Продолжение молитвы. Почему хор Сретенского монастыря поёт советские песни?

Юлия Шигарева, «АиФ»: Никон Степанович, на концерты хора Сретенского монастыря очень сложно достать билеты. У вас есть объяснение такой популярности церковного хора?

Никон Жила: (Задумчиво.) Мнение очень интересное, но, возможно, не совсем точное. Скажу вам немного правды: в глубинке мы порой выступаем в полупустых залах.

— Удивительно!

— Ничего удивительного. Во-первых, хоровое искусство — оно не для стадионов и не для широких масс. Особого шоу там не сделаешь. Во-вторых, сейчас такое время... Люди закрываются, стараясь спрятаться от проблем, что копятся в жизни. И достучаться до них порой бывает очень сложно.

Чувство локтя

— Пианист Денис Мацуев утверждает, что классическая музыка лечит. А вы, когда поёте, чувствуете, как меняются те, кто вас слушает?

— Безусловно! Был такой случай: нас пригласил выступить директор одного завода. О-о-очень далеко от Москвы. Ситуация сама по себе необычная — сегодня нечасто творческие коллективы приглашают к рабочим. Женская половина, как обычно, пришла с удовольствием, муж­ская — добровольно-принудительно, и посматривали они на нас достаточно угрюмо. Мы начали с наших любимых народных песен: «Ах ты, степь широкая!», «Во кузнице», «Степь да степь», «Не для меня придёт весна», «Амурские волны». Мужики, видимо, собирались пару песен послушать, а потом потихоньку, что называется, слинять. (Смеётся.) Но мы запели — и люди начали меняться. Когда мы предложили залу петь с нами, они сперва помялись: мол, неудобно, что это они петь будут?.. Но после второй песни начали подпевать, в середине забыли, что собирались сбежать, а в финале аплодировали стоя. Такой ответ зала дорогого стоит.

К сожалению, такие приглашения случаются нечасто. А людям это нужно. Они во время таких концертов открываются. Они становятся другими — начинают улыбаться. Даже друг на друга смотреть начинают по-другому — не с плохо скрытым неудовольствием, а по-дружески.

— Валерий Гергиев уже не первый год продвигает возвращение в школы хорового пения. У Елены Ростропович, дочери Мстислава Ростроповича, есть идея создать хоры в детских исправительных колониях. Скажите как профессионал: что даёт человеку пение в хоре?

— Умение выстроить отношение с соседом, чувство локтя, осознание того, что мы вместе. Это ж совершенно незабываемые ощущения — когда поёт хор. Когда люди объединены этим общим порывом, одной идеей, одним движением сердца, они меняются — выражение глаз, умение слушать и слышать. Когда этот настоящий, хороший, внутренний человек всё-таки выходит наружу, ради этого, собственно, и имеет смысл жить. Для меня хоровое искусство стоит на втором месте после храма, богослужения как то единственное, что по-настоящему может спасти человека от обыденности, что давит на нас.

Изменить этот мир

— У вас в репертуаре много советских песен. В чём их феномен? Уже страны, в которой их сочинили, нет. А песни всё поют и слушают. В том числе и молодёжь.

— Советская песня — явление уникальное. Это такое глубокое взаимопроникновение музыки и слова, которое, на мой взгляд, есть ещё только в духовных песно­пениях.

Большую роль в этом, наверное, сыграла историческая трагедия — когда в Россию в ХХ веке пришла Первая мировая война, потом революция, потом Вторая мировая. Кто-то в этом хаосе потерял ориентиры, кто-то отрёкся от человеческого состояния. А кто-то, наоборот, понял, что Бог и церковь — это единственная составляющая на Земле, где можно найти хоть какое-то спасение для души, для мыслей своих, для самого себя, где можно попытаться что-то понять. На пережитые трагедии наложились и славные страницы истории — и Победа, и научные наши достижения. Всё это сплавилось в советских песнях.

Мы же включили их в свой репертуар с подачи нашего наместника владыки Тихона, с его напутствия. Для меня это было очень необычно. Я из церковной семьи. А в этой среде существовало некое противление всему советскому. Потому что случались в истории СССР очень страшные моменты, рождавшие в людях внутренний протест. И советская песня в церковной среде воспринималась, скажем так, настороженно. Но владыка Тихон сказал замечательную вещь: «Для многих поэтов и композиторов совет­ская песня была продолжением молитвы». В те времена, когда нельзя было открыто выражать свои чувства, свою веру, люди всё равно продолжали какие-то внутренние поиски. И в песнях они выражали своё отношение к миру, к Богу, к людям. Собст­венно, ради этого художники и живут, и творят — чтобы как-то изменить этот мир. Для нас, людей церковных, это очень правильное понимание жизни. На нашем юбилейном концерте, в котором примут участие и наши друзья — Кубанский казачий хор, тенор Алексей Татаринцев, — 19 апреля в «Крокус Сити Холле», на Светлую седмицу, мы исполним и эти песни, и многое другое.

— Почему за 25 лет новой России не было создано таких песен, которые с удовольствием пели бы в компаниях или во время застолья, как поют советские?

— Хороший вопрос. Может быть, должно пройти какое-то время, чтобы эта музыка выросла, ведь не сразу же становились хитами те песни из советского времени. А работа и сегодня идёт — Александра Пахмутова держится, не так давно она написала совершенно гениальную музыку к песне «Зачарованная даль». Мы её на каждом к­онцерте исполняем.

— В Советском Союзе — при всех его идеологических перекосах — культуре уделялось очень большое внимание. И до революции меценаты активно вкладывали средства и в музеи, и в т­еатры. Почему прежние власти значение культуры понимали, а нынешние как-то не очень?

— Время, наверное, такое. Сейчас нужны какие-то сверхидеи, сверхдостижения и в экономике, и в обычной жизни. Даже от детей требуют сверхвозможностей — чтобы они были гениями сразу во всём. Но святейший патриарх много говорит как раз о том, что нам нужны достижения в духовной сфере — без этого, без духовной составляющей, никакую экономику не поднимешь. Потому что именно душа оказывает влияние на всю жизнь человека.