«Я — строительный элемент». Кем актёр Илья Штейнмиллер видит себя на сцене и будет ли он исполнять песни на китайском языке

Театральный зритель может лицезреть его в постановках нашего драматического театра имени Щепкина, где Илья служит десять лет. Помимо актерской деятельности Илья даёт сольные вокальные концерты, монтирует видеоролики и играет за местную футбольную команду.

Справка: Илья родился в 1993 году. Выпускник факультета режиссуры, актёрского искусства и хореографии Белгородского государственного института искусств и культуры 2015 года (Кафедра актёрского искусства, мастер курса — народная артистка РФ Марина Русакова). А с 2014 года — артист БГАДТ имени Щепкина.

Илья Штейнмиллер, фото из личного архива

— Илья, спасибо за возможность познакомиться с Вашим творчеством ближе. В вашей биографии на сайте драматического театра имени Щепкина сказано, что Вы окончили факультет режиссуры, актерского мастерства и пластического искусства — трио профессий. Расскажите, пожалуйста, подробнее, теперь преподают не просто актёрское мастерство, а учат сразу видеть спектакль глазами режиссёра, танцора?

— Ксения, спасибо за внимание к моей персоне, это очень ценно для меня. Признаюсь, что помимо актерского искусства и театра, я занимаюсь много чем: видео, графика, видеомонтаж, спецэффекты, 3D-ролики, спорт, пение, обучение. Мои хобби по важности для меня наравне с профессией. Ещё даю себе труд певческой деятельности, которая приносит мне удовольствие. В прошлом году зрители приходили на мои сольные концерты в бутик-отель Щепкина, в ресторан «Камчатка». Ну, и как же без спорта! Я приверженец здорового образа жизни, турники — это ежедневная реальность.

Плюс увлекаюсь футболом, играю в команде белгородского любительского футбольного клуба «Альянс». Приходите на игру! А профессия моя - актёр драматического театра и кино. Я был в числе первого набора на кафедру актёрского искусства на факультет режиссуры, актерского искусства и хореографии БГИИК. Наша «корочка» фактически не отличается от «корочки» ведущих вузов страны, например, ГИТИСа. Актёрское мастерство мне преподавала Марина Александровна Русакова, народная артистка РФ, актриса нашего театра. Я безмерно благодарен ей за полученный опыт! Кстати, поступающим и желающим обучаться будет интересно узнать, что вместо физры на факультете хореография и фехтование!

— Расскажите о режиссуре в театре. Как протекает процесс постановки? Актер имеет право высказать свою точку зрения на происходящее на сцене?

— Наш театр интересен тем, что сюда приезжают режиссёры из крупных городов и ставят свои спектакли. Был Борис Афанасьевич Морозов (в прошлом главный режиссёр Центрального академического театра Российской Армии), Семён Яковлевич Спивак из петербургского Театра на Фонтанке, режиссёры из Севастополя, Владивостока. Белгородским актёрам повезло работать с профессионалами, которых ценит театральная Россия. Руководство нашего театра делает очень многое для нас, артистов, приглашая таких мастодонтов режиссуры.

Здесь начинается онтология творчества — тот полезный и бесценный опыт, который мы перенимаем у приглашенных профессионалов.

Разрушаются стереотипы о провинциальном театре, благодаря языку приглашенных мастеров расширяется картина мира. И тогда привычное проявление эмоций, или сюжетный поворот пьесы, ты можешь сыграть на другом театральном языке, тем самым выходя за рамки своего личного стереотипного актерского поведения. При постановке спектакля актер обычно не вмешивается в ход мыслей режиссёра, хотя иногда бывает, что режиссёр может оттолкнуться от мнения актера. Актёр, прослуживший много лет, имеет право предложить своё видение, к которому режиссёр может прислушаться, но, как правило, мы, актеры, воспроизводим картину режиссёра и его видение.

— Вы задействованы в спектаклях разных жанров. А Вам самому ближе трагедия или комедия? Или профессиональный актёр максимально безграничен?

— Актер должен уметь играть всё: и драму, и комедию, и детский репертуар. Я, признаюсь, люблю играть злодеев! Например, с удовольствием играл Волка в «Красной шапочке», очень люблю эту роль. (Улыбается) В постановке «Волки и овцы» А. Островского у меня роль племянника Мурзавецкого. Это один из главных и довольно неоднозначных персонажей. Играю Скалозуба в «Горе от ума» А. Грибоедова, директора школы Ромахина в пьесе «Завтра была война». Когда воплощаешь в художественной форме зло, этические и моральные проблемы выходят на первый план. Я имею в виду опасность подражания и восхваления отрицательного персонажа. Мы в какой-то степени идеализируем злодея своей игрой, добавляем ему привлекательности и харизмы, и злодей начинает нравиться. Многие ведь начинают подражать поведению, не понимая, что так нельзя.

Для меня ценность злодейских ролей в морали. Я вижу путь персонажа, оцениваю как нельзя проживать события, почему нельзя принимать решения, которые разрушают личность изнутри и пространство добра вокруг, и это показательный путь.

— Последний раз я видела Вас в спектакле «Идиот» по мотивам романа Фёдора Достоевского. Расскажите о своей роли. Вы сами выбираете себе отрицательных персонажей?

— В спектакле по роману «Идиот» я играю эпизодическую роль «плохиша» в банде Рогожина. Но персонаж отнюдь не маленький, а в составе большого организма спектакля, в составе целой картины по роману Достоевского. Я вовремя появляюсь в банде и вовремя исчезаю, но без этого штриха идейный смысл бы пострадал. Парфён Рогожин кто? Он идеолог, банда — его детище. Художественный образ банды дополняет личный образ Рогожина, он придает целостность и динамизм персонажам. Насчёт выбора ролей моя позиция такова: я играю и буду играть те роли, в которых меня увидит режиссёр. Сам не настаиваю и не прошу роли, принимаю мнение режиссёра не перечу ему. Моя личная философия: я — строительный элемент для режиссёра и для театра, а свое эго отодвигаю на задний план. Оценят ли меня, достоин ли я больших ролей — это вопрос времени и решения руководства театра. Но личное желание у меня есть. Хочу сыграть роль Сирано де Бержерака (прим. – главный персонаж пьесы Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак»).

Илья Штейнмиллер, фото из личного архива

— Вы проживаете или проигрываете на сцене? Что переносите в жизнь со сцены, а что из жизни на сцену?

— По идее, актеры должны иметь какой-то жизненный багаж, чтобы что-то сыграть. Но если представить какую-то ситуацию в игре, то можно отталкиваться и от чужих жизненных историй. Можно черпать материал откуда угодно: из рассказов очевидцев, передач, интервью. Иначе, как, допустим, сыграть в убийцу? Не идти же убивать. Нужно исследовать вопрос, анализировать материалы о чувствах таких людей, их мотивации, попытаться найти ответ на вопрос, что побудило их действовать разрушительно, какие были глубинные причины? Так постепенно в голове складывается представление образа, понимание как можно его сыграть. Жизненный багаж, конечно, помогает, со временем уже по-другому смотришь на роли. Я знаю точно, что постоянно нужно читать, изучать, смотреть репетиции других режиссёров, спектакли, чтобы этот багаж наращивать.

— Поговорим о Вашей певческой деятельности. Когда Вы начали петь? Есть ли у Вас студийные альбомы или только планируете?

— Вокал занимает особое место в моей жизни. Я родом из Губкинского городского округа, там у меня родители живут. Окончил сельскую школу, и в своём районе дал свой первый концерт, а дальше продолжил сольную деятельность в Белгороде. Для меня песня — это полёт души. В театре мы как единое целое, и не можем петь всё что угодно. А здесь наоборот. Даже важна не стихотворная форма, а именно полётность звука, градация эмоций. Это особенное состояние души. Мой голос классифицируется как баритон. Он широк по диапазону, что позволяет петь высокие и низкие оперные партии, эстрадные песни.

Под «эстрадой» я подразумеваю именно репертуар советской эстрады, который исполняю. Мой кумир — Муслим Магомаев. Он спел песни на века, они стали сокровищами ушедшей эпохи. И это великое наследие я могу воспроизвести! Легкий флёр влюблённости в советскую эстраду вкупе с антуражем эпохи сопровождает мою певческую деятельность. Иду по этой стезе и не собираюсь менять. По поводу студийных альбомов могу сказать, что это будут каверы, пока я не записал свои версии, но приду к этому в скором времени.

— Песни, которые Вы исполняете, имеют отношение к формированию вашей личности, и какое это отношение?

— Никогда не хотел быть певцом, просто полюбил это занятие, и оно меня захватило. Сейчас я пою серьезные и глубокие вещи вроде «Синяя вечность» Муслима Магомаева, арии из опер, а в детстве это были песни вроде «По крышам бегать, голубей гонять». Художественный образ советской эпохи, который находит отражение в советских песнях, сформировал мои эстетические предпочтения, мою личность в некоторых аспектах. Я считаю советские песни своеобразным эталоном. Они восхищают, направляют на созидание, доброту и любовь. Соединение мелодии звуков и слов в безусловно красивой форме никого не могут оставить равнодушным.Современные песни вряд ли останутся на века как с точки зрения смыслов, так и по вокальному мастерству.

— На иностранных языках поёте? Есть желание что-то исполнить, например, на китайском языке?

— Я не пою на иностранных языках, но если нужно, то заучиваю слова и произношение. В спектакле «Примадонна» я пою отрывок из знаменитой песни Элвиса Пресли «Love me tender» (Нежно люби меня — прим. ред.). Но свободно разучить и свободно петь — это разные вещи. Петь на китайском языке не пробовал. (Смеётся) Их тональная система звуков не укладывается в моей голове, но если смотреть на внешнеполитические связи наших стран, то стоит уже готовиться.

— Возвращаясь к режиссуре. Вы допускаете мысль попробовать себя в режиссуре? Есть имена, на которые поставлен ориентир?

— Нет, меня не тянет ничего ставить и размышлять по этому поводу. Это нечто больше меня. Я актёр и исполнитель и это всё. Снять фильм, клип, короткометражку — это проще для меня, чем поставить целый спектакль. Мне не хватает знаний, чтобы поставить спектакль. Нужен особый взгляд на вещи, на расстановку актёров, использование декораций и многое другое. Не чувствую в себе таких способностей.

Илья Штейнмиллер, фото из личного архива

— Что побудило Вас прийти в актёры? Блеск софитов, истинное ощущение своего таланта или, наоборот, действовали от обратного и пришли через преодоление?

— Всё просто и банально. Для меня сцена была терапией. Я был очень замкнутым ребёнком, стеснительным, боялся даже что-то купить в магазине, был в своей скорлупе. А сцена позволила мне стать кем угодно. Я понял, здесь я могу делать что угодно, потому что это не Я, а всего лишь образ. В жизни я не менял паттерны своего произведения, но на сцене оживал другой Я, который раскрывал всю свою мощь. Я говорил то, что не говорил в жизни и так, как не мог себе позволить в бытовой или социальной коммуникации. Сцена стала моим спасением. И, поверьте, только на последнем месте по значимости стояли аплодисменты и признание. Признание было важно только в качестве признания моего профессионализма.

Начинал с театрального кружка, который вела моя мама Наталья Николаевна Штейнмиллер. Теперь я понимаю, что именно мама заложила во мне стержень актёрской профессии, и для меня это очень важно. В кружке, мои первые зрители говорили, что я как рыба в воде. Даже поступая, я не рассматривал это всерьёз, но несерьёзный подход вылился в 10 лет служения нашему театру, чему я очень рад и благодарен.

Опыт взаимодействия с профессионалами бесценен! Поэтому хочу выразить благодарность Ирине Драпкиной (Народной артистке РФ), она первой приняла меня на прослушиваниях. Благодаря Виталию Старикову (Народный артист РФ, актёр театра им. Щепкина, диктор, телеведущий) я открыл на третьем курсе свой голос. Преподаватель вокала нашего театра Яна Шевелева устроила незабываемую встречу с итальянским оперным режиссёром Мауро Трамбетто. Заслуженная артистка России Ольга Цимбалист преподавала у меня вокал на факультете и позволяла выбирать песни, экспериментировать с голосом, она дала огромный импульс к развитию!

— Где бы Вы видели себя как актёра, если дать волю фантазии: театр Античности и предвечный Софокл, эстетика театра английского Возрождения и народная сцена у Шекспира, новое понимание театрального пространства и театр Чехова в его начале?

— Я выбираю эпоху, в которой живу.

Да, интересно, было бы перемещаться в разные театральные эпохи, но всё-таки наша миссия в это время сохранять театр и его традиции. Ничего нового выдумывать не надо, все давно придумано. Я понимаю, что мы всё делаем правильно, потому что наш репертуар нацелен на традиционную русскую психологическую театральную школу, и это главное. Сейчас принято осовременивать классику, но это временный эффект иллюзорной подачи. Классика должна быть классикой, и традиции должны быть соблюдены. Тем более, когда показываешь прошедшую эпоху, важно, чтобы зритель окунулся в нее без искажений. Миссия сохранения традиционного театра в наше время очень важна. Поэтому хочу остаться в нашем времени, чтобы спасать традиционный психологический театр. И в этом вижу свою благородную миссию.

— Был ли у Вас личный катарсис (процесс высвобождения эмоций, разрешения внутренних конфликтов — прим. ред.) после своей игры? Обновление себя через глубинное понимание чего-то, близкого только Вам, которое запустила Ваша игра?

— Личный катарсис после игры всё-таки отходит на второй план. Я понимаю, что спектакль создан многими людьми, а не только мной как актёром. Эмоции всей команды нельзя исключать, мы все во взаимосвязи, а не каждый действует автономно. Ты чувствуешь себя частью целого организма, и выделять себя среди всего этого неправильно. Нужно радоваться, что спектакль состоялся, какая бы роль ни была.

Катарсис для меня — та радость, которую подарил зрителю.

Если лица зрителей радостные, значит, я что-то привнес в их душу и вместе со зрителем прошёл процесс обновления и очищения.