Процесс. Следствие по делу о связи крестьянки Ивановой с бесами
Согласно поверьям, бесы могут не только являться людям, но и вселяться в них. Последнее породило такое явление, как одержимость, бесноватость или кликушество. Достаточно живописную картину эпидемии кликушества, развившуюся в 1764 году в деревне Тишина Ярославской провинции Московской губернии, воспроизводят Алексей Кузнецов и Сергей Бунтман.
![](http://mtdata.ru/u2/photoFF36/20530416624-0/original.jpg#20530416624)
А. Кузнецов:1764 год, начало правления Екатерины II. Ярославская провинция Московской губернии. У речки Молокша в деревне Тишина две молодые женщины вдруг начали, как говорится в документе, «кликать», или кликушествовать (то есть с ними случилась некая форма истерического припадка): при определенном скоплении народа женщины стали биться в падучей и бессвязно выкрикивать имя своей односельчанки, некой Катерины Ивановой, обвиняя ее в том, что она их испортила. Народ быстренько, как это бывает, разобрал близлежащий забор, похватал колья и…
С. Бунтман: …отправился к Катерине.
А. Кузнецов: Да. Пошел ее бить. А Иванова, то ли не рассчитала, то ли с самого начала решила этим воспользоваться, чтобы избежать опасности, пожаловалась на них местным властям, которые, недолго думая, взяли и передали ее, что называется, по инстанции. В конечном итоге она оказалась в провинциальной канцелярии, где ею, собственно, и занялись. То есть Иванова рассчитывала, что ее там защитят, а за нее взялись и учинили над ней первую стадию следствия.
Наша героиня ни в чем не сознавалась, говорила, что ни с какими бесами она не знается. Тогда к ней применили пытку, совершенно обычное следственное действие того времени. И вот после того, как ей назначили некоторую порцию ударов кнутом, она во всем созналась и показала, что вот уже десять лет знается с двумя бесами, которые достались ей достаточно сказочным образом.
Когда у Ивановой заболела корова, она отправилась в соседнее Ивановское за травой для нее. В деревне жила некая старушка, которая была известна в округе тем, что дружила со всякими травами. (То есть Катерина пошла за ветеринарной помощью). И вот эта старушка дала ей траву и сказала, что при помощи нее Иванова сможет вызвать бесов. Для этого она должна эту траву растворить в воде и до того, как начнет светать, позвать бесов. Они явятся. Позвать нужно по именам. Зовут их просто: Иван и Андрей.
С. Бунтман: Вот так.
А. Кузнецов: Кроме этого старушка, которая впоследствии довольно быстро скончалась, сказала Ивановой, что если она их вызовет, а никакой работы для них у нее не найдется, то она должна отправить их таскать камни в Молокшу.
С. Бунтман: Чтобы заняты были, а не бесились.
А. Кузнецов: Иначе говоря, не должно быть ложного вызова. Иванова, конечно, это дело опробовала и выясняла, что, да, являются бесы.
Портрет Екатерины II. Федор Рокотов, 1763 год
Выслушав эту душещипательную историю, чины провинциальной канцелярии поняли, что если они за это дело возьмутся, то неизвестно, куда оно вывезет. Поэтому со словами «мы же не специалисты» они отправляют Иванову в следующую инстанцию — в Ростовскую духовную консисторию, справедливо полагая, что там люди грамотные, пусть они и разбираются.
А что такое духовная консистория? Это одно из последствий той реформы, как некоторые считают, погрома, который учинил в делах православной церкви Петр I, будучи глубоко убежден, что церковь — это государственный институт.
Духовные консистории времен Петра Алексеевича состояли исключительно из монахов, то есть так называемого черного духовенства. Позже членами духовной консистории могли стать и лица из белого духовенства. А при Павле I с его любовью к регламентации вообще было установлено, что одну половину членов духовной консистории должны составлять монахи, а другую — священники и дьяконы.
То есть духовная консистория представляла собой своеобразный совет при местном архиерее, который сочетал в себе функции, во-первых, консультативные, во-вторых, административные и, в-третьих, судебные по определенной категории дел. Так вот, в качестве судебного органа консистория занималась в основном делами людей церкви. Например, делами, связанными со всякими непотребствами священников, со спорами между духовными лицами, с нарушениями порядка ведения службы и прочее.
С. Бунтман: То есть вела внутренние расследования.
А. Кузнецов: Да. Скажем так, была службой собственной безопасности. Что же касается мирян, то здесь круг рассматриваемых вопросов был куда уже. В основном духовные консистории рассматривали дела о незаконных браках, достаточно редкие дела о разводах и, видимо, иногда к ним попадали дела, которые требовали своеобразной духовной экспертизы.
С. Бунтман: Получается, что чисто светская власть провинциальной канцелярии отправляет в духовную консисторию дело, как бы расписываясь, что, мол, ребята, мы в этом разобраться не можем, вот вам и карты в руки, вынесите заключение по этому делу и, если что, передавайте его опять нам?
А. Кузнецов: Да. И в данном случае резко меняется характер следствия: если раньше Катерину Иванову в основном били, орали на нее, требуя признаний, то в духовной консистории, судя по всему, с ней начали разговаривать, ну, не то чтобы чересчур уважительно, но внимательно.
С. Бунтман: То есть спрашивать и выяснять.
А. Кузнецов: Да. При этом не угрожать. И вот тут Иванова… (Представьте себе по тем временам уже немолодую женщину (ей за 40), у которой за три года до этого умер муж, у которой уже взрослые дети. И тут вдруг ученые люди начинают внимательно ее расспрашивать, не кричат, не бьют, не грозят дыбой)…начинает рассказывать сказку.
Следователь, например, интересуется:
— Вот в первый раз, когда бес появился, как он выглядел? Опиши его.
И Катерина, что интересно для неграмотной крестьянки, обходя несколько острых углов, видимо, интуитивно, отвечает:
— Одет он был в крестьянский кафтан, но лица его я не видела. Понимала, что он здесь, но вот описать не могу.
— А как часто ты их вызывала?
— Ну, вызывала я их где-то раз в десять недель и посылала сначала таскать камни, как мне и было сказано, на Молокшу. А потом как-то совсем про них забыла, а они сами и появились.
— А как ты их называла?
— Просто: Иван да Андрей.
— А как ты их вызывала?
— Первых три раза при помощи травы, а после достаточно было сказать: «Иван да Андрей, идите сюда». Они и появлялись.
Ворожея со свечой. Орест Кипренский, 1830 год
Ну, а дальше, собственно, начинают распутывать историю о порченьи односельчанок Ивановой. Дело обстояло так. Как-то вечером все женщины собрались вместе, и за разговорами одна из них пожаловалась, что ее сын отправился на работу в Выборг, и оттуда от него ничего не слышно, нет никакой весточки, а у нее на сердце тяжело, кажется ей, что заболел он там. Стали думать, как бы горю односельчанки помочь. А Катерина Иванова возьми да и брякни, что у нее для такого дела есть бесы, и если женщина захочет, то она отправит их на разведку. Та согласилась. Через некоторое время один из бесов Катерины вернулся из Выборга и доложил, что с сыном односельчанки все в порядке: жив, здоров и в ближайшее время пришлет весточку. И, действительно, чуть ли не на следующий день женщина получила грамотку, что, да, с сынком ее все хорошо.
Естественно, по деревне пошел слух. К Ивановой обратились еще две женщины: у одной муж работал в Петербурге, а у другой сын находился на заработках в Москве. И, соответственно, Катерина отправляет бесов: одного — в Петербург, а другого — в Москву. И, что интересно, бес, который был послан в Петербург, вернулся через четыре дня, а бес, которого Иванова отправляла в Москву, — через два дня. То есть совершенно неграмотная крестьянка имела довольно точные географические представления.
И вот тут, собственно, у лучших умов Ростовской консистории начинает формироваться то, что сейчас называют разрывом шаблона, потому что-то, что Иванова говорит с точки зрения тогдашних, не очень на Руси развитых, но все же имеющих место демонологических представлений, практически невозможно вообразить. Во-первых, у бесов христианские имена. Во-вторых, нет никакой особенной формулы их вызова…
С. Бунтман: Она их просто зовет, и они являются.
А. Кузнецов: Да. К тому же появляется еще один кусочек живой реальности. «А зачем ты вселила вот в этих двух несчастных дур своих бесов?» — спрашивает следователь. И Иванова начинает рассказывать очень интересную, драматическую и вполне реальную историю. Когда она овдовела, то соседи по селу у нее, у бедной вдовы, оттяпали землю при очередном переделе. Тогда она в невестку одного из своих главных обидчиков и решила вселить беса. То есть по злобе, в чем Катерина чистосердечно признается.
Но самым, конечно, главным аргументом, который поставил следствие в тупик, стало то, что на протяжении десяти лет, когда Иванова зналась с бесами, она добросовестно соблюдала все посты, ежедневно молилась и, совсем невероятное, регулярно посещала церковь и причащалась. Это уже не лезло вообще ни в какие ворота: пусть имена бесов, формула их призвания — дело темное, но исповедоваться бесноватая, ну, никак не может. По идее она даже в храм не должна войти, какое уж там причастие?
С. Бунтман: Ну, да.
Дыба и кнут. Россия, XVII век
А. Кузнецов: И что делает Ростовская духовная консистория? Она ведет себя как добросовестный следственный орган нашего времени — отправляет Иванову на полгода в женский монастырь, сопроводив специальным письмом к матушке-настоятельнице, чтобы та имела о ней соответствующее попечение, чтобы постоянно приглядывала, ходит ли Катерина в церковь, исполняет ли, как положено доброй христианке, все обряды, правильно ли ведет себя с другими девушками и так далее. Конечно, сложно определиться в атрибуции этого действа. Что это? Следственный эксперимент?
С. Бунтман: Вполне возможно.
А. Кузнецов: Как еще это назвать?
С. Бунтман: Иванову отправили в монастырь на какой-то определенный срок?
А. Кузнецов: На полгода.
С. Бунтман: По всей вероятности, члены духовной консистории тяготились этим делом.
А. Кузнецов: Конечно.
Параллельно с этим они отправляют в деревню, где жила Иванова, специального человека, который опрашивает местных жителей. Выясняется, что три женщины, истории которых мы упоминали выше, отрицают тот факт, что Катерина посылала бесов узнать о судьбе их родных. «Нет, никаких разговоров с ней на этот счет мы не вели. Никаких известий от близких не получали», — уверяют односельчанки Ивановой. То есть все это выдумка.
С. Бунтман: Может быть, темнят? Или боятся?
А. Кузнецов: Возможно. Зато две другие девицы, с которых, собственно, все и началось, продолжают упорствовать.
С. Бунтман: Обвинители?
А. Кузнецов: Да. Но здесь не стоит забывать про земельный интерес, поскольку одна из девушек принадлежала к семье, которая явно зарилась на землю нашей Катерины.
И члены духовной консистории принимают редкое для того времени, но совершенно просвещенное решение — посылают в Тишину уездного лекаря, чтобы тот осмотрел женщин. И он (лекарь) дает четкое заключение, которое в переводе на современный язык выглядит следующим образом: «Истерия, вызванная различными женскими заболеваниями, в том числе и длительным отсутствием мужского внимания».
С. Бунтман: Еще бы, мужья-то этих двух девушек были на заработках, на промыслах…
А. Кузнецов: В конечном итоге на исповеди Иванова признается, что все это она выдумала. Матушка-настоятельница дает заключение, что Катерина совершенно справного поведения, что она действительно соблюдает все обряды, причащается и так далее. В результате нашу героиню отправляют обратно в деревню без каких бы то ни было дальнейших карательных мер.
Следует отметить, что далеко не все дела заканчивались так благополучно. Были и казни, и сожжения, и посажения на кол. Но, что интересно, суровую меру, как правило, применяли в той ситуации, когда дело хоть каким-то образом касалось государства. Например, во времена Алексея Михайловича стрелецкая женка была сожжена за то, что после того, как проехал царский кортеж, она из следа государевой кареты набрала пыли. За этим ее заметили и обвинили в том, что пыль она собрала для того, чтобы умыслить зло против «Тишайшего» царя.
С. Бунтман: То есть дело крестьянки Ивановой в каком-то смысле уникально.