле открытого окна, заболела воспалением легких и чуть не умерла, то вместо лютеранского пастора потребовала привести к себе православного священника. При дворе оценили этот поступок.
Потомки же оценили другое. Екатерина Вторая увеличила население России более чем в полтора раза и сделала ее самой большой страной Европы. На карте появились сто сорок четыре новых города, включая Севастополь, Одессу, Херсон, Краснодар, Пятигорск, Днепропетровск. Дикое поле в северном Причерноморье, огромный кусок безлюдной степи, при Екатерине Великой превратился в один из самых урбанизированных регионов Европы. По аналогии с Великороссией и Малороссией, императрица назвала эту землю Новороссией. А когда на территории Новороссии был создан необходимый плацдарм, Екатерина решилась на главное дело своего императорства: присоединение Крыма.
Князь Григорий Потемкин, обосновывая необходимость этого территориального приобретения, писал императрице такие слова, цитирую: "Поверьте, что Вы сим приобретением бессмертную славу получите и такую, какой ни один государь в России ещё не имел. Сия слава проложит дорогу ещё к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море". Конец цитаты. Но Екатерину и не надо было особенно убеждать. Еще Петр Первый понимал стратегическое значение Крыма, и практически вся внешняя политика России в 18 веке была направлена именно на решение этого, важнейшего для безопасности государства вопроса.
Благодарные потомки, увы, в какой-то момент презрели вековую стратегию. Огромное государство, на протяжении столетий последовательно собиравшееся по крупицам, в один момент вдруг раз — и было кусками растащено по углам. Но история не терпит сослагательного наклонения, и поэтому теперь уже нет никакого смысла гадать, что было бы, если бы что-то пошло не так, как пошло. Все идет именно так, как идет. И двадцать пять лет малый срок для того, чтобы окончательно разрушить создававшееся веками. И уж два года совсем малый срок, чтобы восстановить то, что было разрушено двадцать пять лет.