Как Ельцин майданутых обманул
Шахтерские забастовки 1989-1991 годов: успех для единиц — поражение для многих
В марте 1991 года начался последний раунд шахтерских забастовок, ознаменовавших окончательный развал СССР. Это был финал длительной стачечной эпопеи, благодаря которой страна получила новый опыт взаимоотношений пролетариата и правящих элит. Корреспондент «Ленты.ру» посетил Кузбасс и Воркуту, чтобы поговорить с участниками тех событий, положивших конец советской экономике и стране в целом.
«Так жить нельзя»
Двадцать пять лет назад, в конце марта 1991 года, министр угольной промышленности СССР Михаил Щадов выступил по Центральному телевидению. Министр обнародовал предварительные итоги весенней серии забастовок. Только за один месяц стачек прямые подсчитанные потери отрасли составили четверть миллиарда рублей. При средней зарплате по Союзу около пятисот рублей — относительно немного. Однако были еще металлурги и машиностроители, понесшие из-за нехватки угля куда большие убытки. «Все это может привести к коллапсу советской экономики в целом», — предупредил Михаил Щадов.
Забастовки горняков за два года превратились в настоящее политическое бедствие, между очагами которого разрывалось разнообразное начальство. Кроме министра Щадова — советский премьер Рыжков (сказавший знаменитое «Так жить нельзя» именно по поводу жизни в Кузбассе), половина Политбюро, председатель совмина РСФСР Силаев. Чуть пониже — два первых секретаря по фамилии Мельников: Владимир — в Коми, Александр — в Кемеровской области. И отдельно — Борис Ельцин, во многом благодаря шахтерам ставший председателем Верховного совета РСФСР.
«В марте 1991-го мы вообще не хотели бастовать, — вспоминает Вячеслав Голиков, электрослесарь с кузбасской шахты «Первомайская», ставший руководителем областного совета рабочих комитетов. — Объявили стачку на один день. Чисто политические требования: отставка Горбачева, роспуск Совета народных депутатов СССР, поддержка Ельцину, Верховному совету РСФСР и дальнейшим реформам. Суверенитет России, по факту. Рассчитывал ли кто-то, что Горбачев испугается и уйдет? А почему нет? За два года стачек чего только не было. Но этого не произошло. И это также повлияло на то, что однодневная забастовка затянулась надолго, и по всей стране. Потому что за Кузбассом в стачку легли более 200 тысяч горняков в других регионах».
Начало: Воркута
«Наступающий 1989 год — год начала работы всех предприятий в условиях полного хозрасчета, самоокупаемости и самофинансирования, — напоминает предновогодняя передовица газеты «Заполярье», Воркута. — Надо быстрее устранять упущения, активнее подключать резервы, больше проявлять заботы о нуждах трудящихся».
Первая крупная шахтерская забастовка Кузбасса — Междуреченск, июль 1989 года
«Увеличить расчетную цену угля до уровня мировых цен», — гласил шестой пункт требований стачечного комитета Междуреченска
Перераспределение доходов дотационной угольной отрасли в пользу местного самоуправления — еще одно требование бастующих в 1989 году
На площади — Борис Ельцин. Вскоре именно шахтеры помогут ему стать председателем Верховного совета РСФСР
Через два месяца тон публикаций сменился: «Коллектив участка №9 шахты "Северная" вынужден был пойти на крайнюю меру, не найдя ни у кого ответов на волнующие их проблемы… 2 марта горняки не вышли из шахты и предъявили требования по условиям оплаты труда, сокращению аппарата шахты».
Крайняя мера — поскольку забастовка на «Северной» была едва ли не первой заметной акцией в цепи горняцких стачек на излете СССР. Причины пока экономические: последовательное урезание льгот и привилегий Крайнему Северу, наложенное на позднесоветский дефицит всего. «Северные в свое время были сто процентов, позже стали восемьдесят. Горняцкие доплаты срезали, отпуска уменьшали. Заманили одним, а вышло вот как», — говорит Леонид Коффе, приехавший в Воркуту из Томска ровно шестьдесят лет назад, в 1956 году.
В 1989 году Коффе работал заместителем главного инженера «Северной», и одну из первых забастовок угольщиков запомнил хорошо: «Активен был бригадир Юрий Василенко. Под его руководством смена три дня не выходила на поверхность, пока не приехали Михаил Щадов и первый секретарь Мельников. По телефону переговаривались, увещевали. Но ребята уперлись: не выйдем, пока не сделаете».
На собрании трудового коллектива министр Щадов признал требования справедливыми. И это правильно, уверен инженер: «Подземникам по сравнению с тем, кто в киоске газетном сидит, должны быть четкие, железные льготы — чтобы все видели, зачем он туда лезет».
Начало: Кузбасс
«Это было 11 июля 1989 года. Жара, температура за тридцать, — вспоминает старт первой крупной забастовки Кузбасса Сергей Кислицын, в то время начальник участка на шахте имени Ленина, что в Междуреченске. — Увидел перед входом в административно-бытовой комбинат толпу шахтеров. Оказались соседи с шахты Шевякова — пришли к нам на шахту Ленина агитировать за забастовку».
Требования, говорит Кислицын, были не столько экономические, столько бытовые: «Мыло в душевых, портянки, условия на шахте. Руководители того времени считали, что все это несерьезно. Но когда шахта Ленина присоединилась к забастовке — проблемы были у всех одинаковые, — информация полетела на другие шахты: город-то шахтерский, все соседи. Это было как разорвавшаяся бомба».
О мыле, дефицит которого обнаружился не только в шахтерских душевых, и о том, что из продажи одновременно исчезли крупы, масло, макароны, мясо и колбаса, горняки сигнализировали с начала года. Повсюду, включая телепрограмму «Прожектор перестройки». Ответы, по российской традиции, приходили от тех, на кого жаловались, — в лучшем случае «факты подтверждаются не полностью». Как вспоминает Петр Бухтияров, возглавлявший несколько шахт региона, дошло до того, что люди собирались в шахты бросаться. Так что выходу на площадь не удивился никто. Хотя процесс впечатлил многих.
«Настроение одно: пусть руководство объяснит, как дальше работать, — рассказывает Кислицын. — Тысячи людей в черных шахтерских робах двигались в полной тишине. Молча. Только угольная пыль над ними висела. Моя жена тогда сынишку из детсада забирала и увидела это шествие. Ее первое впечатление: "Неужели война?!"».
Ждали всего. Не исключали и новочеркасский вариант развития событий. Профессор Кемеровского госуниверситета Александр Коновалов подтверждает, что такая вероятность была и были люди, готовые действовать именно так. «Но первый секретарь Мельников — мягкий, интеллигентный человек — не допустил бы этого, — уверен историк. — В Москве же власть просто растерялась, не знали как быть».
«Горняки, которые выходили на площади, искренне пытались изменить страну к лучшему, — уверен губернатор Кемеровской области Аман Тулеев, оценивший события четвертьвековой давности. — Мысли у них были светлые, многие их требования я и сейчас поддерживаю. Ведь они требовали самого необходимого — улучшения условий жизни и экологической ситуации, отмены талонов, борьбы с коррупцией и преступностью».
Угольный министр Щадов прибыл в Междуреченск на следующий день. Вопрос с мылом и другими бытовыми проблемами был решен сразу: выделить из госрезерва. Люди, уточнив прочие требования, разошлись. В Междуреченске стачка временно прекратилась. В остальном Кузбассе — только началась.
Борис Ельцин (на первом плане вполоборота) на встрече с представителями городской власти и рабочих комитетов. Медуреченск, Кузбасс, начало 1990-х
Председатель Кемеровского областного совета народных депутатов Аман Тулеев (слева) и глава правительства РСФСР Иван Силаев (дает интервью). Кузбасс, начало 1990-х
Требования
«Только и слышишь, как ребята головами о спинки кресел стукаются — бум-бум, бум-бум», — вспоминает член Новокузнецкого стачкома, горный мастер шахты «Байдаевская» Виктор Морозов сбор шахтерских делегаций в доме культуры в Прокопьевске. «Неделю до того никто не спал, на площадях все были, а сели — и стали вырубаться один за другим».
«Требования выдвигали уже от всего Кузбасса. А только у нашего стачкома был отпечатанный в типографии вариант, — отмечает Вячеслав Голиков. — Спорят-спорят, спорят-спорят — тут я выхожу, зачитываю наш первый тезис: "Экономическая самостоятельность предприятия". Затихли все. А потом: "Правильно, записываем!" Дальше опять спорят, выхожу я — второе им, третье. В конце концов мне и кричат: "Чего ты таскаешься? Стой там, говори сюда все, что есть". Раздали людям, те посмотрели, проголосовали».
«А потом, — рассказывает Юрий Комаров, горнорабочий очистного забоя с шахты «Абашевская» и коллега Морозова по стачкому, — мы поняли, что работать так очень сложно: народу тысячи две, все кричат. Выбрали несколько человек от каждого города — пусть они обрабатывают требования, встречают правительственную комиссию и ведут переговоры. Дело пошло».
Тут вдруг выяснилось, что шахтеры, с их умением организовываться и решительно действовать, нужны всем. Власти РСФСР, без пяти минут новой России — для противодействия центру. Межрегиональной группе и прочим демократическим силам — для борьбы с партаппаратчиками. Появившимся новым профсоюзам — для стычек друг с другом и с официальным советским ВЦСПС.
Соглашение со стачечным комитетом Кузбасса подписали представители Совмина, ЦК и ВЦСПС. Среди пунктов соглашения были, например, требования помогать развивающимся странам с учетом реально складывающейся экономической ситуации и лишить привилегий первых руководителей всех рангов.
Пять листов по три колонки на каждом — «Требования трудящихся», «Ход выполнения», «Выводы и замечания». Пункт первый — требование: «Производить выплату вечерних и ночных смен согласно постановлению…»; выполнение: «Предприятия города этих средств не имеют». Выводы: «Вечерние решены».
Но с подписанием соглашения ситуация сама собой не улучшилась. «Люди приходили на смену, садились и говорили: "Начальник, зарплата будет? Если нет, в шахту не пойдем", — вспоминает Сергей Кислицын. — Поворачивались и уходили. И так месяцами. Катавасия с управлением: компартия сыпалась на глазах, другой власти еще не было. Рабочие комитеты лезли всюду, где можно было поруководить. А среди руководителей движения были те, кто, простите, с братом букварь скурил еще в третьем классе. Понимание крупного хозяйства, производственных отношений отсутствовало».
И все же, уверен Вячеслав Голиков, даже самые оригинальные экономические требования были вполне разумны: «Мы просили дать удочку, а рыбу наловим сами. После распада СССР шахтеры просили уже только рыбы как таковой». В набор «удочек», как указывает Юрий Комаров, входил, к примеру, банк с валютными счетами — созданный за восемь месяцев не без участия рабочих комитетов на базе Жилсоцбанка СССР. «Угольщики и металлурги получили возможность прямо торговать с заграницей, не перегоняя выручку в рубли», — поясняет Виктор Морозов.
Среди стачкомовских трофеев оказались четыре Ту-154М для Новокузнецкого авиаотряда: городской аэропорт решением центра превращался в международный. «Министр гражданской авиации ни в какую, — вспоминает Комаров. — Пришлось его пару раз стукнуть. Прямо в его кабинете».
Искушения
В связи со стачками тех времен приводят высказывание Михаила Горбачева по поводу региональных партийных организаций: «Вы их давите снизу, а мы будем давить сверху». Сказано было не шахтерам и по совершенно другому поводу — но на горняцкое желание мыла, мяса и справедливости слова генсека легли наилучшим образом. Особенно когда речь зашла о создании параллельных структур власти — на уровне даже не регионов, но страны.
Представительство Новокузнецкого рабочего комитета находилось в Белом доме на 17-м этаже. «Ни у кого из стачкомов такого не было, — не скрывает гордости Комаров. — Поэтому на нас замкнулась общесоветская стачка».
Претензии Кузбасса к руководству новой России сформулировались вскоре после распада СССР
Очередная забастовка собрала на главной площади Междуреченска тысячи шахтеров
Политические требования очень скоро вытеснили прежнюю экономическую повестку забастовок в Кузбассе
Виктор Морозов, отряженный в Москву, каждое утро сводил шахты с металлургическими комбинатами — чтобы не прерывался производственный процесс. «Принцип такой, — объясняет он. — Сегодня эта шахта отпускает уголь в Липецк и Магнитку, а эти бастуют. Завтра наоборот». Кроме прочего, Морозов следил за пополнением образованного при шахтерском движении фонда социальных гарантий. Шахтам, которым вообще перекрывали кислород, из него могли что-то подкинуть. Финансировали фонд металлургические комбинаты. Хочешь получать уголь, пополняй фонд».
Через искушение властью — не только экономической — прошли почти все. «1989 год, приезжают из Москвы партийцы, — вспоминает Вячеслав Голиков. — Говорят: "Мы вас в обком возьмем. А хотите — в Москву в ЦК". "Так я беспартийный", говорю. "Примем!"».
От места в партийной номенклатуре Голиков отказался — как и его коллеги. Впрочем, от работы со Старой площадью руководителей стачки это не избавило. «Пятнадцать делегатов по кабинетам ЦК бегают, — описывает Юрий Комаров один из визитов в Москву. — Отчеты толстенные собираем, которые для рабочих комитетов партийцы по итогам встреч готовили. Решили закурить. "Можно?" — "Можно, ребята, курите". Зря они это сказали: дым такой, что тараканы на всей Старой площади какие сдохли, какие на Солянку убежали. Инструктора окна открывают, а бесполезно. Шум, мат, "Беломор"...».
Одной из причин своего поражения стачкомовцы считают массовый поход активистов в депутаты всех уровней. «Растащили наших по углам, — рассуждает Комаров. — Через рабочий комитет проходили легко, и кампании никакой не надо было. А там дальше… Одному одно, другому другое — кого спаивали, кого запугивали, кого покупали — так и затягивало».
Через рабочий комитет в депутаты Кемеровского областного совета прошел и Аман Тулеев, впоследствии возглавивший областной парламент. «Он был известен как хороший железнодорожник, — объясняет Виктор Морозов. — При нем было прекрасно налажено снабжение шахт порожняком, мы до того страдали от нехватки вагонов».
И Морозов, и Комаров, и Голиков тоже стали областными депутатами. Сегодня они называют это не иначе как «разбазариванием рабочего комитета».
За что боролись…
Возможно ли сегодня повторение событий четвертьвековой давности, к примеру, в том же Междуреченске? «Наш русский менталитет таков, что может быть все, — откровенен Сергей Кислицын. — Яркий пример — горе 2010 года, взрыв на шахте "Распадская", где я работал заместителем гендиректора. Взрыв произошел в ночь с 8 на 9 мая. И уже десятого числа женщина, воспитатель детского сада, подняла полгорода. Вышла на площадь, давай голосить: "Зарплата маленькая, руководители шахт безопасностью не занимаются" — и подняла народ!»
Министр угольной промышленности СССР Михаил Щадов (справа) появлялся везде, где вспыхивали шахтерские волнения
Стачки в Кузбассе привлекли внимание сотен западных журналистов
В ходе поездки по Кузбассу в 1990 году Борис Ельцин обещал региону создание свободной экономической зоны и полное распоряжение добытым углем
Переброска ОМОНа и приезд в Кузбасс Владимира Путина, в то время главы кабинета министров, потушили конфликт. Однако предпосылки к повторению чего-то подобного никуда не делись. «Здесь повсюду особо опасные объекты, — напоминает Кислицын. — Случись чего — пусть даже раздолбай палец не туда засунет, — на такой волне могут поднять хоть что». К тому же руководители угольных компаний идут по пути оптимизации. Цель — сохранить производство, но жизнь сокращенных рабочих и их семей от этого к лучшему не меняется.
«По иронии судьбы, практически все требования горняков и их лидеров оказались выполненными, — напоминает Аман Тулеев. И сегодня мы пожинаем плоды шахтерских забастовок 1989-1991 годов. Требовали забастовщики выхода России из СССР — получили распад Советского Союза в декабре 1991 года. В экономической сфере: добивались самостоятельности предприятий угольной отрасли? Требовали разрешить шахтам и разрезам устанавливать свои нормы выработки? Добились! Настаивали на том, чтобы отменить дисциплинарный устав, ликвидировать государственную горно-техническую инспекцию? Дескать, мешают работать. Сделали! Требовали не проверять, не ощупывать горняков перед спуском в забой на предмет наличия табака, зажигалок, спичек? Теперь не проверяют».
«Мы боролись за социализм с человеческим лицом, — объясняет Валентин Копасов, в 1980-х — начальник участка шахты "Центральная", вошедший в руководство стачкома Воркуты. — А напоролись на мурло, мерзкую харю капитализма. Показать бы тогда ребятам картинку 2016-го года — вы хотите так? Уверен, многие захотели бы остаться в 1989-м. Рабочий был более защищен, более уважаем, труд был в почете. Знали бы, к чему приведет — держались бы подальше от забастовочной деятельности».
По мнению Амана Тулеева, в конечном итоге победы забастовщиков вылились в безудержную гонку за прибылью любой ценой, даже ценой человеческой жизни, и в преступное пренебрежение элементарными правилами безопасности. «Как следствие, — констатирует губернатор, — новые трагедии в шахтах, взрывы и похороны. За что боролись, на то и напоролись… Теперь уже новые поколения горняков протестуют против того, под чем слепо подписывались четверть века назад их отцы».
Судьба героев из забоев
Вячеслав Голиков вошел в высший консультационный совет при председателе Верховного совета РСФСР Борисе Ельцине. Вскоре после провозглашения новой России совет был распущен. Важнейшей нынешней проблемой бывший глава совета рабочих комитетов Кузбасса считает отсутствие свободы слова и действенных профсоюзов.
Валентин Копасов был заместителем главного редактора городской газеты «Час пик», пять раз избирался в горсовет Воркуты, один раз — депутатом парламента Республики Коми. В городском парламенте Копасов представляет «Единую Россию». «Наша Федерация не может существовать без партии власти», — уверен бывший шахтер.
Петр Бухтияров продолжил работу в Новокузнецке по линии Росуглепрофа: «Мы с Аманом Гумировичем капитальную борьбу с забастовщиками вели». Полтора десятка лет назад он вышел на пенсию, сейчас ему 83. Среди его коллег, заявивших о себе во время забастовок — вице-спикер Госдумы, секретарь генсовета «Единой России» Сергей Неверов, некогда возглавлявший профком шахты «Есаульская».
Сергей Кислицын в прошлом году решением Амана Тулеева был назначен главой Междуреченска.
Полный кавалер знака «Шахтерская слава» 83-летний Леонид Коффе недавно получил особое отличие — удостоверение ветерана Воркуты. Его марш «Столица мира» в декабре прошлого года стал лауреатом муниципального конкурса песни «О любимом городе».
78-летний Виктор Морозов — помощник директора ЧОП, инспектор охраны. Пенсия — около 15 тысяч рублей. По словам Морозова, его подопечные получают больше, чем инспектор. Но для того, чтобы стать охранником, нужна лицензия и курс обучения. «А какая из меня в этом возрасте ученица?» — спрашивает Виктор.
58-летний пенсионер Юрий Комаров после забастовок испытывал трудности с устройством на работу. Нынешней зимой он ездил из Новокузнецка в Воркуту. Через две недели понял, что в забой идти уже не может: «Здоровье не то, а условия все те же». Вернулся в Кузбасс незадолго до трагедии на воркутинской шахте «Северная», где в феврале от взрывов метана погибли 36 шахтеров и горноспасателей.
Сообщение о начале затопления шахты «Северная» было обнародовано 6 марта 2016 года. Ровно через 27 лет после того, как бригада участка №9 отпраздновала успех своей сидячей забастовки — одной из первых акций в цепи стачек 1989-1991 годов.