В Воронеже показали спектакль о судьбе бунтовщика
Несценичных текстов не существует
К этому, написанному для сцены, но не совсем сценичному в привычном смысле слова тексту театры обращаются не часто. И, конечно же, возникает сравнение со спектаклем Таганки, поставленным Юрием Любимовым с Владимиром Высоцким в роли беглого каторжника Хлопуши. И, конечно же, это было первое, о чем спросили режиссера на пресс-подходе после окончания спектакля. Федор Малышев ответил, что, во-первых, несценичных текстов не существует, а во-вторых, он не только не «отстраивается», не соревнуется с легендарным спектаклем, а напротив, используя все его достижения, продолжает работать в этом направлении. И надо признать, что во многом ему это удается.
В поэме, написанной в 1921 году, речь идет о крестьянской войне 1773–1775 годов под предводительством Емельяна Пугачева, объявившего себя императором Петром III. События в ней предельно сконцентрированы: бегство калмыков от притеснений местных управленцев, стихийный бунт на Яике, как в то время назывался Урал, и убийство царицыных (действие происходит в правление Екатерины II) людей, жесткая реакция на это властей, обретение лидера в лице Пугачева, победное шествие его войска, сокрушительное поражение, выдача Пугачева властям.
В нашей культурной памяти образ Пугачева неразрывно связан с историей Петруши Гринева и капитанской дочки Маши Мироновой. И зачином спектакля послужит сказ об Орле и Вороне из упомянутой пушкинской повести в изложении Калики (Владимир Топцов), который на протяжении спектакля с древним, возможно, аутентичным музыкальным инструментом в руках будет комментировать происходящее, как бы заглядывая в будущее, зная начало и конец этой истории. А Скоморох (Владислав Ташбулатов), напротив, будет мгновенно реагировать на происходящее здесь и сейчас – то вдруг вскрикнет птицей, и этот пронзительный горловой звук накалит, сгустит атмосферу сцены, то выдаст «небылицы в лицах, небывальщины», как в шутливо-сказочной форме скоморохи изображали «жизнь навыворот». В постановке используется стилизация, сочиненная Высоцким для спектакля Любимова. И эта своего рода цитата прямо указывает на связь двух постановок.
Аплодисменты всей постановочной группе
Мы увидели сложносочиненный и виртуозно, если говорить об актерской технике, исполненный спектакль. Аплодисменты всей постановочной группе – сценография (художник-постановщик Евгения Шутина), музыкальная и пластическая наполненность (музыкальное оформление и сопровождение – Рафкат Бадретдинов, хормейстер Елена Амирбекян, хореограф Виталий Довгалюк), невероятно выразительная световая партитура (художник по свету Степан Синицын) в своей органической соразмерности придали этому масштабному действу эпический размах.
Огромная, чуть не под колосники, конструкция легко трансформируется, переорганизовывая пространство – от непреодолимой стены на авансцене в начале спектакля до клетки, ставшей последним обиталищем Пугачева, откуда в финале вырвется луч света, скользнет по лицам зрителей, и все погрузится во тьму, история завершится.
Слаженность актерского ансамбля восхищает
Само действие очень динамично, картины сменяются мгновенно, мизансцены простроены так, что занимают все пространство сцены, что как бы масштабирует происходящее, придает ему особый размах и соответствует ритму есенинского стиха. Постоянная смена ритмов – еще одно достоинство спектакля: тотемный танец, ритуальный, воинственный, хороводные игры с Козой, побасенки про Стеньку Разина, персонажи в харях, – все это вовлекает нас в круговерть жизни на российских просторах. Атмосферу бескрайности степей сменяет ожесточенность ближнего боя – актеры легко взлетают на верхние ярусы сценической конструкции, так же легко вновь оказываются на сцене и уже перемещают декорационные элементы, организовывая новое место действия. При этом режиссеру удается избежать грубой иллюстративности. В одной из сцен Пугачев (Владимир Свирский) на большой скорости выполняет движение, сходное с вращением. И все это опирается на поэтическое слово. И ни разу никто не сбился, не запнулся, не выпал из общего ряда. Высокий профессиональный уровень и слаженность актерского ансамбля вызывают восхищение. Единственным недостатком, на мой взгляд, было неполное актерское погружение в проживание внутренней жизни персонажа. Однако не убеждена, что это можно отнести к качеству спектакля в целом, допускаю, что это было свойственно конкретному (первому) показу на незнакомой площадке.
Музыкальная и звуковая партитура тоже ритмизует и собирает спектакль в единое целое. Звучащая а`капелла, на несколько мужских голосов старая каторжанская песня «Куда летишь, кукушечка» резко оборвется на третьем куплете. Ее почти речитативом допоет-договорит Калика, заметно приглушив лирический пафос, придав ее содержанию документальность факта. Звучат в спектакле и женские голоса. Плакальщиц, кроме актрис Александры Кесельман и Елизаветы Бойко, исполняют студентки мастерской Евгения Каменьковича (художественного руководителя театра) в ГИТИСе.
Пустых сцен просто нет
В спектакль введен и несет существенную смысловую нагрузку персонаж покойного императора, в программке обозначенного как Петр III, слух (Томас Моцкус). Парик, несколько размытые гримом черты лица, колокольчик в руке и характерный смешок. В свой малиново-пурпурный в цвет царской власти камзол он облачит Пугачева, решившего объявить себя «чудесно спасенным» императором, а когда тот будет разбит, заберет царские одежды обратно, осторожно обнюхав камзол и брезгливо поморщившись при этом – на трон посягнул, самозванец? Или в момент, когда мы узнаем, что отряды Пугачева терпят поражение, появится на заднем плане, проведя за собой убиенных, ставших первыми жертвами бунтовщиков, как бы намекая на возмездие за преступно пролитую кровь – ведь «целовали крест», «клялись», присягая Екатерине.
Пустых сцен в спектакле просто нет. Вот появляется Хлопуша (Тагир Рахимов), звучит знаменитое «Я хочу видеть этого человека» (актер, отдадим ему должное, читает монолог по-своему, никого не копируя), и рассыпанные по сцене казаки в своей массе как бы противостоят ему. Но по мере повествования его рассказ увлекает их и Хлопуша уже на первом плане, он лидер мнения, а они, пластически перегруппировавшись, устремляются за ним…
Бывают спектакли, вызывающие огромный эмоциональный отклик, который быстро переживается и не то чтобы забывается, но его острота затухает вместе с аплодисментами. А от таких спектаклей, как Пугачев, остается долгое послевкусие – о нем продолжаешь размышлять, прокручиваешь в памяти какие-то сцены, порой даже приходишь к неожиданным выводам.