Почему протестуют работники московской подземки
Ворсобин:
- Сегодня мы будем говорить о том, что нас всех связывает. А нас всех связывает метро и особенно тех, кто живет в крупных городах. Особенно, если в Москве. И именно в этом святом сакральном месте для любого пассажира метро, случилась история, в которой хочется разобраться.
Послушаем сюжет.
- В Москве прошел митинг работников метрополитена, которые заявили о некомпетентности администрации, о проблемах безопасности подземки. Акция была согласована на площади «Краснопресненская застава». Организовал митинг профсоюз работников ГУП «Московский метрополитен». В листовке с объявлением о митинге говорится, что это будет акция за повышение зарплаты, против сокращения рабочих мест, против отмены вредности, за введение реабилитации и выплаты компенсации при потере здоровья. А так же против самодурства начальства.
В профсоюзе напоминают о недавнем пожаре на станции «Новые Черемушки» и о давке на Тульской. Отмечают, что в этих случаях проявилась некомпетентность и безалаберность сотрудников администрации. Так после пожара на «Новых Черемушках» 7 марта на три дня полностью вышла из строя система безопасности, однако поезда проходили аварийный участок со скоростью не 35 километров в час, как полагается по нормативам, а 70 километров в час, утверждают организаторы митинга.
Хотелось бы просто посмотреть в глаза тому ревизору, который отдал диспетчерам устный приказ вести поезда с такой скоростью вслепую, - говорит председатель профсоюза Николай Гостей. – В конце концов, именно мы, машинисты, ответственны за жизнь пассажиров, с которыми едем в одном поезде.
Давка на Тульской случилась утром 8 февраля, когда после выходных к утру понедельника не успели закончить ремонтные работы, и один из вестибюлей станции был закрыт. Организаторы митинга напоминают, что до сих пор не восстановлена система медицинского обслуживания пассажиров и работников подземки, которая, цитирую, «была разрушена предыдущим начальником московского метрополитена Иваном Бесединым. В результате проведенной недавно специальной оценке условий труда на бумаге был массово снижен класс опасности и вредности рабочих мест метрополитеновцев, хотя в реальности ничего не изменилось», - говорится в сообщении профсоюза. Так же митингующие потребовали повышение зарплаты, которую не увеличивали с июня 2014 года. А еще ввести систему медицинской реабилитации и выплат компенсаций при потере здоровья, приводящей к отстранению от работы. В подземке идут сокращения, вынуждающие метрополитеновцев работать и за себя, и за того парня. Отдел технического контроля был полностью закрыт. И его квалифицированные работники распущены. При этом передача функции технического надзора за сторонними организациями в метрополитене не налажена, говорится в сообщении на сайте профсоюза.
«Этой акцией мы хотим привлечь внимание начальника московского метрополитена Дмитрия Владимировича Пегова к тому, что хаоса в подземке все больше. И уже назрели радикальные реформы», - заявил Николай Гостев.
Ворсобин:
- И поэтому у нас в студии сегодня собрались заинтересованные лица. Те, кто собирал этот митинг. Это член профсоюза работников московского метрополитена машинист Василий Шеляков.
Шеляков:
- Здравствуйте!
Ворсобин:
- И председатель профсоюзной организации, это другая организация, скажем, более официальная, которая объединяет 38 тысяч человек, если не ошибаюсь. Николай Никольский. Он не согласен, я так понимаю, с теми требованиями, которые были озвучены недавно во время митинга.
Меня, как обычного пассажира, не очень важно, кто из вас более настоящий профсоюз. Мне больше всего интересно: действительною ли те ужасы, о которых было рассказано во время митинга, о том, что наша безопасность, как пассажиров, не гарантируется вовсе, а становится все ниже и ниже. Я прошу Василия Шлекова рассказать, действительно ли, так все мрачно, как слышится?
Шеляков:
- Знаете, да. Встречаются такие вещи... Общаешься с людьми из разных служб метрополитена и поступает такая информация, что людей при реорганизации сокращают. И два человека выполняют работу остальных. Должно быть пять человек, выполняют двое.
Ворсобин:
- А что этот значит?
Шеляков:
- Это изменение графика проведения работ. Люди выкладываются, но при этом не получают тех денег, которые они хотят, выполняя свою работу и за того человека, которого сократили.
Ворсобин:
- И что это для пассажира значит?
Шеляков:
- Это ухудшение обслуживания инфраструктуры метрополитена. Для того, чтобы смотреть за состоянием пути, оборудования, для этого нужно, чтобы был очень хороший контроль. И надежный.
Ворсобин:
- Тут указано, что недавно в пожаре на станции «Новые Черемушки», о давке на станции метро «Тульская». Это что, действительно, связано с теми проблемами, которые вы указывали?
Шеляков:
- То, что касается давки на станции «Тульская», то об этом надо было думать раньше, когда закрывали станцию. Вы сами понимаете, в час пик у нас народу очень много. И при закрытом одном выходе, пользуясь одним вестибюлем, который так же срезан на 50 процентов в связи с благоустройством, пассажиропоток не успевает выходить и входить. И поэтому надо было думать, прежде чем принимать такие решения и ухудшать этим работу.
Ворсобин:
- Вот слева от меня сейчас сидит машинист, член профсоюза ГУП «Метрополитен». Вы работаете сейчас?
Шеляков:
- Сейчас я на больничном.
Ворсобин:
- Но вы постоянно работаете?
Шеляков:
- Да.
Ворсобин:
- А справа Николай Никольский, председатель профсоюзной организации. Скажите, вы согласны с этой оценкой ситуации?
Никольский:
- Василий говорит, что он говорил с отдельными работниками метрополитена, там-то и там-то плохо. Ладно, бог с ним, говорил. Возьмем хотя бы «Тульскую». Ну, надо было думать. Может, я согласен, что надо было думать, но, извините, организация выиграла конкурс на проведение работ. Дальше организация уходит. Да, метрополитен судится с ними, ищет. Но вот здесь мы говорим о некомпетентности руководителей. Я не хочу обсуждать сегодня компетенцию руководителей, но сегодня, к сожалению, строителей нет хороших на метрополитене. Ушли строители. Да, мы сейчас ищем новые организации, которые будут это делать, которые закончат это.
Ворсобин:
- Скажите, чем ваша позиция отличается от позиции Василия? Те проблемы, которые он обозначил, разве их не существует?
Никольский:
- Владимир, вы все говорите, машинист, машинист Василий. Я уважаю машинистов, потому что я начинал на метрополитене тоже машинистом. Я тоже машинист, но уже им не работаю сегодня.
С чем я не согласен или согласен? То, что Василий сегодня говорит о повышении зарплаты. Если я бы сегодня сказал, что не согласен и против этого, но я тоже за повышение зарплаты. И этот вопрос постоянно находится у нас на контроле. Я этот вопрос поднимал на съезде нашего профсоюза. Я знаю, что председатель нашего профсоюза Николай Никифоров направил письмо мэру города Москвы Собянину о том, чтобы рассмотрел мэр вопрос повышения индексации зарплаты. Но повышение зарплаты решается не только индексацией. Ведь Василий знает, он принимал коллективный договор, у нас записано, что индексировать зарплату с учетом имеющихся средств. Поэтому в 15-м году, да, индексации не было. И мы за то, чтобы она была двумя руками. И сегодня об этом говорим. Но в 15-м году была дважды выплачена всем работникам метрополитена премия, которая как бы свела индексацию. И в итоге зарплата выросла в среднем за счет этой премии на 6 процентов. И сегодня у нас средняя зарплата на метрополитене составляет 67 тысяч, а у ведущей нашей профессии машиниста сегодня 100 тысяч. Это средняя заработная плата.
Ворсобин:
- Сто тысяч. Василий, вы порывались что-то ответить?
Шеляков:
- Николай Никольский сказал, что всем работникам два раза премия выплачивалась. Давайте подкорректируем. Не всем.
Никольский:
- Кому не выплачивалась?
Шеляков:
- Мне. Лично мне. И я знаю еще сотню, тысячу других людей, кому она не выплачивалась. Вы сами почитайте приказы, которые издавались. Люди ждали эту премию к 80-летию метрополитена. Но некоторые ее вообще не получили. Вы сами знаете, почему.
Ворсобин:
- Давайте без загадок.
Шеляков:
- Были у людей дисциплинарные взыскания.
Никольский:
- Извините, премия не выплачивается за наличие дисциплинарных взысканий.
Шеляков:
- Нет, но вы-то сказали...
Ворсобин:
- А у вас были взыскания?
Шеляков:
- Были.
Ворсобин:
- За что?
Шеляков:
- Как бы я нахожусь в профсоюзе работников ГУП «Московский метрополитен».
Ворсобин:
- Альтернативный профсоюз.
Шеляков:
- Да. Нас называют...
Ворсобин:
- Буйный?
Шеляков:
- Не буйный он. И так, как наш профсоюз всегда поднимает тему проблем, которые происходят в каждом подразделении, где есть наши первичные организации, и из-за этого начальство меня просто невзлюбило. И начинались привязки. Даже на данном этапе у нас все это происходит. Кто состоял в независимом профсоюзе, как нас называют, за людьми просто слежки, постоянно каждый день по одной, две, три поездки. За день не один раз человек попадал на «портянку».
Ворсобин:
- А что это такое?
Шеляков:
- Это листок, где пишут замечания, которые были сделаны. Но эти замечания, опять же, как было озвучено, из-за того, что человек находится в профсоюзе ГУП «Московский метрополитен».
Ворсобин:
- Это касается всего несколько сотен человек. Это же не касается тысяч.
Шеляков:
- Вы понимаете, даже если нескольких человек это касается, это же является дискриминацией работника.
Никольский:
- Извини, Владимир, если мы говорим сегодня: давайте мы будем выплачивать премию всем: и прогульщикам, и пьяницам, и нарушителям – это раз. Второе. Вы говорили, что согласен или не согласен. Я сегодня, честно, не понимаю лозунга профсоюза против отмены вредности. Я не понимаю этого лозунга! Что имеет в виду этот лозунг?
Ворсобин:
- Давайте я спрошу как пассажир. Меня больше зацепила другая фраза. Ту работу, которую делали раньше два человека, делает один. Мне, как пассажиру, это небезразлично, потому что, получается, что мою безопасность раньше охраняло три или два человека, а сейчас один. Значит, она упала.
Николай, правильно я мыслю?
Никольский:
- Опять говорить, что вчера работало десять, сегодня один, так вот, есть техпроцесс. И он не менялся. И никто сегодня не говорит о том, чтобы поменять техпроцесс обслуживания и осмотра оборудования и прочее. Мы сегодня говорим, что на метрополитене происходит реорганизация. Да, происходит. Но это право работодателя. Мы с Василием, как профсоюз, должны следить за чем? Чтобы не нарушалось законодательство при проведении этой реорганизации. За тем, чтобы люди не были выброшены сегодня на улицу, чтобы они сохранили свою работу.
Ворсобин:
- Я не очень понимаю вашу разницу. Василий, в чем разница работы ваших профсоюзов? Вы ответили на вопрос, что сегодня один работает там, где раньше два, страдает ли безопасность?
Шеляков:
- Страдает, конечно. Как Николай Никольский замечает, что не нарушается технологический процесс, а люди говорят совсем о другом. Нарушается он в приказном порядке. Не люди его нарушают.
Ворсобин:
- А как это происходит?
Шеляков:
- На бумагах. Людям присылают приказы. Или начальство может собрать на планерку при проведении этой работы. И что-то сказать. А люди боятся, держатся за работу. И они не будут этого нарушать, так как у каждого есть семья, есть ипотеки, надо платить деньги. Но люди часто высказываются об этом. Даже я знаю, с моих записей с митингов, все там было озвучено очень хорошо. Что заставляют нарушать технологический процесс.
Ворсобин:
- Это же подсудное дело!
Никольский:
- Вот именно! За это посадят!
Ворсобин:
- Это происходит, как вы утверждаете. Даже под страхом уголовного наказания?
Шеляков:
- Получается, да.
Ворсобин:
- Николай, это неправда?
Никольский:
- Я считаю, что это не происходит. Мы сегодня говорим... Да, сегодня профсоюз может проводить митинги, пикеты. Зачем вы на митинге использовали человека, представив его обучающимся в нашем учебном центре, когда он учится в музыкальном училище?
Шеляков:
- Это кого же?
Никольский:
- Фамилию я не помню. Молодого человека.
Шеляков:
- Вы мне просто скажите.
Никольский:
- И он это сам сказал.
Шеляков:
- Это кто?
Никольский:
- Я не помню.
Ворсобин:
- Я не очень понимаю, о чем вы говорите. Давайте вернемся к нашим слушателям.
Никольский:
- Вопрос. Почему сегодня профсоюз против отмены вредности? Если мы говорим о наших работниках...
Ворсобин:
- За вредность доплачивают. Поэтому, если за вредность не доплачивают, то, мне кажется, любой профсоюз начнет бить кулаком о стол и говорить: дайте наши деньги. Это логично для профсоюза. Если где-то отнимают деньги, то главная цель профсоюза – их получить обратно. Нет?
Никольский:
- Главная цель профсоюза, вы правильно говорите, не деньги получить. Главная цель профсоюза – создать безопасные рабочие места.
Ворсобин:
- А справедливость о платы?
Никольский:
- А дальше мы говорим об оплате. Это льготы за вредность. А вот льготы за вредность... Василий ведь прекрасно знает о том, что когда мы принимали коллективный договор, а договор такой, что защищает нашего работника.
Шеляков:
- Это я участвовал.
Никольский:
- И что мы в коллективном договоре прописали?
Ворсобин:
Читаю наших слушателей. «Метрополитен – сумасшедший трафик, стоимость за одну поездку только повышается. И еще масса доходов при этом. Расходы остались прежними. В чьих карманах оседают деньги?». «Почему убрали рекламу в метрополитене? Доходы от нее могли бы покрыть премии многих».
Очень много вопросов возникает в связи с тем, что повышается стоимость проезда. Серьезно повысили, а денег все не хватает, людей из метрополитена увольняют.
У моих гостей разные точки зрения. Профсоюз Василия Шелякова вышел на митинг, где потребовал не только повышения зарплат, но и улучшения безопасности пассажиров, что очень трогает.
Неужели у метрополитена не хватает денег? Тупой и жизненный вопрос.
Шеляков:
- Денег хватает у метрополитена на все. Просто надо их расходовать целевым образом, пускать на те нужды, которые требуются для метрополитена. Для закупки инструментов, для проведения качественных работ. Надо обеспечить работников спецодеждой, нужны запчасти для подвижного состава, которых сейчас не наблюдается в большинстве депо. Даже если дошло до такого, что сваривают поводки.
Ворсобин:
- Это что значит?
Шеляков:
- На тележке находятся поводки. Они прикрепляются к буксе. Это подвешивание для уменьшения колебаний.
Ворсобин:
- Амортизатор такой.
Шеляков:
- Да. Если он лопнул, его заваривают и устанавливают на место. Даже до этого доходит.
Вот приходят составы 860-й серии. Из них делают доноров: снимают с одного состава, переставляют на другой. Это надо исключать. Нужно обеспечивать, чтобы составы работали исправно.
Ворсобин:
- А это нормально для технической документации? Для безопасности?
Шеляков:
- Для безопасности то, что вот так допускается, мне кажется, точно, что это не безопасно.
Ворсобин:
- Николай, слышится какой-то бардак. Есть бардачок в метрополитене?
Никольский:
- Насчет бардачка вы как-то... Есть бардак, нет бардака... Мы сегодня говорим о том, что нерационально расходуются деньги. Ни я, ни Василий, мы не входим в круг тех, кто расходует эти деньги.
Ворсобин:
- Как это? Вы же профсоюз! Вы должны добиваться...
Никольский:
- Стоп! Вы извините, вы говорите, что нерационально используются деньги. Вот мы говорим: нет запчастей. Вагоны, которые «ежики» сегодня ходят на линии, кто-то когда-то им прописал срок 50 лет. Эти вагоны сегодня и запчасти на них не выпускаются. Сегодня заменяется парк вагонов на новые. Полностью. Они не только улучшают динамику, но и улучшают рабочие места машинистов.
Вот ушел Василий от вопроса про вредность. Я вот хотел бы вернуться к этой вредности. Извини меня, почему меня вот это задевает? Потому что вредность ваша, машинисты из депо «Варшавская», где вы работаете, написали мне коллективную жалобу, что когда у них прошла специальная оценка условий труда, когда им дали «двойку», то есть, допустимые условия, исключают вредность. Почему вы не встали на их защиту?
Шеляков:
- Кто не встал? А благодаря кому они начали вот эти все...
Никольский:
- Извини, я не встал? Заявление было мне. Я комиссию создал альтернативную, которая провела специальную оценку этих условий труда. И подтвердила вредность 3-1.
Ворсобин:
- Господа, вы сейчас уходите в свои метрополитеновские дебри. Не заволакивайте нас туда! У меня такой к вам вопрос. На митинге было озвучено: на «Новых Черемушках» 7 марта на три дня полностью вышла из строя система безопасности, однако поезда проходили аварийный участок со скоростью не 35 километров в час, а 70. И хотелось бы просто посмотреть в глаза тому ревизору, который отдал диспетчерам устный приказ вести поезда с такой скоростью вслепую. Если все это правда, это пахнет каким-то криминалом! Почему один профсоюз говорит, что так оно и есть, а другой, что такого нет!
Никольский:
- Я с вами согласен. И говорить о том, есть или нет, у меня такой информации, честно, нет. И я не думаю, что машиниста... А если машиниста заставляют, он поехал, он нарушает правила технической эксплуатации. Он не должен этого делать!
Ворсобин:
- Вас заставляли?
Шеляков:
- Меня? Правила технической эксплуатации у нас по неисправности подвижного состава уже давно нарушают. Я работал на старых номерах...
Никольский:
- Вас заставляют это делать?
Шеляков:
- Это? Если когда...
Никольский:
- Если заставляют, зачем вы это делаете?
Шеляков:
- Я лично не попадал. Я всегда докладывал. И состав применяли. И устраняли неисправности.
Ворсобин:
- А есть люди, которые не докладывают?
Шеляков:
- Есть просто, кто уже запуган. А когда с ними разговариваешь об этом, они рассказывают, что если ты загонишь состав в депо, то с тобой будет очень серьезный разговор.
Никольский:
- Я, например, знаю, что это не так. Я знаю, что председатель профсоюзного комитета того депо, которое на этой линии, он говорил: у нас нет. И я всегда отстаиваю тех машинистов, которых...
Шеляков:
- Можно вопрос, Николай?
Никольский:
- Давайте мы затронем тогда такой вопрос. Вот сейчас мне работники звонят с депо. Говорят, что на линейных появилась такая бумага: заявление работнику, если есть открытая смена в связи с отправлением работников в Новогиреево, да? У нас такая информация есть?
Ворсобин:
- Что это значит?
Шеляков:
- Это отправляют людей из депо «Владыкино», «Варшавское» в командировку в депо «Новогиреево». У людей появляется смена открытая. У нас людей не хватает, так как медкомиссия списала очень многих машинистов.
Никольский:
- Сколько списала?
Ворсобин:
- Вы все-таки со слушателями разговариваете...
Шеляков:
- Как бы списало машинистов. И вот сейчас ребята жалуются: сейчас приходишь на линейный – открытая смена. Тебе дают заявление, что ты по семейным обстоятельствам берешь эту смену. И заставляют его писать. Но если человек не хочет этого делать, зачем человека заставлять это писать?
Ворсобин:
- Господа профсоюзники, почему вам не сесть вместе в хорошем смысле этого слова, друг с другом за стол, сформировать свою общую позицию. И коль вы оба хотите, чтобы было прекрасное и безопасное метро, хорошие условия труда, пойти вместе к руководству и добиться того, что и надо добиться. Что вас останавливает быть вместе, а не быть на разных баррикадах?
Никольский:
- А нас ничего не останавливает.
Шеляков:
- До этого сколько писали Николаю Николаевичу, как бы сначала было молчание на письма. Ответа не приходило. А почему не хотели садиться сначала за стол переговоров, я не знаю. Но Николай Гостей, не переставая писал бумаги, чтобы включили нашего члена профсоюза в обсуждение коллективного договора. Даже просили, чтобы было два человека. Но сказали, так как у вас...
Ворсобин:
- А почему такой российский феномен, когда существует несколько профсоюзов? Причем, один официальный, а другой альтернативный? Я не помню, чтобы такое было в мировой практике.
Никольский:
- Нет такого: официальный и альтернативный. Есть профсоюз один, есть другой. И нельзя сегодня говорить официальный или не официальный. Есть закон, который сегодня действует. Он говорит, что если профсоюз объединяет более пятидесяти процентов работающих, то он имеет право выступать от имени...
Ворсобин:
- Василий, чем вы отличаетесь от, скажем, официального? Мне так проще. И какие у вас планы на будущее? Будут ли еще митинги?
Шеляков:
- У нас в профсоюзе действующие работники. Все слушают работников, они нам говорят, что происходит. И от этого отталкиваемся, выходим защищать права.
Ворсобин:
- И что будет дальше, как вы считаете?
Шеляков:
- Если не получится никакого диалога, значит, будет продолжаться. Пройдет еще митинг. И даже не исключено, что будет забастовка.
Ворсобин:
- Забастовка? В метрополитене?
Шеляков:
- Да.
Ворсобин:
- Это самое страшное, что может быть для города. Я надеюсь, что все-таки обойдется. И вы договоритесь.