Times: у Запада сила, а у России — лишь пропаганда
Многие скептики на Западе уже успели забыть о том, что в эпоху холодной войны мир зачастую оказывался гораздо ближе к катастрофической ядерной войне, чем сейчас, пишет The Times.
Сейчас многие на Западе поддаются нео-шпенглеровскому унынию и обвиняют политиков в том, что они безрассудно растратили «славную победу» в холодной войне, поэтому теперь, даже если ядерная война не уничтожит всю планету в ближайшем будущем, то выжившим уготована участь стать «рабами гегемонии Китая», пишет Эдвард Лукас в статье для The Times.
Однако достаточно вспомнить историю и сравнить мрачный период разгара холодной войны с сегодняшней ситуацией, чтобы понять, что в то время мир был гораздо ближе к ядерной катастрофе, чем сегодня. Влияние Кремля кажется значительным за счёт «умелой пропаганды», уверен автор — а в действительности путинская Россия с её ослабленной экономикой, и тем более Северная Корея не сравнятся по своей мощи с былой советской угрозой. В то время как Америка при Трампе вновь заняла твёрдую позицию и продолжает выполнять роль «гаранта безопасности» и спокойствия во всём мире, подчёркивается в статье.
Сегодня мы зачастую недооцениваем, насколько рискованным был период холодной войны в смысле вероятности ядерного конфликта: во время международных кризисов вокруг Кубы и Западного Берлина, а также в другие напряженные моменты, спровоцированные ошибками и недопониманием, СССР и США стояли на грани взаимного уничтожения, отмечает The Times. Из эпохи холодной войны мы должны помнить не только ее «воодушевляющий романтический конец» с падением Берлинской стены и «бархатной революцией» в Восточной Европе — нельзя также забывать о ее пугающем начале и мрачном продолжении, когда в период с 1945 по 1989 годы Запад в основном терпел поражения, считает автор: «Изнутри советская империя казалась неуязвимой. Она с легкостью подавила антикоммунистические восстания в Восточной Германии в 1953 году, в Венгрии в 1956 году и в Чехословакии в 1968 году. Диссидентское движение имело некое символическое значение, однако оно не могло бросить серьезный вызов режиму».
Во внешней политике Кремль придерживался «неуклонно экспансионистской стратегии», и противостояние «красной волне» по всему миру требовало от Запада умения договариваться с жестокими диктаторами, говорится в статье: «Тогда нашим приоритетом было выживание, а не высокие нравственные ценности. Многие на нашей стороне сомневались в том, что мы заслуживали то место, которое мы занимали.
Плановая экономика, если верить той статистике, казалась гораздо более совершенной моделью по сравнению с беспорядочностью и политикой краткосрочных выгод капитализма свободной конкуренции. Заявления Запада о необходимости защищать права человека звучали неубедительно, учитывая список наших союзников — пятна на репутации коммунизма ничем не отличались от пятен на репутации западного империализма. А президент Никсон вызывал столько же недоверия, сколько его вызывает Дональд Трамп».
По сравнению с драматическими моментами той поры сегодняшние проблемы кажутся не такими уж острыми, уверен автор. Да, многим на Западе сейчас кажется, что «американская звезда закатилась», и что вместо «универсальных ценностей свободы и демократии» администрация Дональда Трампа источает грубый и жадный национализм. Западная политико-экономическая и социальная модель уже не выглядит неотразимо привлекательной на фоне тяжёлых последствий финансового кризиса, катастрофических войн на Ближнем Востоке и волны неконтролируемой миграции.
Создаётся также впечатление, что традиционные противники стали «более умными и пугающими», отмечается в статье: влияние Кремля снова растёт «благодаря умелой пропаганде и искусным интернет-схемам», которым на Западе отчаянно пытаются противостоять, а северокорейский «гибридный феодально-сталинистский режим» вот-вот станет ядерной державой, и всё это вызывает в аналитических кругах волну уныния. Но ведь Северная Корея досаждала всем американским президентам со времён Клинтона, и в то же время её никак нельзя назвать идеологическим или военным соперником США, сравнимым по своей мощи с Советским Союзом. И, если уж на то пошло, путинской России с её «ослабленной экономикой» до этого тоже сейчас далеко, подчёркивает The Times.
Заявления о конце эпохи американского лидерства в мире тоже являются преувеличением, считает автор. По его мнению, сделав несколько резких шагов, внушивших многим тревогу, Трамп вернулся к той внешнеполитической стратегии, которой руководствовались его предшественники: «Подобно тому, как Барак Обама на собственном опыте убедился в ограниченности гиперрационального подхода и отстранённости, новый президент США сейчас приходит к пониманию того, что далеко не все мировые проблемы можно решить посредством жесткости». Тактика «балансирования на грани допустимого» хорошо срабатывала для Трампа раньше в мире недвижимости, где самыми серьёзными проблемами могли быть просроченные кредиты или провал какого-то отдельного проекта. Однако подобная тактика в гораздо меньшей степени применима к международным отношениям, особенно если вы имеете дело с нервными и хорошо вооруженными режимами, такими как Пхеньян, предупреждает The Times.
Вместе с тем некая степень непредсказуемости, хотя она и сильно действует на нервы союзникам, может дать США определенное преимущество в отношениях с противниками, предполагает автор. По его мнению, главная суть заключается в том, что Америка даже при Трампе продолжает уверенно выполнять роль гаранта безопасности во всём мире. Такой «полицейский» может кому-то не нравиться, однако он «охраняет наш покой», подчёркивается в статье. Что касается пессимистичных предсказаний со стороны ряда экспертов, то вы вряд ли встретите похожее уныние в Пекине, Москве или Пхеньяне. Подобная «самокритика» является одной из лучших черт западной цивилизации, и это признак её силы, а не слабости, заключает The Times.