А один батюшка был людоедом
"Один батюшка был людоедом. Приходит к нему человек на исповедь, а домой уже не возвращается. Приходит молодая пара венчаться и исчезает навеки. Приносят младенца покрестить – пропадает и младенец, и крестные родители. А просто батюшка их всех съедал. Только в посты все было благополучно, люди у него исповедовались, крестились, соборовались без всяких исчезновений. Благочинный, конечно, знал про эту батюшкину особенность, но всегда говорил, что заменить ему батюшку некем, зато как строго человек держит пост.
Один батюшка был неверующий. Все он делал, как положено, и очень старался, только вот как-то не верил в Бога. Об этом, в общем, все знали, но прощали ему, а вот как раньше, если коммунист, не обязательно же в коммунизм верит. Ну, так же и батюшка. Главное, чтобы человек был хороший.
Один батюшка страдал клептоманией. То крестик золотой стянет из церкви, то просто десятку из кармана у дьякона. Все об этом в общем знали, но понимали — ну, клептоман. Главное, чтоб человек был хороший. Батюшка ценил народное доверие и, когда горка наворованных вещей у него дома становилась слишком высокой, — складывал все наворованное в большую сумку и раздавал бедным на паперти. Вот что значит хороший человек".
Когда лет 12 назад я стала читать эти коротенькие рассказы-притчи Майи Кучерской, её "Современный патерик", то впала в огромное недоумение и даже несколько обиделась на автора. Что за неуместные шутки? Как можно в таком тоне писать о людях духовного звания?
Однако продолжила читать: чем-то цепляли эти рассказики. И дойдя до второй части книги, уже только радовалась и умилялась, слушая рассказы о наших удивительных старцах:
"Остановка “Отец Павел”
После возвращения из лагеря отец Павел стал батюшкой. Был он уже далеко не молодым человеком. И тридцать три года прослужил в сельской Троицкой церкви. Люди съезжались к нему отовсюду, всех званий и профессий. Остановку, на которой нужно было выходить, чтобы попасть в село, все так и называли: “Отец Павел”. Батюшка часто повторял: “Не народ слуга священника, а священник — слуга народа. А сейчас-то все наоборот!”.
Это о Павле Груздеве, которого называли в народе "кормилец". Он всех кормил. В концлагере кормил: ему разрешалось выходить из лагеря для работ и отец Павел летом собирал ягоды и грибы, относил больным в лагерь. Чтобы пропустили, одно ведро грибов отдавал охране, одно - в тюремную больницу.
И когда стал батюшкой, тоже всех-всех кормил, кто к нему приходил. А людей было очень много: и свои, деревенские, и академики, ученые из академгородка, который был как раз неподалёку, и самые разные люди из самых разных городов и стран.
Я не застала отца Павла - приехала уже только к могиле старца. Незнакомый священник служил на могиле панихиду, а я стояла и горестно думала о том, что никогда не накормит меня старец, как всех кормил. Сиротой себя чувствовала.
Закончилась панихида, подошёл ко мне священник и протянул огромный пакет с печеньем:"Батюшка вас угощает". Сказал и ушёл.
Эх, да разве один такой случай был?! Иногда небо очень близко к нам, очень.
Для чего я об этом сейчас говорю? Я говорю об этом, потому что у меня тоже болит душа от ваших вопросов о том, как мог такой-то священник сделать то-то, или другой сказать это, или ещё что произошло нехорошего в христианской общине.
И как вы верите, когда такое происходит?! - спрашивают меня возмущённые люди. Но я ведь не в это верю, не в отдельные слова и поступки. Я в Господа верю и в то, что каждому из нас он дал свободную волю.
Церковь живая, в ней живые люди, они ошибаются, оступаются и могут совершать даже страшные поступки. Но этому их церковь не учит. Евангелие и подвиг святых отцов учит совсем другому. Каждый вмещает столько, сколько может. Но вера дает человеку самые высокие нравственные ориентиры, освещает всю жизнь человека и освящает, конечно.
Даже просто знать о том, что этот Свет есть, огромное, ни с чем не сравнимое счастье. И ничьи слова и поступки не могут его погасить.
Поэтому я верю.