Моя претензия к Владимиру Путину.

Если бы у меня была возможность, то завтра, во время Прямой линии, я бы задал Владимиру Путину такой вопрос: «Осознаете ли вы, что попытка довести суды присяжных до районного уровня приведет к дискредитации нашей судебной системы, а значит, появится риск разрушения государства?»

Разумеется, вывод, к которому я пришел, требует разъяснения.




«Необходимо расширить сферу деятельности судов с участием присяжных до уровня районных судов», — объявил президент РФ, выступая в феврале на съезде судей РФ в Москве. И вскоре внес в Государственную думу сразу четыре законопроекта, которые касаются расширения полномочий судов присяжных.

«Участие присяжных заседателей в судах районного уровня будет способствовать укреплению статуса таких судов в качестве основного звена российской судебной системы, наиболее приближенного к населению, создаст необходимые условия для широкого привлечения граждан к отправлению правосудия», — сказано в пояснительной записке.

Идея, конечно, выглядит красиво: суды присяжных начинаются с районного уровня — налицо продвижение демократии в массы. Но реализовать ее невозможно, да и не нужно. И я собираюсь это доказать.

Деньги 

Найти их при желании, разумеется, можно. Я лишь хочу продемонстрировать, о каких масштабах предстоящих затрат идет речь.

Сегодня в районных судах слушать дела с участием присяжных заседателей нельзя — нет условий: совещательных комнат (желательно, с туалетами, мужским и женским), буфетов (люди ходят в суд как на работу, проводят здесь дни, недели, а порой и месяцы, поэтому их нужно кормить) и даже элементарных гардеробных. Значит, должны быть построены новые здания по всей России — с учетом новых требований. Старые не годятся.

В России без малого 1900 административных (муниципальных) районов, столько же и районных судов. 

Во время процесса присяжные не работают в своих фирмах и учреждениях — им платит государство, причем, весьма приличные деньги (Федеральный закон О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в РФ, ст.11). Сегодня у нас рассматривается несколько сотен дел в год (если быть точным, в прошлом году — 485). Президент требует увеличить количество дел до 15 тысяч (правда, число присяжных заседателей при этом должно быть сокращено).

География

Специалисты полагают, что задача, которую поставил Владимир Путин, решена быть не может в принципе — в некоторых отдаленных районах у нас работает по паре судей. Они слушают все подряд, и уголовные дела, и гражданские — просто потому, что больше некому. Обучить их работать с присяжными, например, правильно составлять опросные листы (сотни вопросов, на которые следует ответить «да» или «нет») — целая проблема.

Как и нейтрально сформулировать задачи в обязательном для процесса напутственном слове (ст. 340 УПК). В нем судья должен упомянуть содержание обвинения, коснуться нюансов уголовного дела, которые предстоит обсуждать присяжным, изложить позиции государственного обвинителя и защиты, разъяснить основные правила оценки доказательств в их совокупности, сущность принципа презумпции невиновности и т. д. Но в этой речи не может звучать даже намека на то, каким должен быть вердикт. Иначе судью заподозрит в давлении на присяжных или адвокат, или прокурор, и обязательно опротестует приговор.

Вообще, когда непрофессионалы рассуждают о повсеместном введении суда присяжных, у них, как правило, сидит в голове крупный город, в котором все близко: вот районных суд, в паре остановок на метро или автобусе — областной или городской. Но Россия — не мелкая европейская страна, один наш Красноярский край — это почти семь Германий, а Якутия так все девять. 

Что это означает на практике? Да то, что зимой, когда Енисей подо льдом, до ближайшего районного суда жителям деревень приходится добираться порой 40 километров, а летом — 400. А до краевого и того дальше. Таковы российские реалии.

У нас, напомню, около 1900 районных судов. В областных, краевых и республиканских центрах расположена примерно треть от общего числа, остальные — в сельской местности.

Организовать суды присяжных во всех без исключения райцентрах в наших условиях невозможно. Значит, их, вероятнее всего, попытаются объединить — например, один суд присяжных на три – пять районов. И вместо сорока километров обвиняемый, находящийся в своей деревне под домашним арестом или под подпиской о невыезде, или свидетель, вызванный по повестке, вынуждены будут ехать, возможно, за сотни километров. 

То есть, неизбежно будет нарушено важнейшее конституционное требование — равный доступ всех граждан к правосудию. 

Количество влияет на качество 

Президент, безусловно, прав: никто научно не доказал, что количество присяжных заседателей должно быть именно двенадцать. Скорее, это некое сакральное число (иногда даже вспоминают о двенадцати апостолах). 

Но правильнее было бы говорить об историческом опыте: корни участия представителей населения в отправлении правосудия прослеживаются в судах Древней Греции, а позже Рима. Впервые же подобие судов присяжных в их классическом виде появилось у франков в 829 году. Потом, в 1066 году, они были перенесены в Англию после вторжения норманнов.

Разъездные судьи, прибывая на место, председательствовали в судах графства, превращая их в королевскую курию. В курию приглашалось по 12 полноправных жителей каждого города, которые принимали вердикт (от лат. vere dictum — верно сказанное) о виновности либо невиновности подсудимого. К началу XII века суд присяжных утвердился как неотъемлемый элемент английской правовой системы.

Другими словами, за три тысячи лет экспериментов с правосудием с привлечением разного числа присяжных заседателей человечество пришло к выводу, что оптимальное их число — дюжина. 

И вот почему.

Для выработки объективного и всеобъемлющего мнения присяжные должны представлять разные социальные группы, имущественные слои, разные возрастные категории. Коллегия не может состоять только из бомжей или безработных (первое, что приходит в голову дилетанту), которым нечем заняться, а потому они готовы потратить свое время на суд, да еще и заработать. 

Конечно, если судят безработного или бомжа, то эта социальная прослойка должна быть представлена. Но только одним человеком. В идеале, каждое уголовное дело должны слушать по одному представителю от медиков, полицейских, домохозяек, бизнесменов, военных, учителей, рабочих, спортсменов, журналистов, фермеров, таксистов и так далее.

Возраст тоже должен быть разным, ибо если судят молодого человека, то желательно, чтобы в состав присяжных входил, например, один студент, а не только пенсионеры или просто зрелые люди. Если судят насильника, или мать, убившую своего ребенка, то обвинение наверняка будет настаивать на присяжных-женщинах, а защита станет их кандидатуры упрямо отклонять. То есть, пол тоже важен.

Легко понять: предлагая сократить число присяжных до шести, Владимир Путин ставит под сомнение и главное преимущество этого вида правосудия: объективность. Которая становится вдвое ниже (или хуже), если бы ее можно было измерить линейкой.

Сомнения возникнут и в неподкупности присяжных, ведь чем их меньше, тем вероятность их подкупа становится, напротив, выше. Уговорить принять взятку дюжину незнакомых между собой человек вдвое сложнее, чем шестерых.

Разумеется, попытки подкупить присяжных периодически предпринимаются — например, многие помнят об инциденте в США, во время суда над Аль Капоне. Когда стало известно, что вся коллегия куплена подручными мафиози, ее распустили и собрали заново, полностью заменив предыдущих членов.

Да, научно обоснованных выводов о количественном составе присяжных заседателей нет. Однако путем несложных умозаключений с использованием житейской логики можно прийти к единственному выводу: снижение количества обязательно повлияет и на качество.

Дюжина — это, скорее, минимальное число членов коллегии, которые должны судить обвиняемого. Больше — можно, меньше — нет.

Отбор присяжных 

Но, пожалуй, самая серьезная проблема, о которой при этом мало кто знает, — это подбор коллегии присяжных. На словах все мы — ярые сторонники беспристрастного правосудия, но как только приходит повестка, где предлагается явиться в суд, чтобы стать присяжным, наши мысли уходят в сторону — кто угодно, только не я. 

Причина очевидна: суд может длиться месяцами, а сложные дела даже годами, прерывать карьеру, учебу или уходить из своего бизнеса ради выполнения гражданского долга подавляющее большинство не желает. Например, коллегию присяжных для слушания громкого дела о «приморских партизанах» удалось собрать лишь с девятой попытки. «Восемь предыдущих попыток сформировать коллегию присяжных не удались из-за низкой явки кандидатов», — поясняет Интерфакс. 

Если кто не в курсе, из кандидатов нужно выбрать не 12 присяжных, а больше — вместе с запасными, каждый из которых должен быть готов заменить выбывшего из основного состава (например, на случай тяжелой болезни или смерти). В суде над «приморскими партизанами» участвует восемь запасных. 

Кандидат считается утвержденным, если устраивает и сторону обвинения, и сторону защиты. Найти такую компромиссную персону непросто — большинство кандидатов отвергается либо адвокатом, либо прокурором. Сколько же должно быть кандидатов, чтобы коллегию присяжных можно было сформировать?

Такой статистики, к сожалению, нет — приходится пользоваться не очень надежными источниками. Например, в американском фильме Благодетель (1997 г.) звучит число 92. Можно на него ориентироваться или нет, сказать трудно, однако несомненно, что речь идет о десятках человек, которые должны быть пропущены через сито отбора только для одного дела. А поскольку подавляющее большинство не желает прерывать карьеру, то повестки нужно рассылать сотням, если не тысячам потенциальных кандидатов.

Правозащитники из Совета по правам человека при президенте давно давят на главу государства, чтобы тот расширил количество статей уголовного кодекса, по которым должен быть суд присяжных. Им безразлично, что чисто технически эту проблему решить невозможно — им важно отделить суд от государства, чтобы он начал выполнять функцию легальной оппозиции. И, похоже, Владимир Путин поддался этому давлению.

Полтора миллиона человек — это десятая часть населения Москвы. А ведь присяжные слушают дела всего лишь по нескольким статьям Уголовного кодекса. Если им поручить судить обвиняемых по всем без исключения статьям УК, то, подозреваю, не хватит населения всей страны. 

Судебная система сталкивается с этой неразрешимой проблемой даже сегодня, когда судом присяжных рассматривается всего несколько сотен дел в год, причем, все — в крупных городах. Выполнить требование Владимира Путина — то есть, довести количество таких процессов до 15 тысяч, попросту невозможно.

Особенно при условии, что большая их часть должна слушаться в районах, где в присяжные придется приглашать фермеров, доярок, охотников, пастухов, рыбаков, строителей — то есть, людей, занятых сезонными работами, к тому же живущими в десятках километров от районного города или поселка. Для них день, как известно, год кормит. Не поедут они в далекий райцентр даже по повестке, не стоит и рассчитывать.

То есть, задача, которую предлагает решить президент, невыполнима прежде всего из-за нас самих, граждан России — потенциальных присяжных заседателей. Нам с вами категорически некогда сидеть месяцами в судах, разбираясь в хитросплетениях уголовных дел о бытовых преступлениях — убийствах на почве ревности и изнасилованиях. И у каждого есть своя уважительная причина. 

А как у них? 

В конституции США сказано однозначно: «Все дела о преступлениях, за исключением рассматриваемых в порядке импичмента, подсудны суду присяжных» (ст. 3, п. 3). Однако по тем же самым причинам, на которые указано выше, США не в состоянии предоставить каждому обвиняемому такую возможность, то есть, реализовать их законное право на суд присяжных, гарантированное конституцией. 

В результате судом присяжных было рассмотрено лишь 2,8% уголовных дел (данные Бюро судебной статистики США за 2010 г., таблица 11). Остальные или прекращены (8,3%), или вошли в статистику как сделки со следствием (88,9%).

Не будет преувеличением сказать: сегодня подавляющее большинство американских обвиняемых бросают в тюрьмы без суда, только на основании их собственных признаний в совершенных преступлениях. В США лукавят — старательно делают вид, что выполняют собственную конституцию, хотя на самом деле просто жонглируют цифрами статистики. 

Вот почему американские тюрьмы переполнены, страна уверенно занимает первое место по числу заключенных на 100 тыс. жителей: 693 (2014 г., более свежих данных нет). В России — 445 (2016 г.).

Фильм Сидни Люмета «Двенадцать разгневанных мужчин» — это всего лишь красивая обертка, рекламный ролик. В жизни все совсем иначе.

Правоведы США прекрасно знают о проблеме, но пока не понимают, как ее решать. Конституция для них — это фетиш: раз в ней сказано, что каждый имеет право на суд присяжных, то менять эту явно невыполнимую норму никто не будет. Хотя уже давно понятно, что ни одна страна в мире не в состоянии обеспечить реализацию этого права. И только американцы никак не могут признаться в этом сами себе.

К сожалению, Владимир Путин, наверняка не желая этого, направляет наше правосудие в тот же тупик. 
____________________

Атаки на наше правосудие, которые регулярно предпринимаются в последние годы, имеют вполне конкретную цель: уничтожение России как государства. Причина проста: судебная власть вместе с исполнительной и законодательной являются «тремя ножками» табуретки — перепили одну, и вся конструкция рухнет.

Именно поэтому нам постоянно вбивают в голову мифы о ее несовершенстве, коррупционности, зависимости.

Понятное дело, эти болячки существуют, как и в любом сложно устроенном организме. Но точно такие же недуги присутствуют и в судебных системах других стран, в том числе западных. Судей постоянно подозревают в зависимости от исполнительной власти (вспомним сомнительное решение британского суда по Джулиану Ассанжу), они периодически попадаются на взятках (как, например, член Верховного суда США Абрахам Фортас), сажают невиновных или, наоборот, выпускают виновных.

В результате, согласно опросу Gallup, лишь 29 процентов американцев доверяют своему Верховному суду. Что ненамного отличается от данных опросаЛевада-центра, согласно которому судам доверяют 23 процента россиян. И это с учетом того, что наше правосудие регулярно подвергается спланированным атакам, в отличие от американского, репутация которого, наоборот, разными способами поддерживается на высоком уровне.

Ни в одной стране мира, за исключение таких несчастных, как Украина, никому не придет в голову сознательно ломать хребет своему правосудию, а значит, рисковать самим существованием государства, подвергая сомнению все судебные вердикты «оптом». Только «в розницу», по каждому отдельному случаю, да и то исключительно в процессуальном порядке: каждый, кто считает, что в его отношении вынесено неверное решение, имеет право его обжаловать в вышестоящей инстанции. Так устроена судебная система везде. И у нас, конечно, тоже.

Суды, можно сказать, находятся в «группе риска», поскольку занимаются разрешением социальных конфликтов. То есть, в споре одна сторона обязательно будет недовольна вердиктом, что и предопределяет негативные настроения в обществе.

Между прочим, негатив по отношению отечественной судебной системе подогревают не только правозащитники, но и ловкие адвокаты. 

Мой вопрос Владимиру Путину правильнее было бы назвать предложением: не нужно поддаваться на провокации и ставить эксперименты над нашей судебной системой. Тем более, с заранее известным результатом. Это слишком хрупкий и вместе с тем важный организм — один из краеугольных камней, на котором стоит государство. 

А вот защищать — необходимо. Прежде всего, от правозащитников, которые сидят в Совете по правам человека и дуют в уши президента всякую чушь.

автор Павел Шипилин