Программный директор ММКФ Кирилл Разлогов: "О зрителях нужно думать хорошо"

В четверг завершился Московский международный кинофестиваль. Гран-при увез с собой иранский режиссер Реза Миркарими, получивший награду за фильм "Дочь". Снявшийся в ленте Фархат Алани был отмечен наградой за лучшую мужскую роль. О том, почему в этом году конкурс киносмотра получился очень ровным, кому нужны спорные фильмы и кто смотрел на "Кинопоезд Медведкина" сетевому изданию m24.ru рассказал программный директор ММКФ Кирилл Разлогов.

– Кирилл Эмильевич, насколько ожидаемыми или, наоборот, неожиданными для вас стали итоги завершившегося ММКФ?

– Практически всем фильмам дали те или иные награды, поэтому ощущение такое, что все картины были по-своему интересны. Что касается основных премий, то здесь ситуация следующая. В жюри собрались люди разные, и у каждого из них был собственный приоритет. По поводу главных приоритетов они договориться не смогли, но получилось прийти к согласию по картине, которая всех устроила. То есть у каждого из них была лента, которая нравилась больше, чем "Дочь", но они между собой не смогли договориться.

Иранская картина "Дочь", помимо гран-при фестиваля, получила приз Федерации киноклубов, наградой был отмечен и актер этого фильма. И это, в общем, справедливо, поскольку кинолента интересная. Ее преимущество в том, что она никого не раздражала и никого не шокировала. Если брать остальные, более шокирующее варианты, то мне понравилось, что приз ФИПРЕССИ достался корейской картине "Худшая из женщин". Понравилось, что киноклубы отметили ленту Руя Герра, которая у многих не вызвала симпатии. Понравилось, что уже в третий раз приз зрительских симпатий ушел сербской картине. Болгарская картина "Поющие башмаки" прозвучала для меня неожиданно. Она мне нравилась, но я не ожидал, что она попадет в число главных призеров.

– Насколько справедливо такое распределение наград?

– Сказать сложно, поскольку всегда есть люди, которые думают по-другому. Например, кому-то хочется больше ярких и спорных картин. Такие у нас были вне конкурса. В этом году, кстати, было много фильмов с Каннского и Берлинского фестивалей. И впервые на ММКФ были представлены две картины большой длительности – это "Колыбельная печальной тайне" и "Тень Шамиссо" продолжительностью 8 и 12 часов соответственно. Мы доказали, что у этих фильмов есть зритель фестивальный, что тоже важно.

– А кто был вашим фаворитом на этом фестивале?

– Моим фаворитом в документальном конкурсе была лента "Госпожа Б. История женщины из Северной Кореи". В конкурсе короткометражных фильмов у меня фаворита не было – я не все картины видел. Также я никого особенно не выделял и в основном конкурсе: программа получилась достаточно ровной, интересных фильмов было много. Личную симпатию я испытывал к болгарской картине "Поющие башмаки", но это было, скорее, связано с тем, что в ней много биографических вещей, знакомых мне, поскольку я долгое время жил в Болгарии, а не с качественной оценкой. Но были и ленты, которые я через "не хочу" брал в конкурс.

– Почему вы не хотели их брать?

– Например, итальянская картина про смерть Пазолини "Козни", на мой взгляд, тавтологична по отношению к другим лентам на эту тему. Но я прекрасно понимал, что на нее зритель пойдет. И она действительно в каком-то рейтинге заняла высокую позицию. Так что я правильно рассчитал, хотя лично мне картина кажется неудачной и повторной. Но само имя Пазолини зрителей привлекло, а о зрителях нужно думать очень хорошо, когда делаешь фестиваль.



– Вы сказали, что конкурс получился ровным. Почему?

– Мы выбирали самые лучшие и интересные, с нашей точки зрения, фильмы, стремясь одновременно представить разные страны, регионы, поколения. И с поколениями получилось очень хорошо. У нас было два старейших режиссера Руй Герра и Януш Маевский, каждому из которых по 84 года, был 73-летний Радослав Спасов, автор картины "Поющие башмаки". И было немало дебютантов, фильмы которых отметили в первую очередь. Датская женщина-режиссер Пук Грастен, которая сделала картину "37" получила "Серебряного Георгия" за лучшую режиссерскую работу, а 13-летняя актриса из фильма "Пелена" была награждена за лучшую женскую роль.

– Все фильмы, вошедшие в конкурсную программу, были посвящены семейным или межличностным проблемам. Ни социалки в широком смысле, ни политики. Такой выбор был сделан сознательно?

– У нас много политики было за пределами основного конкурса, как и должно быть. Это и фильм про так называемый "список Магнитского", и картина, касающаяся катастрофы "Боинга", а также множество политических лент в программе "Кино арабского востока". То есть политика была представлена достаточно широко. Но специально по политическим причинам брать такую картину в конкурс мне кажется неправильным. Все большие политические ленты, которые принципиально важны для стран, которые нам их предлагали, мы старались ставить в программу "Спектр" вне конкурса. Это касается и казахской ленты "Дорога к матери", и вьетнамского фильма о Хо Ши Мине. Мы считаем необходимым их показывать, но считаем неправильным заставлять их соревноваться с другими картинами и давать их на откуп пяти членам жюри. Потому что если такое произведение не получит приз, это будет рассматриваться как оскорбление нации. А если получит – будут говорить, что наградили, чтобы понравиться той или иной стране. Поэтому эти картины мы сознательно вынесли за рамки основного конкурса. По этой же причине в конкурсах обычно не участвуют крупные голливудские фильмы. Для их создателей невозможно, если они не получат наград, а гарантии, что получат на многих фестивалях не бывает.

Немного обидно, что картина Николая Досталя не произвела должного впечатления на членов жюри, хотя мне это понятно. Это очень хорошая лента, но в ней много аллюзий и ассоциаций, понятных только русскому человеку. Это очень национальная картина.

– А почему вы все же решили взять ее в конкурс?

– Мне казалось, она может вызвать интерес у того жюри, которое мы собрали. Потому что Рашид Нугманов долгое время жил в Советском Союзе. У Ульрике Оттингер есть большой интерес и к России, и к религиозным проблемам. Поэтому, мне казалось, члены жюри поймут этот фильм. Но оказалось, он не на всех произвел впечатление. Зато представители киноклубов, съехавшиеся со всей страны, оценили его. А для проката фильма важнее именно это, а не мнение международного жюри.

– Из каких российских лент вы выбирали?

– Мы выбирали из всех отечественных фильмов последнего года, посмотрев около 50 картин. Я тут пересмотрел ленту "Преображение", в которой сам сыграл небольшую роль. Мы не взяли ее в конкурс, поскольку она показалась нам слишком локальной. Но, думаю, она произвела бы на жюри впечатление. Однако я не считал возможным брать в конкурс фильм, в котором сам играю. Но картина хорошо прошла там, где прошла, и вызвала интерес у молодежи благодаря спецэффектам. Лента "Тэли и Толи", которая шла в другой программе, очень человечная и добрая, но имеет политический вектор. Были картины, которые мы могли бы принять, но они ушли на "Кинотавр", а многие еще ждут Венецию.

– Если судить по прошедшим в разных странах международным фестивалям, какие тенденции в кинематографе можно отметить сейчас

– Сложно сказать. Например, в Каннах конкурс практически полностью состоит из фильмов знаменитых режиссеров, которых прикармливает этот фестиваль. Часть картин оттуда мы показали, в том числе несколько скандальных лент. В Берлине конкурс более ровный. Оттуда мы взяли 8-часовую "Колыбельную". Венецианский считается наиболее эстетским фестивалем, утонченным и изощренным, киносмотр в Локарно – среднеевропейским. А, например, латиноамериканское кино в основном будет показано в Сан-Себастьяне. То есть у каждого фестиваля своя особенность. Тем не менее есть тенденция, особенно в Каннах, к показу жесткого социального кино. Как правило, такие картины нашему зрителю и критику не очень интересны, они им кажутся пережитками соцреализма. Но социальные картины сейчас в моде. А вот откровенный художественный авангард наоборот. Он уходит в музеи, в видеоарт и на биеннале современного искусства. Тем не менее мы отдали дань и этому направлению: на фестивале тенденцию представляла Ульрике Оттингер, чья ретроспектива была показана. И народ пошел на ее фильмы, хотя мы опасались, что зрителей не будет. Но это в основном фестивальная публика: в широком прокате ее картины вряд ли будут пользоваться успехом.

– По вашим наблюдениям, на какое кино сейчас есть спрос среди обычных зрителей?

– Все зависит от возраста простого зрителя. У подростков есть спрос на то кино, которое показывают в кинотеатрах, – со спецэффектами, подростковой эротикой и прочими развлекательными элементами. У фестивального зрителя, который постарше, есть естественная потребность расширить свой кругозор и расширить то, что доступно, поскольку прокат довольно узкий. В нормальных условиях в прокате показывается 25 фильмов в месяц, а в мире делается 6 тысяч. Из этого количества надо выбрать что-то, что показательно и интересно, и таким образом способствовать расширению кругозора.

Меня вчера спросили, есть ли лицо у Московского кинофестиваля. Для меня самая большая ценность ММКФ как раз в том, что он многолик и каждое из его лиц кому-то интересно. И я эту многоликость пытаюсь сохранить и внутри конкурсных программ, и, в большей степени, в программе в целом.

– Какие фильмы с прошедшего ММКФ обязательны к просмотру?

– Я мог бы сказать однозначно – все. Но если вы хотите более сбалансированного ответа, то в первую очередь нужно смотреть картины, которые были представлены в программах, составленных Андреем Плаховым, Стасом Тыркиным и Петром Шепотинником, в программах "Время женщин", "Свободная мысль" и в конкурсе документального кино. В них сосредоточено наиболее показательное и одновременно наиболее шокирующее кино.

Кстати, приведу пример многоликости ММКФ. Из всех фестивальных показов был один, на котором иностранцев оказалось больше, чем русских. И вы никогда не догадаетесь, что это за программа. "Кинопоезд Медведкина" из программы к Году кино, которую никто особо не заметил. Вся она была составлена из фильмов, знаменитых за пределами России, а у нас недооцененных. Поэтому, с этой точки зрения, "Кинопоезд" попал в чемпионы: зрителей было немного, но большинство из них – иностранцы.

– С чем связано, что эти фильмы у нас так и не оценили?

– У нас они считались заурядными, не выдающимися. У нас известны имена, скажем, Эльдара Рязанова и Станислава Ростоцкого, а за границей этих режиссеров никто не знает. Зато режиссер Марк Донской был очень известен в Европе, хотя у нас считался кинематографистом средней руки, ничем особенным не выдающимся. Фильм "Я – Куба" Михаила Калатозова Фрэнсис Форд Коппола выпустил в прокат в Америке. У нас же его расценивали как политическую пропаганду, изощренную только с точки зрения работы оператора. Дзига Вертов долгое время именовался формалистом, хотя нельзя сказать, что киноведы недооценивали его. Но его успех и значение для мирового кино значительно выше, чем его значение для отечественных документалистов. У нас больше почитается, например, Роман Кармен.

– В минувшем году были проблемы с визитами именитых режиссеров в Москву, из-за чего некоторые ленты не вошли в конкурс. Нынче с этим пришлось столкнуться?

– В этом году на фестиваль приехали Карлос Саура и Стивен Фрирз – два самых выдающихся режиссера современного кино. Только два этих имени делают фестиваль всемирно важным. Иностранцы даже спрашивали, как нам удалось их заполучить. Поэтому в этом плане этот год был весьма урожайным.

В прошлом году действительно какие-то режиссеры конкурсных фильмов не приехали. Но не потому что они именитые и слишком гордые, а потому что очень занятые и не смогли освободиться со съемок того или иного фильма или сериала. Что касается крупных имен, да, они иногда оглядываются на репутацию. В Россию ездить не всегда одобряется с политической точки зрения, поэтому с ними стало сложнее. Плюс стало сложнее привозить их с финансовой точки зрения, поскольку не всегда под это находятся спонсоры.

– Кстати, о сериалах. Есть тенденция, как у западных, так и у отечественных режиссеров уходить из кино в сериалы. Будет ли она сохраняться?

– Сериалы стали сейчас более престижными, раньше так не было. Причем не только за рубежом, но и у нас. На них тоже можно сделать карьеру, в том числе актерам. Съемка, например, в "Игре престолов" делает репутацию быстрее, чем съемка в большом фильме, даже участвующем в Каннах. Съемки того же сериала "Ликвидация", "Жизнь и судьба" или "Достоевский" у нас рассматривается как более престижная работа, чем какой-то игровой фильм, если он не пользуется большим фестивальным успехом. И эта тенденция будет сохраняться.