Морской волк. Путешественник — о том, как в одиночку пересечь Тихий океан

Известный камчатский путешественник Сергей Пасенюк — о жизни на краю земли, одиночных морских путешествиях, персональных выставках по всему миру и планах на будущее. Сергей Леонидович — не только яхтсмен и писатель, но и механик, плотник, электрик, рыболов, охотник, художник-график, фотограф. С мастером на все руки корреспондент «АиФ-Камчатка» встретился во время своей недавней командировки на Командорские острова в его «офисе», сделанном из старой разбитой яхты.

Путешественник рассказал, что сейчас пишет книжку про алеутов, с которыми работал в госпромхозе, это были охотники — древнейшая мужская профессия — независимые, волевые, без дурных привычек, честные, сильные, гордые. В прошлом году он прошёл 4 тысячи миль, помогал перегонять яхту владельцу с Мексики до Гавайских островов. На острове, где Кука съели, был на его могилке. Потом гонял на чужой яхте здесь, помогал человеку возить туристов возле Командор и всё лето бегал с учёными за китами в Карагинском заливе.

Когда вселенная у ног?

Татьяна Боева, kamchatka.aif.ru: Сергей Леонидович, расскажите, как вас занесло в такую даль?

Сергей Пасенюк: Родился я на юге, в Краснодарском крае. А на Командоры попал вместе с родителями в 17 лет — они приехали на путину по оргнабору. Они, отработав положенный срок, вернулись назад, а я — остался.

– Так понравились острова?

– Поначалу нет. Я жил в цивилизованном городе, где дамам подают ручки при выходе из трамвая, говорят «извините» и «пожалуйста». А я приехал в та-ко-е! Джек Лондон отдыхает! Здесь окопное братство ходило в болотных сапогах, в одной робе круглый год и много пило, без передыха. Тут всё шаталось! Но и огромные деньги текли: люди ездили в отпуска с чемоданами банкнот, честное слово! И там всё... пропивали. Это было то, о чём пел Высоцкий, один к одному. Поначалу я тоже прикладывался — молодой был, холостой. А потом это всё прошло. Сейчас мне так жалко всех алкоголиков!

– И вы остались из-за денег?

– Это было уже после армии. Погулял я на Чёрном море и подумал: поеду на пару лет, заработаю. Но через два года посмотрел на жизнь уже другими глазами и понял, что Краснодар — это не моё, что мужчина должен жить на севере, а не прозябать на юге. Потому что здесь — первозданная природа, дышишь полной грудью. Вселенная вся у твоих ног! Не спотыкаешься об эти серые каменные глыбы домов, не толкаешься локтями в автобусе. И я понял, что надо жить красиво: буран, снегоход, лодка, мотор.

Так оно и пошло. Одно время работал в науке — изучали мы каланов на островах Медном и Беринга. Но там ничего не платили, а у меня уже были жена и дети. И в 80-м я ушёл в госпромхоз охотником-промысловиком: добывал зимой песца, норку, северного оленя, летом, в путину — лосося. Дали мне юг острова — скалистый, непроходимый. Там много бухт, я поставил несколько охотничьих избушек. Раций тогда не было. Горы, водопады, которые замерзают зимой — выше Ниагары! Когда они рушатся — красота неописуемая, дичайшие места! Времени было достаточно, вечером песца обработаешь — и за книгу. Стал много читать: Стейнбек, Фитцджеральд, Грэм Грин, Киплинг, Моэм и тому подобное. И рисовать. Все карандашные наброски, которые были у меня до этого, портреты алеутов — превращал в тушь, не спеша, при керосиновой лампе. Учился творить в одиночестве, не толкаясь локтями в обществе.

Где руку набил?

– То есть, художником вы стали, благодаря природе?

– Не только. Рисовать я начал ещё в школе — у меня портреты тогда хорошо получались. А потом — армия. Это было самое страшное училище! «Деды» запирали меня и говорили: «Рисуй!». И я рисовал в дембельские альбомы тушью на заказ, всё свободное время. Руку набил! А в начале восьмидесятых получил образование художника-графика: в Москве был такой заочный народный университет искусств. И знаете, что интересно? Фёдор Конюхов учился там на два курса старше меня.

Учился я долго: работы приходилось посылать, а самолёты летали нерегулярно. Но когда закончил, преподаватели устроили мне выставку в кинотеатре «Планета» на метро Вернадского и дали рекомендацию сюда, в Камчатский союз художников. Потом выставок много было по миру, «Паллада» возила портреты моих алеутов по побережью океана, в Германию, на Аляску, в Сан-Франциско. А когда госпромхоз развалился, я пошёл преподавать рисование.

– А с чего начались морские путешествия?

– В 1994 году купил яхточку, которую никто не брал — разбитую и продырявленную. Три года её поднимал, дошёл на ней до Сиэтла и вернулся назад.

– С командой?

– Один. Потому что, пока пилил и строгал, рядом крутилось много людей, сидели, пили водку и кричали: «Возьми в Америку!». Но никто палец о палец не ударил. Поэтому я один и пошёл. Тогда как раз была самая бешеная инфляция в стране, мне не платили зарплату два года. Понял, что жизнь маленькая, и решил мир посмотреть. Дети — в институт, а у меня страху нет. Я так доволен, что сходил в этот большой поход! Моя яхта провела пять лет на Аляске! Этапами шёл, каждое лето, потому что лодка маленькая. На третий год только догнал до Сиэтла — там моя яхта встречала Миллениум.

– И как же вы управлялись в одиночку?

– Сам удивляюсь! Насушил сухарей, юколы, оленьего мяса. И пошёл потихоньку... Страшно одному не было — я ведь всю жизнь по избушкам, труд — он и в море труд.

Иной раз с финансами помогала администрация — приходилось ходить клянчить. И занимал тоже. Один раз занял — три года отдавал. Бандиты помогали...

– Как так?

– Знаете, почти по Булгакову. Никогда не проси у больших и сильных — сами дадут. Если бы я был предпринимателем — прессанули бы и сказали: плати! А тут смотрят: свой госпромхозовский мужик, полжизни в тундре прожил. Деньги на билет? О чём разговор! Это всё было от чистого сердца.

– Сколько вы были, как говорят подводники, в автономке?

– Самый большой путь — полтора месяца в открытом море, от порта до порта.

– А если бы что случилось?

– У меня было три печки: обычная, бензиновый примус и газовая. Три спальника. Жилет был, конечно, но когда ты один идёшь — это смерть в холодной воде. Маленькая резиновая лодка надувная — на всякий случай. К тому, что яхта может перевернуться, был готов.

– Как же вы спали?

– Это самый гадкий вопрос. Урывками! Особенно, когда шторм. Как морской волчара, скажу: иногда одного часа хватает, чтобы потом сутки не спать — мозг успевает отдохнуть и работает даже во сне. Если лодка идёт на поворот, я чувствую: сейчас полетят паруса, такелаж, ванты полопаются... Тут же подруливаю — у меня внутри компасы и рули, всего понатыкано для полного доступа. Могу и в шторм изнутри рулить. Одиночек ходят по морю тысячи! Вы просто этого не знаете. Нормальное дело!

Потом я написал книжку для спонсоров «Соло через Берингово море». И сделал фотоальбом «Командорские острова». Это — огромный труд за 25 лет съёмок, «Зенит» был со мной всегда. В большом альбоме и портреты алеутов, и промысловики, и природа юга острова.

Какой у яхты характер?

– С такой жизнью как вы нашли себе жену?

– Девчонка с гидрометеослужбы глаз положила на меня, борщами обложила... Хотя я был не подарок. Очень мудрая девочка, добрая, простая и порядочная. И всю жизнь она жила только для меня. Прошли вместе огонь, воду и медные трубы. Двоих детишек прекрасных вырастили. Жену зовут Александра, и яхту — так же. Кстати, яхта прекрасно вела себя всю дорогу, ни разу не подставила — такая умница!

– Какие планы на будущее?

– Не планирую ничего. Но если позовут — пойду. Кто-то кругосветку затеет, кто-то что-то ещё. Экспедиций хватает. Жизнь очень коротка, она летит, как миг. Хотелось бы что-нибудь оставить о Командорах нестандартное, острова уж очень красивые. Цель — новая книга. В ней будет много кислорода и простора. И суровых ситуаций, в которые попадаешь.