Донбасса пламенный мотор
Военный корреспондент Семён Пегов — о том, как и чем жил командир ополченцев ДНР Арсен Павлов — легендарный Моторола.
— Товарищ полковник, поздравляю вас с рождением сына.
— Блин, я в машине, на передовой, не слышно ничего…
— Как Лена? — Хорошо всё! Перезвоню, как выеду с фронта…
Этот разговор с Моторолой у меня состоялся всего недели две назад. Ребята из ДНР маякнули, что в семье Павловых пополнение. Наш последний разговор…
Читайте также: Стала известна дата похорон Моторолы
* * *
Московское утро. Квартирка на улице Флотской в получасе ходьбы от метро «Водный стадион». Моторола всегда вставал рано. Даже во время этого недлинного отпуска.
— Москаляку на гиляку! — кричит прямо из окна рыжебородый командир. Москвичи, выгуливающие собак, с тревогой пересматриваются и ускоряют шаг. Откуда раздаётся голос, поймёшь не сразу. А майдановский лозунг в столичных дворах в самый разгар донбасского конфликта действует на прохожих ещё более ободряюще, чем чашка крепкого кофе.
В августе 2014-го Мотик и Лена были проездом в столице. До этого они отдыхали в уже российском Крыму. Первая передышка после нескольких месяцев ежеминутных обстрелов, пробежек от одного к другому подвалов Семёновки под Славянском. Из ДНР тогда его отпустил Первый (так называли Стрелкова бойцы).
Мотор дважды за неделю «поломался». Сначала уснул за рулём БТР в Снежном и снёс несколько деревьев на своём пути, спасло, что в бронетранспортёре он находился в полном обмундировании — броник, фирменная каска. А потом, через пару дней, — уже после свадьбы с Леной — попал в аварию недалеко от Харцизска. Конечно, Мотор всячески бодрился, даже когда его всего облепили гипсом, — но воевать в таком виде не мог даже он.
* * *
— Москаляку на гиляку!
Так начиналось каждое утро. В этом был весь Моторола. На войне он проверял устойчивость психики собственных соратников — заскакивая на огромной скорости на блокпост и врубая на полную колонки своего продырявленного в нескольких местах джипа. Из колонок раздавалось: «Ющенко наш презент!» Какой-то модный украинский рэпчик эпохи ещё оранжевой революции. Не менее жизнеутверждающе звучали совместные распевы группы 25/17 и Ревякина: «Команданте Ярош — красно-чёрные крылья».
Перепуганные ополченцы иной раз передёргивали затворы, сталкиваясь с таким несусветным идеологическим противоречием на своей территории. В ответ слышали заливной рыжих смех с комментариями в духе: «Хлопцы, вы шо, не бачите? Это ж я, Моторола».
Он любил прикольнуться, ввести в ступор. В этом была и подростковая дерзость, и выверенная позиция. Своими «провокациями» он как бы вскрывал реальность, надрезал её — и подсматривал, настоящая она или нет.
В минуты экстремальных перегрузок — это когда везли всего переломанного на «скорой» после аварии — Мотор всегда хотел очень простых, и потому невыполнимых вещей. Так, например, — он яростно требовал «икеевских» хот-догов. В Донецке в разгар артиллерийского лета их было, естественно, не достать. А он объяснял: «Когда я работал охранником в ИКЕЕ — нам такие хот-доги можно было есть бесплатно, ничего вкуснее я не ел».
Спустя пару дней мы сидели в рыбном ресторане «Ракушка», и он потчевал всех окружающих рапанами, запивая это всё латте, в который — все официанты знали — нужно добавить не больше 30 граммов коньяка.
Читайте также: Игорь Стрелков: О причинах убийства Моторолы
Изысканные замашки в одну секунду могли смениться абсолютно непатриотичными желаниями — по приезде в Ростов-на-Дону, например, мы первым делом отправлялись в «Макдоналдс». Набирали всякой фигни, потом, счастливые, мучились изжогой.
«Мы проскочили этот участок на изжоге просто», — фраза в стиле Мотора. Так он комментировал очередную поездку под миномётным обстрелом.
Ещё перлы типа «да у него забрало упало» (о человеке, который сошёл с ума) — тоже его языка дело. Он общался с близкими на каком-то собственном искромётном сленге.
* * *
В Ростове мы заезжали на мойку. Там Мотор работал до войны. Даже есть граффити, нарисованное его рукой. Индустриальный пейзаж, контуры высоток. Хозяйка предприятия была дома — но примчалась, как только рабочие позвонили и сказали, что Арсен приехал. Расцеловала, как родного сына. Не потому что знаменитым стал, а потому что проработал там года два, не меньше. Косячил, шебутным был, но родным. И это, знаете, видно. Никак не подделаешь.
Многие представляли Мотора эдаким «богом войны». Конечно, так и было. Его на первый взгляд слепая смелость не то, чтобы подкупала, она разрывала все шаблоны о том, как надо бояться за свою жизнь.
То есть, когда на телефоне высвечивается Моторола — будь готов услышать: «Ну что, поедешь записывать стендап под „Градами“?»
Я соглашался. Было это абсолютно сумасшедше.
Воха (правая рука Мотика) вывозил нас в поля под Николаевкой, «вэсэушники», видимо, пристреливали установки перед решающим штурмом. Реактивные снаряды вспахивали поля, засеянные картошкой и подсолнухами. Комья земли опалёнными ошметками летели в лицо. Но всё-таки это были «Грады».
Я частенько мотался с Мотором один, без оператора, сам снимал на камеру. Но добрую половину моих стендапов на передовой записал сам Мотор. Тот, под «Градами», тоже. Когда он сделал это, в Иловайске разразился большой скандал. Без слёз об этом не расскажешь.
Ближний бой, пули свистят над головой — в буквальном смысле. Мотор только оправился от травм, полученных в авариях, — бойцы его подразделения воодушевлены, командир лично участвует в бою, как раньше.
Отстреливает одну за одной РПГ, потом начинает палить вогами из подствольника. В один момент обоюдная пальба чуть затихает. Я прошу Моторолу взять камеру и записать мне стендап. Он делает всё по-военному быстро — ставит автомат к стене, берет в руки запылённый и побитый «Кэнон» — в кадре я и мотороловский автомат, «припаркованный» у стены. Сколько ж было вони… Типа я не журналист, а военный, ну и всё такое… Знали б они, кто стенд Ады записывал.
* * *
Конечно, иной раз его шутки выглядели вызывающе. Приезжаю в тот же Иловайск к часам семи утра. У его подразделения должно быть построение. Пацаны проспали. Моторола зол.
Недолго думая, командир запускает вог в подствольник и метит в уже разрушенную обстрелами украинской артиллерии крышу. Щелчок — граната взрывается над головами спящих подчинённых. Через несколько секунд все в линейку внизу на плацу. «Будильник» по-мотороловски.
С врагом Мотик работал так же тонко, как со своими подчинёнными. Первые психологические атаки на ВСУ организовал именно он.
В какой-то момент пошёл слух, что в Славянске на стороне сепаратистов воюют чеченцы. Мотик не растерялся и начал эксплуатировать эту легенду в свою пользу.
На блокпосту, где расстояние до ВСУ было минимальным, метров пятьсот, не больше, установил огромные колонки. Дежурные запускали на полную громкость намаз — в строго определённые часы, согласно мусульманским канонам.
Как рассказывали потом сами украинские солдаты — от этих распевов в донецкой степи у них волосы на головах шевелились.
Намаз сменялся композициями легендарного чеченского барда Тимура Муцураева. А если боец ополчения при атаке на украинский блокпост кричал «Аллах акбар» — ему полагался дополнительный паёк и боеприпасы (с ними было туго). Поэтому в стычках ВСУ ребята утрированно подчёркивали принадлежность к исламу.
Читайте также: Новые кадры с места убийства Моторолы (ВИДЕО 18+)
Длинные бороды у тех, кто воевал в Семёновке, — тоже из этой оперы. Сходить в атаку — называли «поджихадить». А саму идеологию противостояния с проевропейскими националистами довольно скоро назвали «православным джихадом». Вдохновлял на эти экзистенциальные определения, конечно же, сам Мотик.
* * *
Его считали националистом. Но в случае Арсена — грубое слово. Он не разделял людей по цвету кожи. В отряде воевали как условные славяне, так и кавказцы, среднеазиаты тоже шли в бой бок о бок с ребятами. Весь его национализм заключался в простой формуле: «считаешь себя русским — построй крепкий дом, построй крепкую семью, защити родину». Остальное — неважно.
Когда в Москве в метро к нему подходили здоровые мужики — с желанием пожать руку, мол, какой ты крутой, мы тебя поддерживаем. Мотор руку не жал. Он говорил каждому такому громиле: «Если ты меня поддерживаешь, почему ты здесь?»
На гражданке ему было не по себе. Правила игры были ему понятны, но вызывали чувство отторжения. Переходили как-то границу. Наш, российский, пограничник долго допрашивал Арсена, как пацана какого-то. Хотя все понимали, что телевизор у него (у пограничника) есть.
Не в понтах даже дело. А в какой-то принципиальной ревности. Случись такой разговор на фронте — Мотик любого бы вояку задвинул, потому что в бою всё доказал, а тут приходилось сдерживать себя, подстраиваться…
* * *
Мы дружили. Когда ополчение выходило из Николаевки, моторовские ребята были последними, прикрывали отход. По городу работали всем — «Градами», «Ураганами», танками. Я случайно оказался там.
Пацаны устали, Мотик был на взводе — накануне произошло предательство. Сто ополченцев снялись с позиций и уехали к Безлеру в Горловку. Такой прорехой в обороне ВСУ воспользовались эффективно.
Я оказался там, нужно было тащить раненых. Рук не хватало, мы с Мотором делали это вместе, дело было ночью, мы заблудились, устали, выкарабкались. С тех пор стали как будто родными.
Лучшие фотки Мотора сделал Стенин — фотокорр РИА «Новости». Андрюха погиб в августе 2014-го, под Снежным. Арсен очень переживал.
Он сближался с сумасшедшими. Первое время у него в отряде воевала «Солнышко», девушка-снайпер из Белоруссии. Могла и в сторону своих пальнуть.
Её все боялись и считали «вольтанутой». Мотор взял её в подразделение, с десяток украинских офицеров она нащёлкала точно. И таких харизматиков у него было девяносто процентов отряда.
За своих он не то, что порвать был готов — уважение к боевым товарищам стало культом. Если кто-то погибал, эвакуировать тело — главная задача превыше всех. Пацаны рисковали жизнями — но похоронить своего сослуживца с честью было делом принципа.
Говорят, за косяки он простреливал подчинённым колени. Я не видел. Но знаю точно, что, когда один из бойцов пожилого возраста попросил помочь освободить сына в Горловке — он сидел на подвале у Безлера, — Мотик, несмотря на контры с безлеровскими людьми, поехал туда. Выложил Безлеру на стол «Стечкин», пистолет, подаренный Стрелковым за удачную операцию. И выменял парня за награду. Я никогда не слышал про других командиров таких историй.
* * *
Мотик не хотел славы, мучился от неё. Это правда. Договорились созвониться, когда он вернётся с передовой, да так и не поговорили. Он частенько набирал мне в Сирию, говорил: «Эй, что творишь там? Я ж тебя предупреждал, в бой — только со мной!» Звал его в гости, отвечал, что не получается, несмотря на перемирие, фронт оставить нельзя.
Царствие небесное, друг. Прости, что не виделись полгода и теперь не увидимся никогда.
Семен Пегов, Лайф