Корецкие на войне. Как воевали дед, дядя и отец известного писателя
1953 год, мне пять лет. Помню, у отца на пояснице глубокий розовый шрам сантиметров пятнадцать длиной. Я щупаю спину, и нахожу под лопаткой твёрдый инородный предмет.
Допытываюсь: «Это пуля или осколок?» Отец отвечает, что не знает, но, наверное, осколок, так как сзади разорвался снаряд. Ещё я выпытывал, сколько немцев он убил. Отец всегда пожимал плечами: «Пулемёт выплевывает сотни пуль в минуту, разве посчитаешь. Я стрелял, они падали...» Всю жизнь отец слышать не мог немецкую речь и немецкие песни.
На передовой
Вообще, война крепко затронула нашу семью. Все мужчины Корецкие воевали на передовой. Отец всегда подчеркивал, что воевать на передовой - это совсем не то, что просто воевать. «Штабисты, хозяйственники, тыловики - все воевали. Только «на передке» никто не задерживался дольше шести месяцев: или убьют, или ранят».
Мой дед, Лев Григорьевич Корецкий, был пехотинцем. В нём сидели несколько пуль, и не хватало фаланги указательного пальца. Отец, Аркадий Львович, в семнадцать лет поступил в Ташкентское пулемётно-миномётное училище, восемнадцатилетним лейтенантом командовал пулемётным взводом, пробыл на передовой как раз шесть месяцев и долго-долго валялся по госпиталям, последствия ранений и контузии сделали его инвалидом второй группы.
Его старший брат, Дон Львович, стал лётчиком-истребителем, совершил 32 боевых вылета. Третьего марта 1944 года прислал матери Марии Доновне Корецкой, моей бабушке, последнее, короткое письмо, которое заканчивалось словами: «Ну вот, милая мамулька, и всё. Извини, что так мало. Время жаркое. Сейчас иду на работу. Когда услышите, что Псков и Нарва наши, знайте, что в этом есть и доля моего труда...»
Потом пришла похоронка: «Лейтенант Корецкий Дон Львович сбит в воздушном бою и пал смертью храбрых».
Но отец не удовлетворился стандартной официальной формулировкой, он хотел знать обстоятельства гибели брата. Отец был очень настойчивым и всегда добивался поставленной цели. Несколько десятков лет он разыскивал однополчан и фронтовых друзей Дона и 41 год (!) спустя, узнал то, что хотел.
Об этом отец опубликовал в «Вечернем Ростове» статью «Последний бой брата»:
«19 марта 1944 года 269-я истребительная авиадивизия принимала участие в большой операции. В бою над Псковским озером Дон, прикрывший собой комдива, был тяжело ранен. Он едва ли не в бессознательном состоянии тянул самолёт на свой аэродром. Рядом с ним летел комдив полковник Додонов. Когда у брата иссякли последние силы, он каким-то чудом посадил самолёт на лёд возле одного из островов в устье реки Великой. Рядом приземлился комдив. Он пополз к самолёту брата, но было уже поздно - самолёт начал уходить под лёд. Дон, упёршись рукой в край кабины, попытался покинуть машину - и не смог... Когда комдив подполз к полынье, он увидел на снегу оторванную руку...»
Эта ужасная подробность очень подействовала на отца. Когда он читал письмо однополчанина Дона, он плакал...
А сам Дон писал стихи, и были у него такие мистические строки: «Что ж, жизнь, прощай, и в штопоре машина несётся вниз, там ждёт её земля. Раздался взрыв, и вспыхнули обломки, и труп пылающим бензином обдало... Когда к машине люди подбежали, там был лишь пепел, больше ничего.»
Настоящие патриоты
Про боевые дела отца написано молдавскими краеведами: «Лейтенант Корецкий Аркадий Львович первый со своим взводом форсировал Днестр в районе Красногорки, завоевав плацдарм на правобережье реки...» (Кононова В.Ф. История села Красногорка. Кишинёв. «Штиинца», 1990., с. 43).
Сам он опубликовал несколько статей в газетах о фронтовых годах, до последних лет жизни выступал перед студентами и школьниками с воспоминаниями о войне, мечтал написать книгу мемуаров, даже начинал её.
Я виноват перед отцом - относился к этому, как к чудачеству и серьёзной литературной помощи не оказал. Посоветовал только не «лакировать» воспоминаний, отражать то, что видел и чувствовал сам. Такое предложение поставило отца в тупик: «Но ведь никто не опубликуе».
Действительно, пережитая им война отличалась от бравых лубочных картинок. Однажды, из-за головотяпства командования, взвод в новогоднюю ночь вдруг оказался без поддержки с флангов. Допотопные пулемёты с водяным охлаждением постоянно закипали и требовали далёких от гигиены и эстетики методов пополнения. Солдаты - народ находчивый: их моча и послужила для пулемётов охлаждающей жидкостью... Страх во время бомбёжки или артобстрела, когда кажется, что целятся именно в тебя...
После войны отец выучился на зубного врача и мог трудиться в любой поликлинике с девяти до шести, как все его коллеги. Но он был очень беспокойным, инициативным.
И первым в области подал идею создания ночных кабинетов неотложной стоматологической помощи. Организовал такой кабинет и всю жизнь в нём проработал: ночь, сутки отдыха, и опять ночь. Он не ограничивался обезболиванием - временной помощью «до утра», а радикально вылечивал больных: проводил сложные удаления и операции. Кроме него вне медицинского стационара этого никто не делал. Занимался научными исследованиями, результаты которых публиковал в медицинских журналах.
Ритм его жизни находился на грани человеческих возможностей. Приходил с дежурства, ложился спать, часа через три-четыре вставал и занимался домашними делами, вёл большую работу по линии совета ветеранов. Сколько можно так выдержать? Год, два? Отец работал так 40 лет. Всё мечтал «отоспаться».
Тайно от всех он писал стихи. Уже после его ухода мама передала мне неровный листок с чётко выписанными родным почерком строчками. Их содержание очень наглядно характеризует внутренний мир этого человека: «Я сделал всё, что можно сделать людям: Жалел, любил, лечил и помогал... И всё же я собою недоволен: Я мог дать людям больше, чем я дал...»
Просто поразительно: рядовой советский труженик, врач, интенсивно работавший всю жизнь, корит себя за то, что сделал для других людей меньше, чем мог! А ведь те, кто по должности обязан заботиться о гражданах, обычно полностью довольны собой.
Фронтовая закалка во многом определяла поступки и поведение отца. Он был независимым, не робел перед начальством, неоднократно искал и находил правду в самых высоких кабинетах. Отец всю жизнь работал ночью, в его кабинет забредали всякие люди, и после всяких дел... Он неоднократно встревал в «острые» уличные ситуации, однажды сбил с ног и задержал убегающего карманника, а вернувшись с очной ставки возмущался идиотизмом следователя, который в присутствии преступника выяснял у отца фамилию и адрес.
И отец, и дед никогда не хвалились боевым прошлым и не произносили всуе слово «патриот». Но они кровью заслужили это звание, и я ими искренне горжусь.