Самый русский британский медведь: как Винни-Пух стал частью нашего культурного кода

Знаменитый детский герой сегодня отмечает юбилей. Одному из самых известных в мире медведей исполняется 100 лет.

История Винни-Пуха стала настолько популярной, что была переведена на многие языки. В нашей стране сказку впервые опубликовали в «Мурзилке». Затем неоднократно переиздавали миллионными тиражами. А больше полувека назад эта история легла в основу гениального советского мультфильма. О том, как Винни-Пух стал частью нашего культурного кода — корреспондент «Известий» Владислав Харченко.

Этот голос знает каждый. Любой, хоть ночью разбуди, безошибочно продолжит.

Удивительный феномен: медведь, придуманный британцем для сына, раскрученный в Америке, надиктовал нам наш культурный код на поколения вперед. Конечно, это во много благодаря пересказу Бориса Заходера и таланту Евгения Леонова Винни-Пух навсегда прописался в нашем детстве да и просто в нас.

«Винни-Пух, он как, так скажем, персонаж, который совершает много неправильного, много нелепого, много чудного, но при этом он это делает искренне, с верой в себя, с любовью к своим друзьям», — отметил шеф-редактор студии «Союзмультфильм» Сергей Капков.

И это уже история, длиною в век. В канун Рождества, 24 декабря 1925 года, лондонская Evening News опубликовала рассказ Алана Милна «Неправильные пчелы». Это была первая глава будущей повести о медвежонке, который очень любит поесть.

Милн писал для своего сына, Кристофера Робина, вдохновляясь его игрушками. Прописавшись у нас, медведь обрел более человечные, что ли, черты. Но это под кистью режиссера Хитрука и его команды. А вот — самый известный у нас книжный вариант.

Иногда история детства целого поколения помещается в одну книгу. Вот он — «Винни-Пух» 1986 года. Эти потрепанные страницы, фирменный штамп на обложке, а внутри — яркие картинки. Это не просто книга — это визуальный канон целой эпохи.

Этот канон создал Борис Диодоров. Он был одним из первых советских художников, который потратил пять лет, чтобы воссоздать в иллюстрациях культовый образ мишки для издания «Винни-Пух и все-все-все».

«Рождение каждой картинки, для каждой отдельно по сюжету, по времени, по языку книги, все равно это как рождение ребенка. Вот ты хочешь видеть абсолют», — рассказал народный художник РФ Борис Диодоров.

В мире же больше знают другого Пуха, диснеевского. В 1966-м году он, почему-то ярко-желтый, в красной вязаной кофте, заставил детей бежать к экрану ради новой серии. А когда они выросли, сделали, из него культ, к которому теперь идут толпами в Нью-Йоркскую библиотеку. Тут хранятся игрушки того самого Кристофера Робина, с которых Милн и писал своих персонажей. И вот теперь повзрослевшие мальчики и девочки из Англии даже пытаются вернуть их на Родину, но не могут.

«Винни-Пух оказался в Нью-Йорке потому, что ни его создатель Алан Милн, ни Кристофер Робин, которому принадлежал оригинальный медвежонок, больше в нем не нуждались. После Второй мировой войны американский издатель Милна спросил: „Можем ли мы привезти Винни и все остальные игрушки в США?“, их туда отправили, но возвращать уже не собирались», — сказал британский писатель Джайлз Брандрет.

То ли дело наш медведь с опилками в голове. Он как будто выше этих споров, дрязг, интерпретаций. Может, потому, что он никогда не стремился стать брендом, на котором можно заработать? А просто был собой, то есть нами.

«У него много пороков, как у нормального любого человека живого. Они вообще там все порочны. Например, Винни-Пух — скряга, да, он чуть-чуть прижимистый такой, то есть он не хочет делиться. Сова такая же, „а давай, как будто мы вместе его подарили“. Не вместе как бы, давай, на двоих тут не хватит. Это все настолько живое, настолько настоящее, мы узнаем в Винни-Пухе себя», — отметил режиссер анимационного кино Константин Бронзит.

Возможно, его главная сила и есть в этом умении быть разным для каждого, но всегда — настоящим. И потому — вечным.

Еще больше новостей — у Пятого канала в мессенджере MAX.