Памяти Петра Мамонова. Семь нот спасения России
Судьба свела меня с удивительным человеком, великим русским артистом Петром Николаевичем Мамоновым (14 апреля 1951 — 15 июля 2021) и удостоила чести год назад проводить его в последний путь.
Так получилось, что прошлым летом по просьбе его жены (Ольги Ивановны Мамоновой. — «Культура») мне довелось поехать за ним в деревню и привезти в Москву, чтобы вызвать скорую помощь для госпитализации. Ему было очень худо. Мы не знали, сможем ли довезти его. Казалось, в любой момент может случиться непоправимое. Он заговаривался и никого не узнавал, но в последний момент, когда мы уже приехали, у нас каким-то чудом состоялся важный, можно сказать судьбоносный, разговор о судьбе России, о «духовных скрепах» и «национальной идее».
Подлинный масштаб личности раскрывается со временем, но для меня Петр стал моральным авторитетом нации, образом русской самобытности и моим учителем на христианском пути. «Мамон» (было у него такое прозвище в молодые годы) не поклонился мамоне (порицаемым в Евангелии земным благам), он был подвижником земли Русской, свидетельствовал о Христе до конца дней своих, усердно призывал людей к покаянию.
После своего второго рождения в сорок пять лет, когда пережил метанойю (изменение ума, покаяние), Петр стал совершать осознанное служение Богу и многих своим примером привел ко Христу и вере. Он был, по сути, со-работником Бога в деле всеобщего спасения, трудился там, где о Боге не говорил никто и никогда. Своим творчеством последних лет и в проникновенных беседах и интервью он неустанно показывал, насколько действенными и живыми могут быть личные отношения человека с Богом, насколько они могут менять жизнь человека при полной искренности, доверительном отношении и постоянной внутренней работе.
Около тридцати лет назад, когда Петр Николаевич в театре Станиславского (сейчас это Электротеатр «Станиславский». — «Культура») начал ставить свои спектакли, я стал постоянным зрителем и чувствовал внутреннюю необходимость хотя бы раз в месяц бывать на его спектакле, часто слушал его музыку. Он стал для меня вторым Высоцким, своей правдой и искренностью давал моей душе глоток свежего воздуха.
Я часто оставался после спектакля в надежде пообщаться с ним, задать жизненно важные на тот момент вопросы, интуитивно понимая, что смогу получить ответ. Помню, как он прозвал меня китайцем за мои рассказы о путешествиях по Китаю. Помню, как по его совету стал слушать выступления о. Димитрия Смирнова и Алексея Ильича Осипова. Тогда же и началось мое воцерковление. До последних дней Петр оставался для меня учителем и проводником в мир христианства.
Он строго относился к деньгам и считал это основополагающим для начала христианского пути. «Важно определиться, кому служить будешь, — говорил он. — Если деньги на первом месте, то беда». Это, по его словам, означает недоверие к Богу. Он говорил, что Бог прокормит искренне служащих Ему. Петр строго следовал словам Христа о том, что «…нельзя служить двум господам: Богу и мамоне», и он служил Богу изо всех сил, падал, «лежал плотно, как тротуарная плитка», вставал и снова служил, а Господь давал ему все необходимое до конца дней. Он давал Петру силы и вдохновение зарабатывать своим трудом. Да, капитал нажить не удалось, но его доброе имя будет жить вечно.
Вспоминается эпизод его сотрудничества с радиостанцией «Эхо Москвы», когда он предложил сделать передачу «Золотая полка». Редакция согласилась, но в одном из первых эфиров появилась реклама. Петр возмутился и потребовал убрать ее. Тогда ему предложили деньги, но он наотрез отказался и почти восемь лет делал еженедельную часовую передачу абсолютно бесплатно — только ради того, чтобы иметь возможность кротко намекать о Христе и рассказывать о жизни Церкви и ее праздниках в промежутках между прослушиванием классики из его большой личной коллекции виниловых пластинок. За передачи он не получал ни копейки, никто об этом не знал. Он и правда был не от мира сего.
Кто на такое способен в нашем обществе? Думаю, единицы. Обычно людям хочется рассказать всем о своем добром поступке, удерживать в тайне свои добрые дела удается не многим, особенно среди известных людей. Петр строго соблюдал свои принципы, старался жить по заповедям, не эксплуатировал свое имя, не снимался в рекламе, не играл на стадионах и считал продажность тяжким грехом.
Он был «внештатным сотрудником Церкви», шел туда, где о Боге не говорят совсем, — на те каналы, передачи, в те издания, куда Церковь не могла проникнуть для проповеди о Христе: на НТВ, в «Московский комсомолец», «Эхо Москвы», к Ксении Собчак... Как личность популярная, он приходил туда и упорно говорил о Боге и личных отношениях с Ним, о необходимости покаяния и изменения жизни ради обретения Царства Божиего. О другом говорить с ним было практически невозможно — праздные разговоры он пресекал на корню. Он не поддерживал светских бесед, не любил вспоминать свою прошлую жизнь — до сорока пяти лет, когда все повернулось на 180 градусов и он пошел за Христом. Господь вошел в его жизнь в одночасье, когда он стоял у иконы Божией Матери в одном из московских храмов, на пределе душевных исканий и жизненного кризиса, — и стал его путеводной звездой. Господь не освободил Петра от пороков, с которыми тот боролся до конца своих дней, но показал ему Путь спасения, Истину и Жизнь, о чем Петр Николаевич не уставал повторять.
Часто журналисты упрекали Петра Николаевича за то, что он не хочет обсуждать прошлую жизнь, даже вспоминать ее. Говорили, что он отрекся от старых песен и старых друзей, осуждали его за это, а он просто стал другим, изменились ценности и интересы в жизни.
Даже одно из последних интервью Петра — на Первом канале Ксении Собчак — весной прошлого года наглядно показало, насколько он не понят светским обществом, особенно телеведущей. Но именно ради людей, которые смотрят такие передачи, он и согласился на это интервью. Ему важно было получить доступ к широкой аудитории и рассказать людям о своей вере. Его слова многим западали в душу. Люди любили Петра, верили ему и через это приходили к Богу.
Я считаю своим долгом рассказать о его жизни, ведь не так много людей, кроме семьи, было рядом с ним последние годы.
Сам феномен «рождения заново» обществу малопонятен, его можно изучать на примере жизни Петра Николаевича. Можно сказать, что он шел вслед за преподобным Серафимом Саровским, которому предложили передать привет родным в Курске, а он показал на стену с иконами и сказал: «Вот мои родные». Это трудно понять, но это факт, — человек после подлинного покаяния меняется. Петр показал это своим примером, своей жизнью. Конечно, феномен «рождения заново» нуждается в отдельном изучении, осознании обществом и принятии его реальной возможности как подлёдного смысла жизни.
Сам Петр очень боялся излишнего внимания к себе после фильма «Остров», боялся, что его будут отождествлять с героем фильма, станут считать святым, начнется нездоровое поклонение… Поэтому он не афишировал свою отшельническую жизнь, стремление к уединению и молитве и практически полный отказ от светских контактов. Благо Ольга Ивановна взяла на себя все житейские проблемы. Петр всегда старался показать, что он живет в мире, что он такой же, как все: что у него три мерседеса, дом площадью восемьсот квадратных метров и прочие блага цивилизации. А по факту это было лишь прикрытием, мерседесы были старые и не на ходу, дом недостроенный, обжита была только одна комната и студия Петра. Даже жена жила не там, так как не было места, а рядом, в старой избушке. Он вел глубоко отшельническую жизнь наедине с духовными книгами, в первую очередь преподобного Исаака Сирина, в своей комнатке-келье, которую порой не покидал неделями, вызывая тем самым большое беспокойство супруги.
После фильма «Остров» я по его просьбе помогал организовывать поездки по колониям для общения с малолетними преступниками и сопровождал его туда. Поразительно, как ему удавалось найти подход к сердцам этих ребят, стать для них своим и показать путь к свету. Он всегда узнавал, все ли ребята присутствуют на встречах, и, если кто-то оставался в изоляторе за особые нарушения режима, Петр шел к нему и наедине беседовал о жизни и Боге. Все это делалось в абсолютной тайне, но закончилось, когда руководство одной колонии пригласило журналистов на такую встречу. Петр был очень недоволен и с тех пор прекратил эти визиты, чтобы не привлекать внимание прессы.
Запомнился еще один эпизод: после картины «Царь», когда он по дороге из деревни в Москву ненадолго заехал ко мне по делам и поведал, что согласился на эту роль только ради того, чтобы на примере царя показать страшную проблему раскола личности, выраженную в картине в словах Иоанна Грозного: «...как человек-то я грешен, но как царь-то я праведен...» Это ключевой момент картины: мы наблюдаем, как человек, пусть даже царь, пытается оправдать свои грехи служебным положением. Петр считал это большой бедой, и мы видим, к чему привело царя это оправдание — полному безумию, одиночеству и Богооставленности. Это означает, что если верующий человек, независимо от должности и статуса, не приведет в соответствие свою жизнь во Христе с жизнью в миру, его ждут неминуемо трагические последствия. Петр Николаевич жалел, что ему не удалось выразить эту мысль достаточно ярко и доступно для всех, а напрямую он говорить не хотел.
Приходилось слышать от него, что он очень ценил Владимира Высоцкого и Юрия Никулина, и поэтому семья его хотела похоронить рядом с кем-то из них. Но это оказалось невозможно, и семья решила хоронить в Верее, где он жил и молился, недалеко от любимого храма. Себя он считал в большей степени поэтом и шутом, говорил, что начал свою клоунскую карьеру в четыре года и был верен ей до конца своих дней. Он любил высказывание преподобного Амвросия Оптинского о том, что «где просто, там ангелов до ста, а где мудрено — там ни одного», любил простоту и искренность.
Петр часто говорил, что имя врага — разделяющий (диавол), что «…наша борьба не против плоти и крови…» (Еф. 6, 12), то есть не против людей, а против причины, разделяющей людей на своих и чужих, против двоедушия, порождаемого врагом рода человеческого. Еще говорил, что у Бога все свои, и надеялся, что люди наконец это поймут и преодолеют внутреннее разделение, начнут меняться и станут на сторону Бога. Но это каждый должен решить сам для себя.
В завершение расскажу последний эпизод наших взаимоотношений, очень важный для меня и, думаю, для многих.
В последние годы по работе мне приходилось много размышлять о судьбе российско-китайских отношений, перспективах их развития и о наших ценностях. Я спрашивал у многих известных людей, что такое наши «духовные скрепы», в чем они выражаются? С этим же вопросом я пришел к Петру Николаевичу на его семидесятилетие — он устроил творческий вечер в Доме кино. После праздника, когда я провожал его к машине, мне удалось задать свой вопрос. Он ответил, что мудрить не надо, — чем проще, тем лучше. Надо брать самые очевидные ценности последних поколений, которые дороги нашим отцам и дедам: в царское время — честь и достоинство, в советские годы — честность и справедливость, в наше время — мораль и нравственность. А в целом — это жизнь по совести. Вот семь нот спасения России. Их можно, по сути, назвать «духовными скрепами от Петра Мамонова». Он предлагал вернуться к старому доброму образу «строительства светлого будущего для своих детей», по возможности вкладывая в это понятие христианское мировоззрение. Сказал, что объединяющее начало необходимо людям для преодоления разделения в обществе, и напомнил слова Спасителя: «…всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит».
Насколько я понял Петра, он понимал «Духовные скрепы» как «Закон, записанный в наших сердцах» — в сердцах наследников Российской империи и Советского Союза. Тот базовый закон, который формирует основу мировоззрения народа нашей страны. И определиться с этими неписаными правилами надо самому народу, навязать их извне невозможно.
Я помню, какую речь Петр Николаевич сказал на вручении премии «Ника» за фильм «Остров». Ее тогда сочли политически скандальной и обрезали при показе на Центральном телевидении. А Петр всего лишь сказал, но другими словами, что наш президент не всемогущ и ему надо помогать, а не ждать от него решения всех проблем. Президент — такой же человек, как и мы все, только ему пришлось взвалить на себя эту ношу…
Прошлым летом, спустя несколько месяцев после гастролей в Сибири, он тяжело заболел. Ольга Ивановна выхаживала его дома в деревне сколько могла, и только когда появились симптомы осложнения, решила везти его в больницу и обратиться за помощью к врачам.
Она позвонила мне, и я приехал. Мы повезли Петра в Москву на госпитализацию. Ему было очень тяжко, казалось, что не довезем... Приехали в Переделкино, жена вышла из машины вызвать скорую, мы остались с Петром один на один. Я осмелился спросить: «Петр, ты узнаёшь меня?» Он сказал: «Да, Толя». Я спросил: «Можно задать тебе один вопрос?..» Он оживился, как бы пришел в себя и сказал: «Валяй…» Спросил прямо, без подготовки: «Петр Николаевич, как ты считаешь, а нужна вообще России национальная идея или нет?..» Он как-то встрепенулся и совершенно четко ответил: «Конечно, нужна, — и добавил: — Россия без нее пропадет… Мы с тобой уже говорили на эту тему, и мое мнение ты знаешь».
Почему наша страна исторически не умеет ценить по достоинству своих героев при жизни… Странно, но факт. Сейчас мне кажутся смешными наши потуги, когда мы с Ольгой Ивановной втайне от Петра Николаевича пытались добиться от властей присвоения Петру звания народного артиста России к его семидесятилетию без присвоения звания заслуженного, в виде исключения. Ольга Ивановна писала письма в Минкультуры, я собирал подписи под петицией в интернете на специальной платформе, но все было тщетно. И только когда Петр Николаевич уже был при смерти в больнице, его в срочном порядке удостоили ордена Дружбы, который вызвал у поклонников больше разочарования, чем радости...
Но это уже не важно. В памяти народа он все равно останется истинно народным артистом, которому было суждено «юродством проповеди спасать верующих» (1 Кор 1,21).
Уйдя к Богу, Петр Николаевич оставил нам свое творчество, беседы и напутствия. Верю, что его голос слышен и еще больше будет услышан и даст импульс к духовному возрождению Отечества.