«Художнику нужно верить». Критик о свободе творчества и искусстве на заказ

Речь о цензуре в театре и искусстве вообще, которую недавно произнес актер и худрук театра «Сатирикон» Константин Райкин, стала главной темой для обсуждения в культурном сообществе страны. На крик души Райкина отреагировали самые видные театральные деятели современности – от Олега Табакова до Андрея Звягинцева – и, конечно, политики. Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, например, заявил, что нужно различать цензуру и условный «госзаказ» - произведения, которые создаются за государственные средства. «Цензуры быть не может, но понятие госзаказа есть для тех, кто желает работать на бюджетные деньги», - согласился с ним замминистра культуры Владимир Аристархов, которого Райкин практически напрямую обвинил в «сталинской риторике». Конструктив в культурный полилог накануне внес актер Евгений Миронов, который предложил профессионалам от театра объединиться, чтобы взять на себя «ответственность перед государством за большие творческие коллективы».

О том, может ли театральное сообщество в один голос выступить против цензуры, а также о свободе высказывания и госзаказе «АиФ-Черноземье» поговорил со старейшим воронежским театральным критиком и колумнистом, профессором Львом Кройчиком.

Ирина Евсюкова, «АиФ-Черноземье»: Константин Райкин в своей речи говорил о «наглых наездах на искусство», прикрытых «благими словами»: «патриотизм», «Родина» и «высокая нравственность». Но как нащупать границу между свободой художника и оскорблением чувств других людей и, главное, государства?

Лев Кройчик: Я думаю, что ни один нормальный художник не будет сознательно оскорблять государство. Мы все сознаем себя гражданами. Я гражданин, но это не отменяет моего права высказываться и защищать мою гражданскую позицию, даже если она не совпадает с точкой зрения какого-то государственного деятеля. Один французский король сказал: «Государство – это я». Но он глубоко ошибался. Государство – это мы. Мы – люди, мы платим налоги и участвуем в строительстве нашей жизни. Конкретная личность не имеет права указывать, как развивать культуру и искусство. Задача художника не заключается в том, чтобы низко кланяться государству в пояс, а в том, чтобы всеми силами способствовать развитию демократического, или, как выражается наш президент, социального государства. Все люди имеют право на свою точку зрения. Конечно, она определяется законами, но еще и внутренней нравственной позицией художника. А она тоже ущемляется. Но не там, где художник высказывается по поводу того или иного события, а там, где художнику навязывается та или иная точка зрения по поводу этого события. А навязывать нехорошо. Тут дело не просто в узком понимании слова «цензура», а в том, кем я, как гражданин, являюсь для государства – представителем свободного мира или исполнителем чьей-то воли.

- Но как быть, если это гражданское общество само выступает против того или иного произведения? Та же выставка Джока Стерджеса «Без смущения» вызвала бурю негатива не среди тех, у кого оскорблены какие-то там чувства, а среди тех, кто, по их собственному мнению, защищает нравственность детей.

- То, что произведение оскорбляет чьи-то чувства, нужно еще доказать. Ну и что, что там изображены дети? Художник так видит мир. Если мне, как зрителю, это не нравится, я должен сказать, что я не согласен с вашей точкой зрения, потому что у меня есть другая точка зрения. А не приходить с пузырьком мочи и поливать чужую точку зрения.

- Если мы уважаем любую точку зрения художника, значит, должны уважать и позицию всех остальных. Например, общественников, выступивших против этой выставки. Не так ли?

- Да, нужно учитывать и их точку зрения. Но не на уровне запретов, а на уровне объяснения: ваше видение эстетически не точно, и мы вам предлагаем другой вариант. А запрет – это уже не другая точка зрения, а нарушение права личности на высказывание. Приведу пример из своей жизни. Позапрошлым летом на даче я написал пять текстов для газеты, где у меня была колонка «Сто строк в конце номера». А когда я приехал с дачи в конце августа, увидел, что один текст не был опубликован. Я позвонил в редакцию, а мне говорят: возразило начальство. Я говорю, а вы куда смотрели? Почему вы не защитили мой текст? Почему вы меня не предупредили раньше? Они засмущались, ответа не дали. Тогда я сказал: ребята, я с вами больше не сотрудничаю. И они не извинились публично за то, что сняли текст. И начальство не извинилось. Они просто сочли возможным снять текст, игнорируя позицию автора, которая им не понравилась. Не важно, справедлива она или нет. Они даже обсуждать эту проблему со мной не стали. Это не цензурный запрет, это вмешательство в право художника говорить то, что он хочет сказать. Объясните мне, в чем я заблуждаюсь, и, может быть, я соглашусь.

- Есть мнение, что цензура в искусстве все же нужна, чтобы оградить общество от ненормативной лексики, изображений насилия и пропаганде дурного. Вы с этим не согласны?

- Цензура нужна там, где есть защита государственной тайны - и больше нигде. Мы же говорим об искусстве, где всякое может быть: например, обнаженная женщина и обнаженный мужчина как символ гармонии человеческого тела и духа. Я не говорю, что нужна разнузданность и абсолютная доступность каждого к ненормативной лексике. Это крайности. Райкин и Звягинцев говорят не о крайностях, а о принципиальном подходе: о границах своеволия художника, об уважении к творчеству и неприкосновенности авторской точке зрения. Надо уважать художника, надо доверять художнику и надо полагать, что художник сознательно выступать против своего государства никогда не будет. Он будет искать возможность защитить государство от нападок. Но и государство может ошибаться. Замминистра связи и массовых коммуникаций (Алексей Волин – ред.) сказал студентам журфака МГУ: «Работодатель заказывает музыку, извольте выполнять его требования». Это позиция государства.

- Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков в своем ответе Райкину разделил произведения, которые создаются на частные деньги и на государственные. Мол, если государство дает деньги на какую-то постановку, оно вправе «заказывать музыку». Ряд культурных деятелей уже объявил это возвращением в советские времена...

- Это примитивная трактовка госзаказа. Звягинцев на это хорошо ответил. Госзаказ предполагает, что оно – государство – передает те деньги, которые я как налогоплательщик заплатил, на создание художественного произведения. Но не существует произведения без индивидуальной точки зрения художника. А если такое и существует, то оно не очень художественное. Художник не должен сгибаться перед заказчиком, он должен быть свободен. Всегда найдутся люди, которые захотят за деньги воспеть кого угодно. Но это уже не искусство. Возвращение к методам работы с искусством времен того же Сталина, конечно, в этом есть. Например, вот в Новосибирске сняли оперу «Тангейзер». Что-то кому-то в ней не понравилось. Но так же нельзя!

Заказ существует и в публицистике, и в искусстве. Так было всегда при советской власти. Вот тебе деньги, создавай фильм, в котором все хорошо. У Маяковского в «Бане» между первым и вторым действием выходит театральный администратор Победоносиков и говорит: «Вот надо делать спектакль, как всюду делают. Надо делать красиво». А художник изображает из себя готовность делать красиво. Но ведь нельзя делать красиво по заказу. Нельзя ориентироваться на то, что сказал один человек. Нужно делать то, что у тебя в сердце, реализовывать себя, как художник.

- От этого в наших кинотеатрах и на телеэкранах расплодились псевдопатриотические фильмы и незатейливые комедии?

- Как можно создать качественное произведение, если художник работает на заказ? На заказ создать монументальную вещь невозможно. Создается «липа», «туфта». Открыто это называется поощрением художника, а негласно – мы вам даем деньги, а вы отрабатывайте. Почему все наши каналы заполнены детективами, дешевыми комедиями и ток-шоу? Это отвлечение народа от реальных проблем. Мне взахлеб предлагают имитацию настоящей жизни. Проблемы так искусно подают, что уводят мое сознание от их сущности. Например, мне интенсивно навязывают подключиться к выбору между одним и другим кандидатом в президенты США. А меня, допустим, оба не устраивают. Почему я должен это смотреть? Покажите, как идет борьба за благоустройство родного города и родной страны. Что реально делается в экономике, чтобы мне лично, Кройчику Льву Ефремовичу, жилось лучше? А вместо этого показывают дешевку, жизнь, которая реально не существует.

- На ваш взгляд, возможно ли театральному сообществу действительно объединиться и выступить против проникновения цензуры в искусство, как то предложили Райкин и Миронов?

- Думаю, что нет, к сожалению. Думаю, что не встанут, не скажут, не «возьмутся за руки друзья», чтобы не пропасть поодиночке. Потому что каждый приучен есть из конкретной руки дающего. А рук на всех не хватает. Большинство старается получить преференции, чтобы было легче творить. Но это заблуждение. Творить легко не тогда, когда у тебя в кармане деньги, а когда в голове есть идеи, которые хочется реализовать. Если в голове пусто, ничего не получится. Искусство – продукт человеческой фантазии. Его создают фантазеры и воспринимают фантазеры. Когда фантазию подменяют распоряжениями, все рушится.

- Вы упомянули Михаила Бычкова, который во многом повлиял на культурную жизнь Воронежа и действительно сделал его фестивальным центром. Здесь проходит международный Платоновский фестиваль и множество других видных театральных и музыкальных событий. Это тоже госзаказ? И, если так, не это ли его положительный пример?

- В Воронеже полно молодых талантливых людей, которые могли бы реализовать себя в творчестве, потому что им есть, что сказать окружающим. Но для этого нужно работать, стремиться к тому, чтобы предложить публике то, чего она ранее не знала. Часто бывает, что на фестиваль за большие деньги привозят труппу, и она просто отрабатывает гонорар. Есть дистанция между творчеством и ремеслом. Они деньги в карман положили, а искусства то нет. Вот постановка «Дон Жуан» (новый спектакль Воронежского театра оперы и балета, номинированный на премию «Онегин» - ред.) - хороший повод к тому, чтобы быть оптимистом. Там есть чувство иронии. Это толчок к тому, чтобы нам театр оперы преобразился.

В Воронеже, наверное, неплохая ситуация с культурой. Потому что денег нет, требования небольшие. Люди строят свою творческую жизнь на выживании, а не на создании шедевров. В искусстве нужно ходит на цыпочках, приподниматься и стараться прыгнуть выше собственной головы. Когда я пытаюсь создать вещь, которая до меня не была никем создана, тогда и начинается творчество. Для этого художнику нужно работать над собой. Пушкиными не рождаются.