Никас Сафронов: Я делал портреты Меркель и Олланда для сближения наших стран
А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Добрый день, дорогие друзья. Это программа «Творцы». У микрофона Александра Красногородская. Приветствую Вас. И у нас сегодня в гостях Никас Сафронов. Здравствуйте, Никас!
Н. САФРОНОВ: Добрый день! А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Я, наверное, Вас представлю, как написано в Википедии – советский российский художник, заслуженный художник Российской Федерации. Вы добавите что-то ещё к этому? Н. САФРОНОВ: Нет. Там так много, что всё перечислять не стоит. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Да, я читаю Вашу биографию. А если одним словом сказать? Наверное, просто художник. Или как-то иначе? Н. САФРОНОВ: Наверное, художник, да. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Спасибо большое, что Вы к нам пришли. Мы волновались, пока Вы задерживались немного. Н. САФРОНОВ: Да, с третьей попытки к Вам попал. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Друзья. Ваши sms нашему гостю, также будем принимать Ваши звонки. Но пока sms и сайт rusnovosti.ru. Читаю, что Вы родились в городе Ульяновске в малообеспеченной многодетной семье, в которой было шестеро детей. Вы каким были по счёту? Н. САФРОНОВ: Я пятым. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А как получилось так, что из Ульяновска приехали в Москву? Н. САФРОНОВ: Я уехал когда-то в Одессу поступать в Мореходку, затем в Ростов, потом в Эстонии служил. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А в каких войсках Вы служили? Н. САФРОНОВ: В ракетных. Потом уехал в Литву, Вильнюс, и в Москву. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Талант, чутьё, желание писать картины оно пришло ведь не сразу, наверно? Когда Вы поняли, что Вы – художник? Н. САФРОНОВ: Я художником стал окончательно, когда во сне увидел, как я гуляю по галерее, где висят мои картины, которые в реальности я ещё не написал. Как человек, который изучает язык, если он вдруг во сне начинает говорить на другом языке, значит, он его знает. Наверное, так я состоялся. До этого я просто неплохо рисовал, но всё время искал какой-то повод уйти в другую профессию. Я работал бутафором, художником по тканям на комбинате. Я вообще мечтал быть пиратом, до этого хотел быть поваром, садовником, лётчиком, как все мы в детстве. Я осваивал профессию, это давалось мне достаточно легко. Когда в Греции в Спарте детям давали игрушки, они брали те, которые были им свойственны, и их обучали этим ремёслам: кто военные брал, кто театральные, и взрослые понимали, что это заложено. Видимо, у меня это тоже было заложено. Я помню, в детстве лет в пять я из гипса вырезал подаренным мне перочинным ножиком замок. Это, конечно, детский лепет был, но мне это казалось совершенством тогда. На двери нашей детской спальни я нарисовал распятие Христа цветными карандашами, а я видел до этого чёрно-белое распятие в книге. Мы с братом были в гостях, и пока он пил чай, я рассматривал книгу Микеланджело, где было чёрно-белое распятие, и я так был покорён, решил, что это обязательно должно быть в цвете. В 11 лет я такое сделал. Всем нравилось. Понятно, что это было далеко от совершенства. Но вот так постепенно в школе рисовал, фантазировал, читал книжки. «Озорные рассказы» Бальзака в оформлении Гюстава Доре покорили – там была лёгкая эротика, что для мальчика в четвёртом классе было неожиданным. Я стал смотреть иллюстрации, рисовать на партах и в тетрадях рыцарей, замки. Гюстав Доре оформлял рыцарские походы, Библию, много что сделал, великий график, художник, один из любимых мною до сих пор. Во время жизни менялись художники, которые мне нравились, но я сохранял любовь и к прежним, к Микеланджело, например. Постепенно это были Коро, Гварди – это итальянский художник. Приходил к Дюреру, Брейгелю, в конце к Тёрнеру пришёл, английскому художнику, который лил краски, как акварель и был предтечей экспрессионизма. Художник XIX века, его ругали всё время за то, что он не заканчивает работу до конца, какие-то эскизы делает. Оказалось, то, что он закончил – не важно, а эскизы до сих пор являются шедеврами, самыми дорогими его работами. Такая экспрессия, море и так далее. Со временем освобождаешься от этого, но сохраняешь при этом классическую школу. Сегодня люди не парятся. Я был на спектакле одном в Лондоне, где человек сидел перед роялем два часа и молчал. Потом он встал и ушёл. Одну ноту нажал и ушёл. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А это искусство? Н. САФРОНОВ: Нет. Считают, что это искусство. Может, он умеет рисовать. Но в любом случае надо как-то проявлять себя. Многие сегодня начинают изощряться, создавать перфомансы, инсталляции, акционисты, которые проявляют себя. Год назад, наверно, пришли с одной программы телевизионной и попросили обозначить, искусство это или нет. Группа художников взяла петарды зажжённые, кинула их в шаровары и начала изгаляться, прыгать от боли, в это время камера снимала. Они называют это тоже искусством. Один китайский художник взял вазу, возраст которой 2,5 тысячи лет, разбил её, назвал это «Семечки» – эту инсталляцию купили американцы, нация, которая не имела никогда своего искусства и пользовалась чужим, русским тоже. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Одни видят в этом искусство, другие – нет. А Вы можете определить, где эта грань? Н. САФРОНОВ: Население большое - 7,5 млрд людей, люди не могут позволить себе Микеланджело, не каждый может позволить себе пойти в хороший музей. На улице кто-то останавливается и начинает к брусчатке прибивать свои гениталии на Красной площади. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: И считает, что это искусство. Н. САФРОНОВ: Привлекает внимание, шокированные люди смотрят. Тот же Ван Вейт, китайский художник, который разбил вазу, вторая акция – он снял трусики своей жене, наклонил её и показал Мао Цзэдуну. Американцы купили этот ролик. Поощрение такого низменного – не искусство. Искусство – это всегда холст, масло и твои мысли, и оно должно быть всегда апробировано временем и историей, изучением старых мастеров, классиков. Только старое искусство – тоже болото. Но новое должно быть всегда апробировано. Возьмём экспрессионистов, Моне, они все были классическими, пытались найти новую форму, возникла тогда фотография – люди стали искать новые формы творческого подхода. Раньше достигали совершенства за счёт точности, а после возникновения фотографии, был шок, что кто-то будет менять понятия чёткости художников. Но все они были грамотные, Шагал тоже изучал искусство долго. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Вы привели пример современного искусства, почему здесь нет места классике? Н. САФРОНОВ: Возникают новые направления, тенденции, людям не хватает стресса, шока. Почему так много лет идёт «Дом-2»? Но люди смотрят, чего-то не хватает. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Получается, искусство идёт на потребу? Н. САФРОНОВ: Я расскажу Вам анекдот из другой области. Человек пришёл к доктору и говорит: «Доктор, мне жена изменяет». Доктор отвечает: «Но я-то тут причём?» Мужчина говорит: «Я застал её в постели с другим мужчиной». Доктор: «Я понимаю, но я-то тут при чём?» Мужчина: «Но говорят, растут рога». Доктор: «Но это же эпос народный, метафора». Мужчина: «Спасибо, доктор, а я думал, кальция не хватает». У людей чего-то не хватает, людям кажется, что это искусство может заменить настоящее. Это суррогат временный, как «Макдональдс» - не имеет содержания глубокого, но люди едят, им нравится, едят то, что нельзя вообще есть. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Никас, а где Вы видите своё место в современном искусстве? С одной стороны, Вы выделяетесь, с другой – у Вас есть провокационные работы: головы животных, тела женщин. Н. САФРОНОВ: Это не провокация. Тогда Эзопа можно назвать провокатором, Крылова. Нет, это нормально. Когда ты рассматриваешь это как символизм, метафору. Арчимбольдо рисовал провокационное искусство, из фруктов, цветов выкладывал лица. Возьмём Брейгеля, Босха, Дали, много художников, которые немного шокировали, Дюрер рисовал какие-то вещи метафорные. Но это не значит, что Гойя – провокатор, от того, что он рисовал «Капричос», «Сон разума рождает чудовищ». Там огромный непонятный великан, разрывает тело маленького человека. Я думаю, это всего лишь подход. Ты не обманываешь человека, там тело, голова, море сзади красивое, если оно будет отдельно, будут принимать, как реализм. Но при этом есть символизм – метафора. Бой быка с тенью, Кентавр, который находится в неком странном зрительном восприятии. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Ну, то есть Вы – классик? Н. САФРОНОВ: Я символист. Я бы сказал, что у меня есть такие работы, которые рассчитаны на восприятие цвета, формы, но привлекаются некими метафорами, символизмом, загадками. И когда люди начинают рассматривать, замечают это. Кстати, я вспомнил, что Брейгеля не очень воспринимали художники, творческие личности. Его покупали, он был очень востребованным. Но над ним издевались. Даже когда его не стало, лет сто ещё говорили: «как этот идиот Брейгель». А через 200 лет это забыли, и поняли, что он – гений. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Но Вас тоже критикуют часто. Н. САФРОНОВ: Критикуют, но я даже не понимаю, откуда возникло это. Притягивается, наверное, когда говорят: скандальный, скандальный. Вдруг появляется тётка на экране, которая говорит, что я пытался её изнасиловать. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Вы не пытались? Н. САФРОНОВ: Нет, не то, что не пытался, я её даже не знаю. Я ежедневно раздаю автографы тысячами, каждый фотографируется со мной. Я пошёл покупать брату тумбочку, приехал в гости, и там не было тумбочки, где он живёт, и мы поехали в «ИКЕЮ». Какой-то парень подошёл и сфотографировался со мной. Потом мне сказали, что он говорил: «Мы часто ходим с Никасом в «ИКЕЮ», мы близкие друзья». А он другой ориентации вообще. И такой случай был. Одна девушка пришла в гости. Я к ней отнёсся уважительно, думаю, надо поощрять молодых талантов. Показал квартиру, она успела за это время отснять, в 11 часов показывает фотографию: «Вечерний закат с балкона Никаса». В 4 часа утра она даёт кровать: «Восход Никаса Сафронова». А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Она у Вас ночевать осталась? Н. САФРОНОВ: Нет, конечно, в 10 часов пришла, через 15 минут ушла. И ты уже узнаёшь такие новости, что приставал к ней. Она пишет это своим друзьям. А на следующий день она позвонила, чтобы поблагодарить меня. А у меня есть близкий друг Слава Говорухин. Он не любит, когда мы сидим вдвоём, говорит, пригласи какую-нибудь девушку, чтоб нам было комфортнее. Мы ужинали в ресторане, она звонит, я говорю, поехали поужинаем. Сидели, Слава уехал быстро, я её проводил, на такси посадил. И потом случайно узнаю какие-то новости страшные, что я к ней приставал, лифт открылся, я упал. И в ужасе думаю, зачем человеку это нужно. Ты с уважением относишься к ней, внимательно, по-отцовски, на «Вы». А она даёт такую информацию. И таких много случаев. Люди пытаются свою ущербность, своё одиночество, комплексы таким способом реализовывать. Они понимают, что больше никогда таких «никасов» не будет, и нужно это использовать на 100%. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Пиар, наверное. Я прошу Вас про творчество рассказать. Вас критикуют и за картины в том числе. Н. САФРОНОВ: Картины. Наверно, есть какие-то критики. У меня есть приятель, он преподавал в Репинке, Вартусенков Алексей, замечательный парень. Он как-то был в Питере, общался с группой художников, они летом сидели, пили пиво. И один меня очень сильно ругал, мол, у Никаса есть удачные и неудачные работы. Мой друг его спрашивает: «А ты что сделал?» Из-под шкафа достаёт какую-то картину, там свинья, изрезанная ножом. Говорит: «Вот мой шедевр, умру, меня все узнают, поймут, что я великий». Такую бредятину и глупость я не воспринимаю. Я не помню случаи, чтобы какой-то искусствовед серьёзный мог что-то сказать плохое, пообщавшись со мной и посмотрев моё творчество. А такие: не видя, не зная, что угодно могут сказать. «Зачем к нам в Одессу приезжает Паваротти? Голосочек так себе. А ты слушал? Нет, Абрамович напел – голос так себе». Заочно осуждают. Я сейчас выпускаю шесть-семь альбомов, специально разного направления, хотя тяжело и кризис, я нашёл всё равно средства, есть клиенты, есть люди достойные, которые хотят поддержать искусство, моё в том числе. Это будет dream-vision, кубизм, символизм. Dream-vision – это такие стили экспрессионистов, это будет портретный жанр, люди, животные. Где-то шесть направлений. Какими-то я меньше занимался. В стиле кубизма будет работ 50, небольшой альбомчик, символизм – работ 380. Такие альбомы я буду предлагать читателям, зрителям, в магазинах, на выставках. У меня проходят выставки постоянные. Я только что открыл выставку в Самаре, в Тольятти очень успешную, в Сургуте, откуда я только что прилетел к Вам на эфир. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Спасибо большое. Вы часто пишете известных людей – это вдохновение или заказ? Н. САФРОНОВ: Вы знаете, заказ и вдохновение. Мне нравится фраза: «Ни один человек не богат настолько, чтобы искупить своё прошлое». Но у меня есть: «Никто не интересуется человеком, который ищет миллион, но всем интересно, кто его нашёл». Когда люди нашли свой миллион, мне интересно, это могут быть политики, актёры, любой творческий человек. Сейчас готовиться проект один в Казахстане, я там тоже открывал выставку успешно, было много людей, и Дмитрий Анатольевич, Назарбаев. Был форум. Планируется, что весной туда приедет Аль Пачино, и у нас будет совместный проект. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Вы Аль Пачино написали уже? Н. САФРОНОВ: Я его не написал. Видел его на «Оскаре», но он никогда мне не позировал. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А сейчас будете? Н. САФРОНОВ: Я с удовольствием напишу его портрет. Это один из величайших и любимых моих актёров, как Мерил Стрип, Софи Лорен из числа актрис. Мы встретимся, я надеюсь, он попозирует, может быть, пересечёмся раньше, потому что его хотят пригласить в Москву тоже. Главное, я пишу людей интересных. Я делал два портрета Назарбаева, и нашего президента портрет. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Президент Вам позировал? Н. САФРОНОВ: Я его видел несколько раз. Мне не обязательно позировать. Художник-ремесленник, если самолёт улетел, он уже не может хвост нарисовать. У меня вся жизнь – фрагменты. Я помню, как я пью молоко у мамы, мне шесть-семь месяцев, в это время она чистит яблоко, и мой брат шестилетний жадно ест кожуру, а из мякиша она готовит что-то для моего трёхлетнего брата Леши. Я помню это. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Вы помните себя шестимесячным? Н. САФРОНОВ: Потом я помню очень точно, как машина меня сбила. Чтобы рисовать художник должен научиться запоминать, фиксировать тему, которая ему очень важна, как вживую. У меня некий шкаф в голове. Я прочитал ещё в детстве, что у Наполеона был такой шкаф в голове: там политика, любовь, интриги. И когда он ложился спать, то мысленно закрывал все створки и тут же засыпал. Вот я стал запоминать, вводить в этот шкаф элементы встреч. Когда вижу кого-то, и мне этот человек интересен, я его фиксирую, и он фотографически восстанавливается на холсте. Я его голографически восстанавливаю, переписываю его. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Но президента Вы написали в классическом стиле? Н. САФРОНОВ: У меня есть и в кубизме, и в символизме, разные есть портреты. У меня достаточное количество. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Никас, а Вы женаты? Н. САФРОНОВ: Сашенька, я не женат. Посмотрел путешествия в Австралию Альберто Сорди и Клаудио Кардинале, это итальянцы, 70-е годы. Они ищут себе жену, но не хотят австралиек, все такие испорченные: курят, приходят ночью. Они вызывают итальянок, обычно девственниц, те приезжают, и они понимают, что надежды нет, поэтому присылают им другую фотографию. И приезжает Клаудио Кардинале, которая работает на панели, но она хочет изменить свою жизнь. Едет к богатому человеку, в результате её встречает как бы друг того, на самом деле это и есть сам герой. Я очень люблю злоключения такие, интересные истории, это гениальный актёр. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Это я напоминаю вот эту проститутку? Н. САФРОНОВ: Нет, они приезжают и не ожидают видеть тех, кто их встречает. Присылают фотографии, а на самом деле приезжает маленькая и толстая. А на фотографии – Софи Лорен. И мужчина пишет из Австралии. И там разочарование ещё в аэропорту у женщин, которые кричат: «Я не хочу, он лысый». Мужчина отвечает, что он в кепке был, и его фотограф уговорил. Я хотел сказать, что Вы намного приятнее, и голос соответствует внешности. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Спасибо большое, Никас. А мы с Вами встречались много лет назад в ресторане – это был мой первый поход в ресторан в Москве, мы сидели с Вами рядом, там был салат, накрыт стол, был мой главный редактор Владимир Иосифович Фрейцин, может, помните, Андрей Караулов и кто-то ещё. Это была запись программы. Помню, был салат, сверху украшенный оливками. И я говорю: «Николай, обращаясь к Вам, вы не могли бы мне виноградинку подать». Вы на меня смотрите и не понимаете, о какой виноградине идёт речь. А я была уверена, что салат украшен виноградом, а не оливками. Н. САФРОНОВ: Мне приятно, что Вы это запомнили. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Потом я поняла, что Никас – это имя, а не производное от Николая. Я Вас спросила, Вы женаты или нет? Н. САФРОНОВ: Нет, я жил с девушкой очень долго, девять лет, и мы расстались, расстались и нет, я продолжаю поддерживать её, помогать, но у неё своя жизнь началась, у меня – своя. Я женат, как говорят, на искусстве. Оно единственное меня понимает, прощает и даёт возможность творить. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Искусство искусством, а живой человек должен быть рядом. Н. САФРОНОВ: Я встречаюсь, общаюсь с девушками. Я, правда, как-то рассказывал другу: встречаешься с девушкой, она тебя бросает, и ты готов себе вены вскрыть. Через час ты уже не помнишь, кто тебя бросил, настолько ты закручен в этом ритме – то полёт, то переезд, там выставка, там картины, там интервью. И ты отвлекаешься очень быстро. С одной стороны, это тяжело, постоянные перелёты, с другой – ты не зависим, не фиксируешься на каких-то деталях. У тебя есть страна, родина, куда ты возвращаешься. Я иногда просыпаюсь и думаю: хоть бы это Россия, Москва. Потому что не понятно, где ты находишься: то в Австралии, то в Африке, то в Индии. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А не хочется домашнего уюта, суетящейся на кухне жены, запаха свежих булочек? Н. САФРОНОВ: Я даже приготовил, Саш, всё для этого. У меня есть квартира роскошная в центре Москвы с красивым видом на Кремль, несколько каминов, всё уютно. Я решил завести кота или кошку жирную, килограмм на 45, мейн-кун такие есть, и говорят, что они достигают этого веса. Ещё мне посоветовали взять тигрольва, он весит 402 килограмма, а съедает где-то 45 килограмм в сутки. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А почему не завести женщину-то? Н. САФРОНОВ: Тяжело женщину завести. Женщина капризная. Я очень редко увлекаюсь, но когда это происходит, я несу такую ответственность, за всех, кого приручаю, как сказал Экзюпери. Для меня это очень важно. И если я общаюсь с человеком, и он нуждается в чём-то, не важно, мама заболела или что-то ещё. Сейчас у меня секретарь приболела, и я очень беспокоюсь, молюсь за неё, чтобы у неё было всё хорошо. Она уже 14 лет работает у меня. При обработке алмаза, один случай на миллион, что он сгорает, как пепел. Это самый твёрдый камень. И найти женщину сегодня также сложно, как обработать такой алмаз. Много шуток по поводу того, что жена должна быть глухонемая. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Мне кажется, у гениев должна быть подруга такая домашняя, которая будет в тени, которая будет поддерживать. Н. САФРОНОВ: «Девушка с жемчужной серёжкой», если помните, у неё были комплексы, проблемы, она резала картины. У Рембрандта были удачные браки и не очень. Повезло, наверное, Дали, у него Елена Дьяконова – Гала, это не настоящее имя, Гала - восторг, салют обозначает. Она создала ему имя, сделала его. Таких очень редко найдёшь женщин, которые были бы преданны, понимали. Художник всё равно импульсивный, может уйти куда-то, в запой, например, я правда, не пью, слава Богу. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А куда Вы уходите? Как Вы снимаете напряжение? Н. САФРОНОВ: Я уезжаю куда-то, могу закрыться в мастерской и несколько дней нигде не появляться, когда я никого не хочу видеть и слышать. Я понимаю, что я - человек социальный и востребованный, но бывают моменты, когда ничего не хочется. Хочется уехать в джунгли и бродить. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А дети у Вас есть? Н. САФРОНОВ: Дети есть. Четыре или пять детей, помогаю, поддерживаю. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Четыре или пять? Н. САФРОНОВ: Я не знаю. Я же не проверяю, мне говорят: «Это от тебя». Я говорю: «Сколько надо?». Если ничего не надо, то слава Богу, а если надо, то помогаю. Я не могу время подарить, но могу помочь финансово. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Это от разных женщин? Н. САФРОНОВ: От разных. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А сколько старшему? Н. САФРОНОВ: Старшему 27. Он в Москве. Он из Вильнюса хочет перебраться сюда, я ему советую пока этого не делать. Хотя бы до окончания кризиса. Но он рассчитывает, что я его поддержу, помогу. Я ему уже помогал, но на каком-то этапе понял, что это не нужно, чтобы он сам жил. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Он не художник? Н. САФРОНОВ: Нет, он актёр, играет в театре. Его зовут Дима. Есть Лука, не безызвестный персонаж, который прославился музыкой, он почётный профессор нескольких консерваторий, в том числе и Швейцарской. Заканчивает в Париже консерваторию сейчас, он пианист. И он прославился ещё тем, что он быстро похудел: где-то за восемь месяцев на 70 килограмм, он весил 150. И похудел. Сейчас, правда, опять поправился. Потом есть Ландин, мальчик, ему 14 лет, он живёт в Австралии. Я иногда его навещаю, у него мама немка. И есть мой единственный законный сын, Стефан, он живёт в Лондоне. Учился в Королевской художественной школе. Но сейчас ушёл в политику, экономику. Дети кстати талантливые все, очень симпатичные. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А младшему сколько? Н. САФРОНОВ: 14 лет. Ландин его зовут. Это Тибетское имя, хотя мама его - немка. Она была инструктором у одного гуру индийского, и ей во сне приснилось это имя. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Вы говорите, что Вы православный человек, почему такие имена? Н. САФРОНОВ: Я не называл. Многие женщины рожали, им приятно было, они хотели, были увлечены, влюблены. И когда они рожали, ещё не было такой опасности, не надо было искать средства, чтобы обезопасить себя. Это потом начались СПИДы и так далее. Женщина говорит: не опасно, а потом раз, девять месяцев и ребёнок. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Никас, я помню одну историю. Она скандальная. Вас как-то обманула одна девушка. Она за Вами ухаживала, охмурила, а потом как-то все деньги перевела. Вы вообще доверчивый человек? Н. САФРОНОВ: Я как раз очень недоверчивый человек. Я доверяю, когда знаю человека. Если хотят обмануть, ну, пусть, я рад обманываться. У меня есть один любимый фильм, называется «День ангела», любимый с детства, он для меня как пример. События разворачиваются до революции за границей, плывёт корабль, шпики там ищут революционеров. В этом время в трюме загорается лампа, означающая, что пожар начинается. Капитан, чтобы не создавать паники, рассказывает историю, якобы сегодня - День ангела и нужно на плотах, на лодках выплыть, сделать круг вокруг корабля и вернуться. Такая традиция. А шпики залезают в одну каюту, подозревая, что там может быть какой-то революционер, и находят там полный чемодан денег, несколько миллионов. А на рубль можно было корову купить в то время. Главный герой влюбляется в девушку там же на корабле, у них возникают отношения. Она была замужем, был неудачный брак, она симпатичная. У них лёгкий роман. В это время опускают плоты и лодки на воду, все садятся, начинают веселиться. Вдруг видят, что корабль загорелся, все кричат: мои серьги, мой кошелёк, моя сумочка. И героиня спрашивает, а вы почему такой спокойный? Он отвечает, что у него там ничего нет. Он всю жизнь зарабатывал на Аляске деньги, чтобы состояться, завести свой бизнес в Петербурге. Вот я так живу, не мщу, не фиксирую сильно, но стараюсь быть острожным. Например, я держал деньги в России, пришёл в банк после того, как положил туда 350 тысяч рублей, это был 1997 год. В 1998 году, буквально через полгода, я решил забрать деньги, потому что продал квартиру, ещё были какие-то накопления. И я перестал держать здесь. Сейчас держу, правда. Но у меня есть люди, которым я доверяю. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Та девушка-то нашлась в итоге? Н. САФРОНОВ: История такая. У меня была жена в Лондоне, итальянка, и я всё время привозил туда деньги, тратил, но нужно было денег больше, чем можно было провозить. Я открыл небольшой счёт. Стал все деньги, заработанные на Западе, отправлять в этот банк. Накопилась большая сумма. В это время у меня начинается развод сложный, жена узнаёт об этих деньгах, начинает судиться, чтобы забрать у меня их. Меня это очень задевает, так как она на них права не имела, я жил самостоятельно. Это были деньги не совместно нажитые – она жила в Лондоне, я – в Москве. И мне нужно было их вывести, но было опасно, что банк может проследить. И появилась девушка, как бы случайная, я поделился, она оставила мне свою квартиру, имущество, миллионы, мол, её гоняют, опасно, она боится за свою жизнь. Я звонил нотариусу, спрашивал, мне сказали, да, на вас всё имущество записано её. Я доверил ей и дал возможность перевести деньги из Лондона через какой-то сложный офшор в Америку. Приезжаю туда, чтобы забрать деньги, а их нет. Выяснилось, что это была афера. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А квартира и имущество этой девушки? Н. САФРОНОВ: Там ничего не было. Работала целая группа. Она вошла в доверие, была в моём вкусе, приятный тип итальянского лица, правда, блондинкой была. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Вам брюнетки нравятся? Н. САФРОНОВ: Нет, мне все нравятся. Вы мне нравитесь. Нравятся люди приятные энергетически, обаятельные. Это может быть француженка, вьетнамка, итальянка, но ближе библейский тип. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Вы рассказали о своих жёнах. Н. САФРОНОВ: Вы, наверное, были отличницей: когда хотите задать вопрос, всё время поднимаете руку. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Я не хочу Вас перебивать, просто жду, что Вы паузу сделаете. Н. САФРОНОВ: Спасибо. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Вы упомянули, что одна была немкой, другая – итальянкой. А русские женщины были? И чем они отличаются от иностранок? Н. САФРОНОВ: Лука появился от русской девушки. Ещё одна была полька – от неё Дима. Русские – самые лучшие. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А почему тогда в Вашем списке их меньшинство? Н. САФРОНОВ: Я много путешествовал, и для меня это было экзотично, это не обременяло. Я мог отдаться искусству полностью, при этом были отношения. Может, их ещё больше, просто русские – самые скромные по своей природе. Может, у меня ещё десятка два. Хотя я старался не делать халатных движений, следил за собой. Но были случаи, когда ты не знал, а они появлялись. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: И все они Ваши? Все Сафроновы? Н. САФРОНОВ: Никогда не проверял. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Но вы фамилию даёте? Н. САФРОНОВ: Фамилию с удовольствием даю, но они не берут, у них свои красивые фамилии. Один Цибульский, Стефан Сафронов – мой сын, Лука по-моему взял фамилию, двойная у него – Затравкин-Сафронов. Затравкин странная фамилия, но раз принадлежала его предкам – пусть. Ещё один в Австралии – Сафронов, у мамы фамилия – Сорока. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Как всё переплетено. Скажите, что Вы ещё собираетесь жениться, чтобы Ваши поклонницы не расстраивались, а кот – это просто мечты? Н. САФРОНОВ: Одна журналистка из одной газеты уговорила меня попробовать дать объявление о том, что я ищу жену. Это была шутка, я не особенно углублялся. Я приезжаю к дому из какой-то поездки. Стоит девушка, говорит, что приехала из Волгограда. Вы тут, мол, объявление даёте, но это не значит, что я буду с вами встречаться, спать, я поживу у вас некоторое время, присмотрюсь к вам. Потому и вторая ещё пришла. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Вы принимали их пожить? Н. САФРОНОВ: Люди приезжали с чемоданами и хотели создать семью. Я как-то не готов был, отменил этот проект. Я готов жениться, если это так важно, все остальные женаты, Никита Сергеевич женат. Остался, пожалуй, единственный. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: В девках буквально. Н. САФРОНОВ: Найти сегодня друга, подругу очень сложно. Это должен быть понимающий человек, мудрый, глубокий, милосердный, терпеливый, жертвоприносящий. Западные женщины не готовы для этого точно. Вот русские, как говорил Тургенев, в каждом русском найдёшь татарина, в широком смысле русские по своему культурному наследию – такие. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Теперь мы знаем, что следующая жена Никаса Сафронова будет русской. Возвращаясь к героям и образам, которые Вы переносите на холст. Кто сегодня Вас вдохновляет, впечатляет, помимо Аль Пачино? Кто-то из героев последних дней? Н. САФРОНОВ: Я закончил портрет Лео Бокерия. Замечательный величайший хирург, я очень уважительно отношусь к нему. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: А кто в процессе или, может быть, задумка есть какая-то? Н. САФРОНОВ: У меня есть друзья, которых я раньше как-то не замечал в этом плане. Валерий Окулов, который возглавлял Аэрофлот, закончил его портрет. Я тогда сделал наброски, небольшой портрет в стиле символизма, а сейчас сделал реалистический. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Может быть, кто-то из политиков? Обама, Меркель, Олланд у нас на повестке дня? Н. САФРОНОВ: Как ни странно, я делал в стиле символизма портреты Меркель и Олланда для сближения наших стран, чтобы они были более объективны и подходили к нашей истории серьёзно. Мы должны их подарить вместе с Назарбаевым, когда они готовились приехать в Астану для переговоров. Порошенко я хотел отдать картину, которая была написана в 1954 года украинским художником, на которой написано: «Россия и Украина навеки и навсегда, мир, дружба и любовь вечная». А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Вы передали её? Н. САФРОНОВ: Не передал. Приехал и узнал, что они вчера встретились, а я только сегодня прилетел. Не успел, но мы сделаем это. Сегодня ты уже думаешь о более глубоких вещах, о сближении стран, чтобы Украина не воевала с Россией. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Спасибо большое, что к нам пришли, у нас время уже заканчивается. Друзья, это была программа «Творцы», и в гостях у нас был Никас Сафронов. Всего доброго. Н. САФРОНОВ: Спасибо, Сашенька, и Вам всего доброго, ангела хранителя Вам во всех Ваших делах. А. КРАСНОГОРОДСКАЯ: Спасибо, до свидания.