Современная жизнь Мяри в фотографиях Дмитрия Макарова

Фоторепортажи являются неотъемлемой частью проекта «Деревеньки», поскольку восстанавливаемая летопись населённых пунктов нашего округа считается неполной без описания событий, происходящих в XXI веке. К сожалению, за последние 60 лет от многих выксунских посёлков и деревень остались лишь одни названия, и поэтому посещение подобных урочищ в настоящее время представляет собой рутинную фиксацию на камеру.

Страсти по мерянам

Чем жила Мяря в годы Великой Отечественной

У неперспективной Мяри появились перспективы

В свою очередь репортажи в загородных селениях, где по-прежнему живут и работают люди, сильно отличаются сюжетным разнообразием: здесь можно услышать интереснейшие диалоги, диковинные архаизмы и воспоминания старожилов о нелёгких временах, подержать в руках старинные предметы быта и насладиться знаменитым русским гостеприимством.В 2009-м году мощный пожар в Мяре полностью уничтожил несколько строений на правой стороне деревни. Ориентирами расположений этих домов ныне являются заросли садовых деревьев и дикорастущих кустарников, буйно разросшихся на пустующих участкахВзлёты и паденияМяря – живая деревня. Малолюдная и компактная по площади, расположенная в 40 километрах к юго-востоку от города и зажатая с трёх сторон лесами, опасно балансировавшая на грани разорения в начале 2010-х, но всё-таки живая. Деревне почти сто лет, её летопись по-своему уникальна и драматична.…Практика показывает, что зачастую во время репортажа некоторых коренных жителей не удаётся застать дома, а иные прохожие не могут внятно рассказать о прошлом конкретного населённого пункта, поскольку переселились относительно недавно. И поэтому в последние годы автора этих строк в поездках сопровождают бывшие жители окружных деревень и посёлков. В этот раз провести небольшую экскурсию по Мяре (и заодно поделиться историями из жизни) согласился 63-летний Александр Андреевич Садков, добродушный пенсионер из Новодмитриевки. Когда-то в молодости он профессионально занимался велогонками и, исколесив трассы Африки, Италии и многих советских городов, достиг определённых успехов на этом поприще. Редкий выходец из сельской местности без поддержки извне становится мастером спорта, участником и призёром внутренних и международных соревнований, перед которым открываются двери в безбедное будущее. Однако разогнавшись по социальному трамплину, в 1980-х годах Садков неожиданно вернулся в Мярю, где устроился в колхоз скотоводом и «чувствовал себя как рыба в воде».– В 1975 году, во время учёбы в горьковской сельхозакадемии, меня позвали в секцию велоспорта. Тогда все наши ребята-студенты занимались в каких-то кружках, вот и я решил не отставать, – вспоминает Александр Андреевич, держа в руках старую вырезку из ливийской газеты. На контрастном чёрно-белом снимке молодому велогонщику Садкову в окружении советской команды главный судья вручает чемпионский кубок. – Тренеры увидели, что у меня есть задатки, подбадривали, и я сразу стал показывать результаты. В общей сложности норматив мастера спорта я выполнил 10 раз! В 1978 году стал абсолютным чемпионом Всероссийских сельских игр по велоспорту, а через год – абсолютным чемпионом XI студенческих игр среди сельхозинститутов СССР.1978

год, международные соревнования по велоспорту в Триполи (Ливия). Награждение советских

велогонщиков – победителей командной гонки на 84 км (материал из столичной газеты

«Ассахи»). Главный судья состязаний вручает кубок мярскому жителю Александру Садкову

(второй слева)– А почему сейчас не тренируете?– Спорт – дело серьёзное. Нужно постоянно заниматься, улучшать показатели. У настоящего спортсмена глаза горят, он должен быть голодным до побед! Очень много новичков не выдерживают нагрузок. Помню, зимой ко мне в секцию пришли 30 детей, а к лету остался лишь один паренёк. Вот как тут тренировать?! А раньше дело обстояло так: если человек выполнял норматив кандидата в мастера спорта, его тут же брала под крыло школа высшего спортивного мастерства (ШВСМ), обеспечивая питанием и формой. И этот спортсмен мог спокойно тренироваться, не думая о быте.– А в велоспорте часто случались травмы?– В футболе повреждения пожёстче будут, там по ногам как врежут шипами – и коленные связки вмиг порвутся. А в велогонках что? Ну шлёпнешься задницей на асфальт, кожу сдерёшь, руки-ноги в ссадинах, но это же ерунда! Я и сам падал на полном ходу, а скорости иной раз были запредельные – 40-50 км/ч! Хотя в советское время смертельных случаев в велоспорте было полно, каждый год у нас кто-то погибал. Однажды 14-летнего паренька «КамАЗ» раздавил, в другом заезде погиб мой друг – упал с велосипеда под проезжающий мимо «КрАЗ». А один раз в Душанбе я вообще через руль перелетел, и всё из-за нашего ведущего-тугодума. В командных велогонках дело обстоит так: кто первым едет в своей группе, тот отвечает за всех. И вот, значит, несёмся мы за ведущим, скорости приличные, и тут неожиданно на трассу выходит… корова! Отвернулась, лижет спину, на нас не смотрит, а ведущий не успел крикнуть и объехать. Семь или восемь человек с разгона в эту корову влетели – настоящая куча-мала!Комментирует бывший мярский житель Александр Садков: «Этот снимок сделан в 1978 году в литовском городе Вильнюсе во время чемпионата СССР по велогонкам (на фотографии я второй справа). Соревнования были очень тяжёлые и прошли для меня неудачно. Призовых мест тогда не занял, но не в этом суть. В 1980 году, накануне Олимпиады, в Союзе выпустили цветной рекламный буклет, посвящённый велоспорту, и в этом издании поместили тот самый снимок из Вильнюса! Что и говорить, было приятно увидеть себя на страницах этого журнала…»Так за разговорами о победах и поражениях мы подъехали к Мяре. Свернув с трассы Выкса – Вознесенское на грунтовую дорогу, проследовали мимо поклонного креста, установленного в качестве оберега местными жителями в 2013 году, и остановились в начале деревни. Дальше решили идти пешком.Деревенские зарисовкиШирокая улица утопала в зелени. Под летним ослепительным солнцем Мяря казалась необычайно нарядной. На левой стороне деревни выстроились в ряд современные частные дома, а вот в правой части издалека виднелись большие проплешины – последствия пожара 2009-го года, когда враз сгорело 11 нежилых строений. Однако в многолетней мярской летописи этот огненный смерч был не единственным. После страшного пожара в июне 1953 года в деревне осталось около 20% домов. По сути, поселение оказалось тогда под угрозой исчезновения, и если бы не упорство местных жителей, решивших заново отстраиваться на прежних местах, Мяря уже в середине XX столетия могла пополнить список вымерших районных пунктов.

Похороны Екатерины Ивановны Марковой, одной из старейших мярских жительниц (ориентировочное время съёмки – 1977 г.). В минувшем XX столетии в России получила широчайшее распространение любительская похоронная съёмка. Отчасти данный феномен можно объяснить природным страхом перед смертью, внушаемый в славянской культуре человеку с самого детства. В данном случае снимки покойника и траурной процессии выступают в качестве некоего документа, фиксирующего процесс перехода в иной мир во время ритуального обряда. «Люди, у которых есть дома фотографии похорон, боятся их, но не могут от них избавиться, поскольку представления, связанные со смертью, вступают здесь в противоречие с представлениями, связанными с искусством фотографии, – объясняет в своей научной работе „Не смотри их, они плохие” профессор кафедры философии, доктор политических наук Ольга Бойцова. – В результате человек хранит эти фотографии дома, однако не показывает их гостям, детям и даже сам не смотрит…»

– Наша изба стояла первая с краю. Когда мы уезжали из деревни, продали дом одному выксунскому бизнесмену. Он тут в 1990-е отстроился, фермерством занялся, но потом всё у него заглохло, – не сбавляя шага, указывает в сторону Александр Садков. – Эта дорога ведёт в Тумалейку, а вот дом Николая Ивановича Маркова. Знаете, чем эта изба примечательна? Дом построен из березняка. У нас же всегда на селе избы из сосны рубили, а тут – из берёзы! Интересно, правда?Мярский пейзаж мог бы вполне подойти в качестве рабочей заставки к любому социально-документальному фильму. Деревянные колодцы и заборчики, разросшиеся на приволье тополя и ивы с пышными кронами, яркий луговой ковёр из розовых и фиолетовых люпинов, петляющая грунтовка, обрамлённая пучками выгоревшей травы, – всё это сливалось воедино в гармоничную картинку. Справа от дороги виднелась живая стена из садовых кустов – естественный ориентир, по которому можно определить прежнее местоположение сгоревших домов. Палящее июньское солнце тем временем окончательно зависло над головой, и дышать раскалённым сухим воздухом стало совсем невмоготу.– Здесь тётя Дуня Голубева жила, наша сваха, а вот тут – её соседка тётя Нюра Пугачёва. Когда они начинали ругаться между собой, все деревенские ребята со смеху умирали…– Почему?– Их вопли за пять километров от Мяри были слышны. Как они друг друга осыпали – ухохочешься, это надо было слышать!– А что там дальше, на окраине деревни? Река?– Она самая. Мяря называется. Мы там купались в детстве. Раньше около берегов ни одного кустика не было, а сейчас – сплошные дебри. Да и река обмелела – вброд спокойно перейдёшь.– А где колхозные поля находились?– Да везде – и около леса, и за речкой, и рядом с трассой. Пока колхозная система существовала, вокруг Мяри всегда пахали и сеяли. Косить мы ходили на луга в сторону Верхней Велетьмы. Не близко, километров шесть отсюда будет. А сейчас коси, где хочешь, только уже никто скотину не держит… Да, а вон там, за огородами, раньше находились колхозные постройки, но я их не застал – слишком маленьким был, когда коровник и овчарню разобрали и увезли в Чупалейку. А вот деревенскую конюшню помню. Наши мужики всегда держали лошадок, сами мастерили деревянные колёса и зимние сани. Это занимательный процесс: чтобы согнуть заготовки, их связывали и оставляли в горячей бане. Даже в середине 1980-х в Мяре продолжали телеги и сани изготавливать!В нынешнем столетии особо креативные жители нашей страны стали устанавливать около своих частных домов и дач колёса от телег в качестве декоративных элементов. Стоит признать, большой деревянный диск на фоне современной постройки выглядит действительно весьма оригинально. Кстати, некоторые умельцы научились мастерски обрабатывать старые колёса, превращая их… в уникальные авторские люстры – в Рунете такие поделки пользуются стабильным спросомЧасовая экскурсия в прошлоеНа краю деревни стоит старенький домик Екатерины Васильевны Зайцевой – местной легенды. Всю жизнь баба Катя прожила в Мяре, трудилась в совхозе бригадиром и любую работу выполняла со скоростью торнадо. Даже сейчас, находясь в преклонном возрасте, Екатерина Васильевна сохраняет невероятную физическую активность. Летом целыми днями копошится в огороде, хлопочет на кухне или ходит в лес за ягодами. Соседи рассказывали, что недавно бабе Кате привезли два лесовоза шестиметровых берёзовых брёвен. Прибывшие родственники за день распилили их и раскололи, после чего около дома образовалась громадная гора дров. На следующее утро пенсионерка спозаранку принялась шуметь на всю округу, складывая поленья в тележку. Отвезёт в сарай, выгрузит, сложит в штабелёк и снова катит тачку на улицу. В итоге эту огромную кучу она самостоятельно перевезла буквально за пару дней. И это – в 90 с лишним лет! Что ни говори, а всё-таки удивительные люди рождались и жили в советских деревнях!Начало 1960-х годов, деревня Мяря, сенокос. Групповое фото мярских колхозников во время перерыва. К сожалению, удалось восстановить фамилии лишь восьмерых человек, запечатлённых на данном снимке, однако за давностью лет и этот результат можно считать удовлетворительным. Екатерина Митрофанова (1), Анна Митрофанова (2), Анна Цветкова (3), Екатерина Митрофанова (4) с мужем Петром (5), Екатерина Пугачёва (6), Евдокия Сазонова (7), Екатерина Сазонова (8)– Тёть Ка-ать! Выходи, к тебе журналист приехал! – кричит в сенях Александр Садков. – И фотографии с собой захвати!Через минуту на пороге появляется Екатерина Васильевна и сразу приглашает в избу на чаепитие. Вежливо отказываемся. «Беда с вами», – шутливо вздыхает баба Катя и присаживается на лавочку. Невысокого роста, в цветастом платье, узорчатой кофточке и накинутом на плечи ярком платке, она в этот момент удивительно похожа на классического персонажа картин русских художников-реалистов.Начинается привычный диалог в духе «вопрос-ответ». Память у Екатерины Васильевны очень цепкая, мечта любого краеведа: любое заметное событие в Мяре она воспроизводила вплоть до мельчайших подробностей.– Газеты я не выписывала, а вот отец мой всегда читал «Правду». Во времена нашей молодости народ партии верил, а самым видным коммунистом в деревне был Щеголёнков Василий Иванович. Бывало, октябрьские или майские праздники наступают, смотришь в окно – а он по улице шагает в костюме и хромовых сапогах с флагом. Но на демонстрации мы в город не ездили, а здесь, в Мяре, отрядом ходили туды-сюды… Ой, а как мы голодали после войны – ужас! В 1946 году демобилизовался мой брат-моряк, заходит в избу, а поесть-то и нечего. Я взяла лопату и пошла за мезго́й – так мы называли оставшуюся прошлогоднюю картошку в полях. Иду, а земля сырая, тяжёлая… Пока левый лапоть из жижи вытащишь, правый по щиколотку увязнет…– А как в деревне в советские годы обстояли дела с религией? Ведь в стране тогда насаждался атеизм…– Я верующая. У меня до сих пор в красном углу иконы стоят. И в каждой мярской избе образки и иконы были. Всех детей мы крестили в соседней Чупалейке. А когда там церковь прикрыли, народ потянулся в Александровку (старинное село в 53 км к юго-востоку от Выксы, ныне входит в состав городского поселения рабочего посёлка Ардатов. – Прим. авт.). Мой младший брат Вася родился в 1941 году, его как раз там крестили. Но потом в Александровке тоже церковь закрыли, и люди приуныли. Кто-то из деревни ездил в Кулебаки, а Нюрка Маркова даже в Муром возила ребёнка крестить…Комментирует Павел Митрофанов: «В 2009 году в деревню пришла беда – из-за пожара сгорело несколько домов. После этого ЧП я задумался об установке поклонного креста в Мяре. Ведь это старая традиция, наши предки издавна ставили их на видных местах, чтобы вознести молитву и защититься от разных бед. Я посоветовался с соседями, возражений не было. Так в 2013 году крест появился на въезде в деревню, потом и батюшку пригласили провести обряд освящения. С тех пор в Мяре есть свой хранитель…»– Урожаи в Мяре были хорошие?– Если землю хорошенько удобрить и погода не подведёт – всё вырастет. За нашим домом было 50 соток земли, так мы по осени 230 мешков картошки выкапывали! А все излишки скотине скармливали, каждый день по семь вёдер пойла варили…– На колхозных полях тоже всё росло-колосилось?– А то! Овса по 18 центнеров с гектара иной раз снимали, вот как умели работать!Народное самосознание во многом зависит от образа жизни предков, именно поэтому русскую деревню с полным правом можно считать одним из столпов национального наследия. На фоне непрекращающейся урбанизации в современной России важно понимать, что деревня – это не только наше общее прошлое, но и настоящее, и будущееХранители деревниСделав несколько снимков около реки, мы возвратились к машине. В начале деревни около одного из домов стояли несколько местных жителей, с любопытством посматривая в нашу сторону. Подхожу, представляюсь, сообщаю о цели репортажа и прошу рассказать о причинах переезда в деревню. Выясняется, что все собравшиеся – потомки местных жителей, выехавших в советские времена из Мяри. Прожив в Выксе несколько десятилетий, эти люди жёстко ностальгировали по родной деревушке, мечтая когда-нибудь выбраться из плена городской суеты.– Воздух здесь особенный, а какая природа!..– Я – сельский человек, в последние годы сильно тянуло обратно!– Давно мечтали жить в своём деревенском доме! – слышатся ответы.– Сейчас все говорят, что село должно возрождаться, – вступает в разговор 64-летний пенсионер Павел Николаевич Митрофанов. – Некоторые готовы всё бросить и переехать в деревню, но без помощи государства мы село не восстановим!

Павел Николаевич Митрофанов (64 года): «Я коренной мярский житель. Мой отец Николай Павлович тоже родился здесь, в Мяре, в 1925 году, а вот мама – Анна Ивановна – родом из выксунской деревни Тайги. В 1968-м году наша семья уехала в Выксу, там я учился в школе №3, затем поступил в металлургический техникум (специальность – промышленно-гражданское строительство). До армии учился ровненько, но немецкий язык всегда давался с трудом. А в 1975 году меня призвали на воинскую службу и направили в Спасско-Рязанскую учебную часть, где предстояло обучиться азам связного дела. Так вот, за несколько месяцев нужно было выучить 800 английских специальных терминов, чтобы понимать и перехватывать радиограммы американских кораб-лей! Но недаром говорят: в армии всему научат. И я быстро вызубрил все эти слова, а потом пеленговал корабли потенциального противника. После демобилизации женился, в браке родились двое детей, а там и оглянуться не успел, как появились внуки! Да уж, время не стоит на месте… В зрелые годы на меня нахлынула ностальгия, чаще стал вспоминать о своих корнях, и в 2013 году переехал из Выксы в Мярю. Тут, в деревне, я снова нашёл себя. Ну а как же иначе – здесь же всё такое знакомое, родное…»

– Трудно было освоиться здесь после переселения?– Мы знали, куда едем. Но первое время и правда возникало много проблем, и решали их в связке с управленцами.– Например?..– Да взять хоть нашу дорогу – раньше её по весне так топило, что в деревню не заедешь! Ну если только на бронетранспортёре… Я однажды здесь на машине так застрял, что пришлось вытаскивать лесовозом! Конечно, этот вопрос нужно было срочно закрывать, и я поехал в администрацию. Стучался в кабинеты, объяснял. В итоге общими усилиями отремонтировали дорогу. А в последнее время мы постоянно общаемся с начальником южного территориального управления Людмилой Анатольевной Лизуновой. Она всегда нам помогает, интересуется, как в Мяре идут дела. Очень хорошая женщина. К примеру, если зимой снегоуборочная машина приедет в деревню, она обязательно потом позвонит и спросит: хорошо ли дорогу почистили?– Я смотрю, тут и детишки по деревне гуляют…– Ну а как же, для наших внуков здесь такое раздолье! Всё тут прекрасно: тишина, экология, до автобусной остановки – 300 метров. Очень дружно живём, вместе возрождаем нашу Мярю. Так и напишите: пусть нас здесь всего 10 человек, но мы есть!На групповой фотографии – нынешние жители Мяри (съёмка – июнь 2019 г.). Слева направо: Павел Николаевич Митрофанов, Евгений Иванович Сазонов с внучкой Катей, Лилия Владимировна Сазонова, Александр Николаевич Марков, Александр Фёдорович Акимов