Режиссер и артист Михаил Мизюков: Недруги помогли нам вспомнить о своих корнях

Московский «Этнотеатр» представляет премьеру спектакля «Свет-Луна и Иван Богатырь», объединившего несколько сказок в обработке Александра Афанасьева. В этой постановке необычный творческий коллектив продолжает знакомить зрителей с русскими народными традициями. Ранее театр показал сценическую версию «Слова о полку Игореве» по памятнику древнерусской литературы. Мы узнали подробности у художественного руководителя «Этнотеатра» Михаила Мизюкова.

Московский историко-этнографический театр уже более 40 лет открывает зрителю малоизвестные сказания русского народа, знакомит с песенными традициями и танцами, рассказывает об обрядах и фольклорных пьесах. Все здесь пронизано любовью к национальной культуре — даже фойе театра выполнено как сруб избы, а на стенах развешаны всевозможные инструменты — гусли и лиры, рожки и калюки...

С художественным руководителем «Этнотеатра» Михаилом Мизюковым мы обсудили последние премьеры и сложности работы с древнерусским произведением «Слово о полку Игореве», источники, по которым удается воссоздать в постановках атмосферу давно ушедших времен, исследования подлинного народного наследия, а также проблемы современной драматургии, обращенной к национальным традициям.

— Михаил Александрович, недавно состоялась премьера спектакля «Свет-Луна и Иван-богатырь». Что в основе постановки?

— В инсценировке мы использовали русские народные сказки из сборника Александра Афанасьева (русский ученый и собиратель сказок. — «ВМ»). «Свет-Луна...» — это вариант Царевны-лягушки. Только когда Иван находит стрелу и попадает в темный лес, то находит на болоте старушку. Еще «Козел-муж» — там появляется Клекот Клекотович, главный отрицательный, зловещий персонаж — подобие Кощея Бессмертного. Он превращает Ивана-царевича в козла.

— Тот же мотив, что и в сказке «Морозко»?

Режиссер Эмир Кустурица: Чтобы быть счастливым, нужно идти на жертвы

— Да, совершенно верно. Но там медведь. Это, конечно, сильное детское впечатление у всех.

— Насколько юной публике интересны такие необычные сказки?

— Честно говоря, даже больше, чем хрестоматийные истории — «Царевну-лягушку» знают все, но, когда распознают похожий сюжет с другими деталями и героями, им становится любопытнее. Да и дети — наш самый благодарный и увлеченный зритель.

— Спектакль интерактивный. Игры тоже русские народные, традиционные?

— У нас большой репертуар, и это больше касается фольклорных игровых программ для детей. Там как раз есть и «Златые врата», и «Зайка-пустолайка» и множество других развлечений. А в спектаклях на сцене, конечно, более классические формы взаимодействия — например, героиня обращается в зал с просьбой помочь Ивану-царевичу и показать, как рожь колосится или в волшебном озере вода волнуется. Когда полный зал, дети вместе с родителями, бабушками и дедушками объединяются в добром порыве помочь, это, честно говоря, иногда до слез пробирает — такая энергетика. Особенно когда играем спектакли в больших залах.

Билеты за 400 тысяч: с чем связан ажиотаж вокруг «Щелкунчика» в Большом театре

— Еще одна премьера этого сезона — «Слово о полку Игореве». Как решились обратиться к такому непростому произведению?

— Честно говоря, для нас и самих загадка, как мы решились создать сценическое воплощение памятника древнерусской культуры. Представить себе его в театре непросто, хотя, когда мы еще только создавали этнографический театр, то об этом произведении, которое знаем еще со школьной скамьи, думали. Но подобраться к нему, сделать сценический вариант — безумная затея!

Сейчас мы сыграли совсем немного спектаклей, но уже видим реакцию зрителей — собираются полные залы, билеты продаются очень быстро. Для нас это, безусловно, радостно.

— Что было самым сложным?

— Найти сценический эквивалент. Во-первых, это не пьеса и не поэма, а стихотворное произведение ораторского искусства. Загадка жанра же до сих пор остается, филологи спорят об этом, как и об авторе произведения.

Думаю, смыслы, которые заложены в «Слове...» на генетическом уровне, вызывают вибрации у современного зрителя. Это абсолютно духовная вещь. Произведение создано в XII столетии, оно самое древнее из известной нам русской литературы. В театре в большей степени работали с материалом XVII века. Соприкасались с XIII веком, но через произведение Алексея Толстого «Посадник». А тут же именно 1185 год, Киевская Русь. Так много возникает параллелей, ассоциаций, поэтому все это до сих пор тревожит, бередит.

— Вы осовременивали текст произведения?

— Нет, и это наша принципиальная позиция. Мы использовали один из эталонных дословных литературных переводов с древнерусского — его автор Дмитрий Лихачев, — и дополнили текст вставками из Лаврентьевской летописи, которая повествует об этих событиях. Есть и молитва самого Игоря, который попал в плен, и в это время звучит покаянное песнопение — это тоже есть в летописи.

Ведь произведение в школьной программе, и нам хотелось, чтобы наша молодежь, подрастающее поколение услышало, восприняло «Слово…» в чистом виде, чтобы могло почувствовать связь с древностью, со своими предками. Мы же все-таки историко-этнографический театр, сам бог велел нам попытаться сделать это без современных провокационных решений.

— Какая музыка звучит в спектакле? Ведь если нотные записи и тексты XVII века сохранились, то как воссоздается музыка XII столетия?

— Напомню, это 1185 год, от принятия христианства прошло всего лишь столетие. В то же время наш сегодняшний день, и ухо современного человека слышало невероятное количество разных мелодий. Нам нужно было найти оптимальное звучание. У нас есть и церковные песнопения, и более древние языческие мотивы — барабаны и трубы, воинские сигналы того времени. Они тоже еще сохранились. И природный звукоряд мы старались воссоздать. Конечно, мы сочетали это с более привычным, современным звучанием.

Точно так же, как в нашем спектакле «Пугачев» по Есенину, звучат народные инструменты — гудки, сопели, рожки, калюки, — но при этом в обрамлении современных мелодий, которые включены в музыкальный ряд очень корректно. Так что мы все время балансируем на грани, экспериментируем.

— Как возможно представить себе аутентичное звучание XII века?

— С одной стороны, по редким свидетельствам и описаниям звукоряда в том же «Слове…». С другой — музыкальные инструменты находили при раскопках. В 1980-х годах мы были в Великом Новгороде на Днях славянской письменности, и тогда работавшие там археологи нашли гудок, датированный XI–XII столетиями. Конечно, в спектакле используются современные инструменты, но мастера ведь в точности воспроизводят подлинные образцы.

Так что представить себе звучание легко. Как, например, мы хорошо знаем владимирские рожки или жалейки, сделанные из коровьего рога. Духовые, шумовые инструменты известны, а звучали они точно так же и в XII веке.

— Часто народная песня и музыка ассоциируются с эстрадным вариантом фольклора, но подлинно народные песни не знают. Почему?

— Для нас тоже в свое время это стало открытием. Мы поступили в Щепкинское училище и там впервые соприкоснулись с подлинной народной песней, когда к нам на курс пришел профессор-фольклорист Вячеслав Щуров. Он открыл для нас мир настоящего фольклора, сложных мелодий на 10 голосов. Мы начали углубляться, знакомились с нестилизованной песней благодаря концертам ансамбля Дмитрия Покровского. Стали ходить на концерты в Гнесинке — туда приезжали бабушки из Белгородской и других областей, они были хранительницами настоящей традиции с уникальными голосами. Как они говорили: «Как коровушка мычит, так, миленькая, и пой». Это такое многообразие! Это не три аккорда «Калинки-малинки». Но, строго говоря, это просто два разных жанра.

— Но один вытеснил другой фактически...

— Потому что сценическая песня проще. Как и в хореографии — есть традиция, а есть ансамбль «Березка», где все движения слаженны, изящны. Зал восторгается, когда сто красивых девушек плывут по сцене, как лебедушки. Но если обратиться к народной традиции, когда девчонки и парни с окрестных деревень на празднике встречались и заводили хоровод — там не было такой синхронности в том, как присели или как повели головой. Как и не было такого единообразия в костюмах — если кокошники, то у всех разные, абсолютная индивидуальность. И девушки в танце — одна брала парня под руку так, а другая — совершенно иначе. Поскольку у нас драматический театр, у нас это сохранилось больше, потому что мы всегда учитываем своего персонажа, стараемся его понять, почувствовать, передать его состояние.

— Может, дело в демонстративности? То есть когда мы стали жить вне традиции, то понадобилось нашу культуру нам же самим красиво преподносить. А то, что подлинно, в такую концепцию не укладывалось. Народная культура же не создавалась для презентации...

— Конечно, все эти обряды, танцы, песни просто сопровождали человека всю жизнь, от рождения до похорон. А у нас уже подключились проблемы продажи билетов, привлечения зрителей. В общем, менеджмент.

— Когда создавался ваш театр, вообще был всплеск интереса к национальной культуре...

— Да, и молодежное движение фольклорное возникло, куда мы и попали, ездили в экспедиции.

— Что больше всего поразило?

— Когда мы ставили «Посадника», то интересовались новгородской свадьбой. Поехали в эту область собирать материал. Это было начало 1990-х, и деревня, честно говоря, была тогда разорена. В одном селе жили пожилая мать со взрослым сыном, а в другом — две старушки. А домов стоит немерено, и все брошены! Они нам рассказывали, как раньше съезжались по сотне парней и девчонок с каждой деревни на гулянье. Одна деревня поет, другая ей отвечает... Как представишь все это — аж волосы дыбом вставали! Вот так мы этим и увлеклись. Сколько лет уже нашему театру, а вдохновение не исчезает.

— Сейчас чувствуете рост интереса к корням, традициям национальной истории?

— Конечно, нам недруги помогают в этом деле. Но важно, чтобы это не было просто данью обстоятельствам, обязаловкой, а было с искренним чувством. Но общее движение, безусловно, правильное. Человек, не имея связи с предками, своей землей, оторван от корней. Это не дежурные громкие слова, просто мы сами этим каждый день занимаемся и особенно чувствуем.

— Молодые артисты к вам приходят? Откуда?

— Да, много. Каждый год показываются выпускники театральных вузов со всей России, как в любом театре. Есть и ребята с нашего экспериментального курса «режиссура народных праздников и обрядов» из Владимирского института культуры. В Московском областном колледже искусств мы тоже выпустили на базе театра режиссерско-актерский курс. Сейчас эти ребята вовсю у нас «тащат репертуар», что называется.

— Режиссер народного праздника и обряда — звучит необычно. Что подразумевается в такой профессии?

— Речь идет о сценических вариантах. Например, показать свадьбу или гулянья на Ивана Купала, как мы делали во Владимире.

— А в Москве такие мероприятия проводили?

— В парках «Кузьминки» и «Коломенское» мы проводили ночной праздник Ивана Купала тоже, со всеми песнями, играми.

— Какие спектакли стоит посмотреть взрослым, чтобы познакомиться с обрядовой культурой?

— Сейчас идет музыкальный спектакль «Терская история» — музыкальный спектакль про культуру терских казаков, где есть и песни, и обряды. А в спектакле «Пугачев» звучат подлинные песни уральских казаков.

— В репертуаре есть спектакли «Гранд-каньон» и «Клоп» по Маяковскому. Не ожидала увидеть такие названия в «Этнотеатре»...

— Понимаю. Но «Гранд-каньон» — особый спектакль. Это творческий вечер нашего замечательного артиста Николая Антропова. Он поэт, пишет бардовские песни, и мы поддержали его идеи.

А постановка «Клоп» создана к юбилею поэта. Владимир Маяковский, в отличие от Есенина, например, по духу не наш автор. Но когда я начал копать глубже, то лучше его понял. У Владимира Владимировича я очень много нашел трепетного, нашел его письма к сестрам. Скажу честно, я зацепился за музыку того времени, 1920-х — начала 1930-х годов. Без мелодий ведь невозможно представить наш театр. А в то время существовала смесь романсов и народной песни, соединялись городская и крестьянская культура, и виниловые пластинки, записи того периоды сохранились, и даже уже оцифрованы. Я наслушался столько всего! Мы ввели в сцену свадьбы столько романсов, которые вживую исполняются, при этом сохранили колорит 1920-х годов. Спектакль не очень привычный для произведений Маяковского, но тем не менее, как мне кажется, в его стилистике.

— Мы с вами проследили, что фольклор в культуре оставался до 1930-х годов. В 2021 году вы проводили отдельный конкурс новой фольклорной драматургии, но он не стал ежегодным. Почему?

— Это очень редкая история, к сожалению. Для нас это не просто конкурс современных пьес, потому что мы ищем именно то, что связано с этническими традициями. Оказывается, найти такой материал невероятно трудно. Одна из пьес — «Птица Кахна» — вошла в наш репертуар, но это таджикская сказка, поскольку не было условия, что должны быть только русские и славянские традиции. Когда ты свое любишь, интересуешься, знаешь, то с такой жадностью впитываешь то, что есть у другого народа! Тогда ведь нет никакой агрессии, споров, чья культура лучше, кто более великий народ.

— Когда авторы присылали пьесы, вы не замечали, что малые народы России больше обращены к традиции, чем мы, русские?

— Да, мы с этого и начинали. Обидно было! У нас богатейшая культура, а мы небрежно к ней относимся. Но пришли, конечно, к тому, что важно именно научиться сначала свое любить, и потом уже станет интереснее культура разных национальностей, потому что будут находиться параллели.

— Что бы вы посоветовали для знакомства с «Этнотеатром»?

— Сложно, конечно, выделить что-то одно из всех спектаклей — они все очень разные. «Слово о полку Игореве» — эпический спектакль. Недавно знаковая постановка «Снегурочка», с которой начался наш театр, вернулась в репертуар. Это фольклорная разработка профессора Щурова, и в спектакле сочетается слово великого драматурга, многообразие обрядов, песен, музыкальных интерпретаций.

СПРАВКА

История становления творческого коллектива будущего театра началась в 1981 году. В Театральном училище имени Щепкина группа единомышленников решила создать театр, в спектаклях которого будут сочетаться народная драматургия и режиссерское искусство, актерское мастерство и древнее песенное многоголосие, яркие костюмы и колоритный народный язык. Для дипломного спектакля «Снегурочка» студенты сами шили себе народные рубахи, плели венки, учились ходить в лаптях, играть на народных инструментах. Михаил Мизюков объединил вокруг себя сокурсников и единомышленников из других вузов, и труппа продолжила работу. В 1997 году постановлением правительства Москвы театр получил статус государственного и был преобразован в Московский государственный историко-этнографический театр.