«Куликово поле» для Гитлера. Записки об истории Великой Отечественной войны
Александр Петренко - краснодарский прозаик, публицист, краевед, член Южно-Российского творческого объединения «Серебро Слов». Его знают под псевдонимом Александр Ралот. Александр Викторович публиковался в различных изданиях - «Снежный ком», «Великоросс», «Созвучие», «Зарубежные задворки», «Новый континент».
Пекарь Кютинен и его совесть
В наши дни стало модно порассуждать о воспитании патриотизма у современной молодtжи. Согласен, дело это нужное и важное. А посему, пожалуй, и я внесу в эту работу свою малую толику.
...В далеком 1972 году ваш покорный слуга заканчивал десятый класс одной краснодарской средней школы. Передо мной как, наверное, и перед каждым выпускником остро встал вопрос: а дальше-то куда? Любимыми моими предметами были химия и история. По тогдашним понятиям прозябание в пыльных архивах считалось явно не мужским делом. А вот работа на современных химических заводах, это самое то. Тем более, что в нашем Политехе имелась подходящая специальность, с красивым и манящим названием «Технология пластических масс». Однако моя матушка, чудом выжившая в голодомор второй половины тридцатых годов, рассуждала иначе.
— Сынок, — убеждала меня она. — Держись поближе к хлебу. В нашей стране может случиться все, что угодно. А тебе наш казачий род дальше продолжать надобно. Поэтому выбери себе такую профессию, чтобы рядом с тобой было зерно, мука или хлеб. И она поведала о том, как опухали от голода ее еще неокрепшие детские ножки. Как она ходила за несколько верст, чтобы выпросить у дальних родственников хотя бы миску кукурузной крупы. Как разбавляли кашу сваренную из крупы лебедой и диким щавелем. И все эти события происходили на нашей благодатной кубанской земле.
На факультете «Технология хлебопродуктов» и предметов, связанных с моей любимой химией, было предостаточно, и различного зерна, конечно, тоже. Я закончил ВУЗ. Стал дипломированным мельником. Полюбил эту удивительную профессию, объездил пол мира.
Но в этом небольшом рассказе я хочу поведать тебе, дорогой мой читатель, не о своих заморских впечатлениях, красивых странах и благоустроенных городах, а о людях моей профессии, волею судьбы оказавшихся в блокадном Ленинграде.
Информации о них дошло до наших дней ничтожно мало, буквально крохи.
«Работали, как все, то есть денно и нощно. Делали общее дело, как могли приближали нашу общую Победу, что тут еще говорить» — вот и весь сказ малочисленных стариков ветеранов.
Огромный по тем временам Ленинградский комбинат хлебопродуктов выдал первую муку за два года до начала войны.
В военное лихолетье его мельница не только обеспечивала город и близлежащий фронт мукой, но и в самом прямом смысле спасала жизни обитателей блокадного Ленинграда.
В качестве поощрения за хороший труд на других предприятиях города истощенным от голода людям позволяли поработать день другой разнорабочими на комбинате. После чего им дозволялось тщательно очистить от муки одежду, собрав с нее крупицы мучной пыли, добавить немного отрубей или чего-то подобного, испечь какое-то подобие лепешки.
На огромноем элеваторе предприятия практически не осталось запасов пшеницы. Новейшая мельница была вынуждена работать на самых малых мощностях. Сырье для помола почти каждый день менялось. Мне удалось отыскать в архивах следующее постановление тех лет.
№507 содержит гриф "секретно". Об изменении состава ржаной муки. Приказывалось добавлять в нее от 5% отрубей и от 10% ячменя. Затем стали измельчать, то, что находили на городских складах, — рис-сырец, древесную целлюлозу, пальмовый жмых. Однако и эти скудные запасы подошли к концу. В январе 1942 года мельница была остановлена и законсервирована. Но территория мельницы не опустела. Ее высотные здания представляли собой хорошую огневую позицию. На них установили оборонительные огневые точки — 15 пушек и пулеметов. Там же находились и снайперы. Было оборудовано бомбоубежище. Отмечу, что оно благополучно дожило до нашего времени. И сейчас оно готово принять до 600 человек, имея полезную площадь 861 квадратный метр. В помещениях комбината медики разместили военный госпиталь на 30 коек. В основном спасали горожан от голодной смерти и лечили от дистрофии.
На заводе создали отряды местной противовоздушной обороны. Тушили пожары, возникающие от разрывов зажигательных бомб. Тем не менее иногда мельничные станки все же запускали в работу. Делали муку из неведомо каким способом добытых остатков зерна, а также из шелухи, мелких частичек и пыли, которые палками выбивали из старых мешков.
В заключении хочу рассказать вам еще об одном ленинградце. Этническом финне. О нем практически нет никаких сведений. Только пара скудных записей.
Кютинен Даниил Иванович, 1883 года рождения, житель Ленинграда. По профессии — пекарь. Несмотря на то, что Финляндия была союзником фашистской Германии и воевала с нашей страной, этому человеку доверили самое главное. В годы блокады он выпекал хлеб из той самой муки, которую поставляла городская мельница.
Даниил Иванович умер на своем рабочем месте, у горячей печи, от истощения, 3 февраля 1942 года 59 лет от роду. Совесть не позволила этому человеку съесть хотя бы грамм выпекаемого хлеба. Работника хлебопекарни наскоро похоронили на Шуваловском кладбище. Спустя много лет, уже в наши дни, внесли имя этого человека в книгу памяти блокады Ленинграда.
Рассказы бабки Захарчихи (подлинные)
Спиридон был отчаянным казаком, воевал с немцем на полях первой мировой войны справно, не щадя живота своего. С фронта не бежал, хотя дома ждала его молодая жинка. Несмотря на уговоры сельчан, взял не ровню, не казачку. Привез из города кралю писанную, на музыкальных инструментах играть обученную. Книжки умела читать не по слогам, как деревенские бабы, а бегло, по-городскому. А то, что коров доить не умела, да и с огородом управлялась плохо, так -то не беда, то дело наживное.
Агитаторы в окопах, призывали втыкать штыки в землю, да тикать до хаты. Но Спиридон, молча и неистово бил им морды. Знал только одно, негоже ворогу спину показывать, ну и то, что пониже спины. После немца, хоть и не шибко хотел, но пришлось повоевать и со своими. А куда деваться, если все станичники пошли гуртом за присланным, аж с самого Питера красным командиром. Зато, сразу после гражданской, хату справил себе знатную. Не камышом, - железом крытую. Станичники на кругу бригадиром избрали. Грамотных в станице раз-два и обчелся. Детки народились, старший сын –первенец, да три дочки. Младшую Оленьку любил больше всех. Вроде бы жизнь налаживаться стала, земля местная плодородная, палку воткни - и та прорастет. Колхоз трактором обзавелся. В небе иногда можно было диковенный аэроплан увидать, благо до большого города рукой подать.
Но всласть пожить не удалось. Пришел в их края голод. Не то, что бы земля совсем уж, не уродила, представители в черных кожаных куртках вывезли из станицы все зерно. Даже то, которое селяне на сев оставляли. Не за долго, до этого, занял Спиридон одной вдове мешок зерна, пожалел горемычную. нынче посылал Олюшку с просьбой вернуть долг, хоть по частям. Но девочка возвратилась ни с чем. А через два дня его и старшего сына забрали. Селяне судачили, что донос на них поступил. Мол, при прежней власти в почете был и нынче в бригадирах ходит. Совсем стало тяжко без мужиков. Семья подалась в город, чтобы совсем с голоду не помереть. Жену врага народа, кроме как посудомойкой, нигде больше не брали. Старшая дочка помыкалась с места на место, да и возвратилась назад в станицу. Станичники отца помнили и дочку его в обиду не давали. Олечка пошла учиться на повара. Голодное детство и опухшие от постоянного недоедания ноги на всю жизнь определили ее выбор.
Олюшка с матерью кое - как обосновалась в большом городе. Работала поваром в «спецторге». Готовила обеды для сотрудников ОГПУ, как-то незаметно подкралась первая любовь. Молодой лейтенант-пограничник Иван в красивой с иголочке новой форме. Говорил, правда, не так, как местные станичники, акал по - московски и слова говорил правильные: « кабак» называл тыквой, а « гарбуз и ковун» - называл только словом арбуз. Но от этих правильных слов сердце девушке замирала еще больше. « Мой, мой, только мой - в такт ударом твердило девичье сердце, при этом сладко замирая». Сыграли скромную армейскую свадьбу, и молодые уехали жить на берег теплого моря, где находилась застава и место службы молодого супруга.
Через год народился первенец – мальчишка, навали Юрием. Но радость родителей была совсем не долгой. Фашисты перешли границу. Вражеские самолеты, почитай с первого дня, стали бомбить морское побережье. Кадровый офицер, молодой отец, мгновенно исчез в пучине страшной войны. Молодая мать вернулась в город, работала в заводской столовой, потом в госпитале. Потом не работала нигде. Город заняли неприятельские войска. Как выжили, понять трудно. Сын от тягот войны заболел. Нужны были лекарства, которых и в мирное время раздобыть было не просто. Продали все, что было, даже занавески с окон, но жизнь парнишке спасли. После войны стали возвращаться домой солдаты, израненные, покалеченные. Женщины и девки были рады любым. Жизнь требовала свое, хотелось простого семейного счастья, надежного мужского плеча, твердой руки. Хотелось чувствовать себя за ним, за мужчиной, замужем. Олюшка даже не надеялась на повторный брак. Куда ей со своим ненаглядным приданным, да еще с больной, старой матерью. Куда ни обращалась она, куда ни писала, чтобы узнать о судьбе отца и брата, отовсюду приходил ответ- «52-я статья, особо опасные преступники, полное поражение в правах, без права переписки». Из военкомата прислали-таки ответ - офицер Советской Армии Иван погиб смертью храбрых, в боях под Воронежем, и ей полагается мизерная пенсия, по случаю потери кормильца.
Олюшка и Виктор пару раз пытались узнать о судьбе Спиридона Терентьевича и его сына Виктора. Но получали только невразумительные отписки. Обращайтесь в другие архивы, по месту отбывания наказания осужденными. А где это место, как его найти на необъятных просторах страны? Да и других дел полным-полно. Сын вот уже в школу ходит. Один класс за другим осиливает, дом кое-как достраивать надо. Как красиво звучит - собственный дом. Хорошо было бы, чтобы старый Спиридон объявился, на семью поглядел, на внука, да видать не судьба.
Размышление в художественном музее, или Последняя атака в конном строю
Из записи найденной, в дневнике убитого фашистского офицера:
«2 августа 1942 года. Перед нами встали какие-то казаки. Это черти, а не солдаты. И кони у них стальные. Живым отсюда не выбраться».
***
Я стою возле известной картины, выставленной в музее. Впечатляющее полотно. По моей спине порой пробегают мурашки от решимости людей, да что там людей, и животных тоже, на ней изображенных. Как говорится, «Гугл мне в помощь». В бесконечных современных статьях на тему этой картины чрезвычайно трудно найти последовательное и правдоподобное описание той давней сечи. Но одно выражение из многочисленных интернетовских комментариев мне все же запомнилось крепко: «У Мамая было Куликово поле, у Гитлера — Кущевское!».
Совсем не хочется повторять уже неоднократно сказанное, но, как говорится, тут потрібно розібрати! Итак, конец июля 1942 года. Позиции Красной Армии на отдельных участках Южного фронта, скажем мягко, почти критические. Противник, почти не встречая должного сопротивления, рвется вглубь Кубани. 28 июля Южный фронт вообще расформировывают, а весь его личный состав передается в распоряжение Северо-Кавказского фронта. 30 июля немецкие войска вышли на берега реки Ея!
Им нужен очень кубанский хлеб, но еще больше противнику нужна кавказская нефть! Без нее дальнейшее наступление может захлебнуться. Это понятно всем. Фашистов нужно остановить любой ценой, пусть даже самой высокой.
В казачий кавалерийский корпус поступает приказ. Обычный, ничего особенного, таких в то время было множество. Задерживать врага как можно дольше и дать возможность частям Красной Армии, отступившим за Дон, подготовить оборону, а также создать резерв времени для завершения эвакуации в глубокий тыл предприятий оборонного значения.
***
Вы знаете, какое лето у нас на Кубани? +30, а то и все 40 градусов в тени, и на небе ни облачка. Не знаю, конечно, но думаю, и в 1942 году погода над Кущевской бескрайней степью была точно такая же. За лесозащитной полосой готовились к своей знаменитой атаке кубанские казаки. Готовясь умереть здесь же, на родной земле. Они растянулись по фронту аж на целых два километра. Командир концом своей шашки обозначил направление главного удара. Вначале шли тихо, стараясь не создавать лишнего шума, потом перешли на рысь и, лишь завидев воочию вражеские траншеи, дружно перешли в галоп. Эту лаву уже не могло остановить ничто. Ни грохот орудий, ни минометный огонь, ни пулеметы противника.
В это время вражеские солдаты собирались возле походных кухонь в ожидании положенного завтрака. Казаки, не нарушая походного строя, ворвались в станицу. Началась паника. Экипажи противника пытались добежать до своих танков. Всадники рубили их на полном скаку. В то утро более тысячи немецких солдат и офицеров было уничтожено и около 300 захвачено в плен.
Вот еще одна запись из дневника немецкого солдата:
«Одно воспоминание о казачьей атаке повергает меня в ужас и заставляет дрожать. По ночам меня преследуют кошмары. Казаки — это вихрь, который сметает на своем пути все препятствия и преграды. Мы боимся казаков, как возмездия всевышнего».
Оккупанты дрогнули. Кубанская станица Кущевская трижды переходила из рук в руки. Немцы подняли в воздух свою авиацию, но схватка зачастую уже переходила в рукопашную. Вражеские бомбардировщики не смогли переломить ход того исторического боя. Бомбить своих ассы люфтваффе не стали. Самолеты с крестами на крыльях кружили над знойным Кубанским полем. Пытались ревом своих моторов напугать казачьих коней, только и это было без толку. Казачьи кони с жеребячьего возраста приучались к гулу моторов. Однако лишь одной живой силой удержать занятые казаками позиции было невозможно, а наша артиллерия, увы, молчала.
***
Вести о Кущевской атаке солдатское радио мгновенно разнесло по всем фронтам. Об этой атаке писали и газеты того времени. Сам Левитан прославлял подвиг казаков в своих сводках от Совинфорбюро. Ставкой Верховного главнокомандования была издана директива, в которой приказывалось брать пример с казаков Кубани. Они становились эталоном солдата доблестной Красной Армии.
***
Для фашистов эта внезапная атака была еще и холодным душем в том плане, что полностью разрушила их ставку на казачество.
***
А в это время, в нескольких сотнях километров от степной зоны, в Предгорьях Кавказа спешно выводились из строя нефтяные вышки, эвакуировалось заводы и уничтожались нефтехранилища. Задача, поставленная командованием перед казацкими полками, была выполнена. За время боев в степях близ станицы Кущевская полегла не одна сотня славных донских и кубанских казаков. Поисковые группы ведут в тех местах раскопки и до настоящего времени.