Сергей Рахманинов в Ростове: к 150-летию великого музыканта
Когда я слушаю его музыку, проникающую в самое сердце, то вдруг отчётливо осознаю, что Рахманинов – частица и меня самой. В ней простор, солнечный воздух, пронзительная яркость красок, ясность… Кажется, отовсюду струится свет, душу наполняет тепло, покой созерцания. Тебя переполняют … Читать далее
Когда я слушаю его музыку, проникающую в самое сердце, то вдруг отчётливо осознаю, что Рахманинов – частица и меня самой. В ней простор, солнечный воздух, пронзительная яркость красок, ясность… Кажется, отовсюду струится свет, душу наполняет тепло, покой созерцания. Тебя переполняют звуки жизни, радость, ликование… леса и равнины… предзакатная отчётливость всего. Какая глубина цвета, порывистость, движение! И вот уже кажется, что очертания расплываются, становятся едва различимыми, но изменения пока едва уловимы…
И вот лёгкая небесная дымка постепенно укрывает землю, звук отдаляется… Полёт… увлекаемая звуком душа воспаряет к бирюзе небес, где-то далеко слышен голос колокола, переливы-перезвоны вторят ему. Землю окутывают густые синие сумерки, клубится туман, вместе с ним на поля опускается ночная прохлада...
«Одно из самых дорогих воспоминаний детства связано с четырьмя нотами, вызванивающимися колоколами Новгородского Софийского собора… Четыре ноты складывались во вновь и вновь повторяющуюся тему, четыре серебряные плачущие ноты… У меня всегда с ними ассоциируется мысль о слезах». Читая эти строки Рахманинова, думаю о том, что это его и детские, и взрослые слёзы, это его тоска и тревога одновременно.
Рахманинов глубок, многозначен, философичен, это душа, которая испытывает невыносимые муки и страдания. Он подобен колоколу, которому суждено тревожится обо всём, звонить, ни на минуту не переставая, и колокольчику, говорящему нам о чём-то, возвещающему, напоминающему о счастье и утратах.
Музыка Рахманинова – симфоническая исповедь, сокровенная мольба, дума о неизбежном, тревожном, о том, что на рубеже двух эпох произошло с объятой пламенем Россией, с сами музыкантом. Мрачный марш… так звучала его боль, страдание, утрата, разлука с родиной.
Стучащий ритм, судьба постучалась в его дверь и по живому острием скальпеля разрезала его жизнь на две неравные половины. Эта незаживающая, саднящая, зияющая рана навсегда, до конца дней композитора так и останется открытой…
Рахманинов и Чехов
У Рахманинова и Чехова улавливается что-то родственное, в их художественном мировоззрении, поэтике есть некое, подчас уловимое образное созвучие, любимая рахманиновская ре минорная тональность. Это ощущение природы, лиричность, психологизм, колокольность, тихая печаль, внутренняя трагедийность, неудовлетворённость. Горечь обоих о том, что не пришло, не сбылось, тоска о недостижимом, несостоявшемся, утраченном счастье, какая-то сдержанность и недосказанность.
Строки и звуки о скрытом, подводном, о том, что не на виду, не на поверхности, подземном. Это подводное течение, драматический подтекст, открытый когда-то Станиславским и Немировичем-Данченко. который в глубине, внутри, в душе, то, что не выражено в тексте, но предполагается, внутренний эмоциональный поток.
В 1895-м оба художника переживали депрессию после полного провала своих премьер – Первой симфонии Рахманинова и чеховской «Чайки». У обоих не сложилось с Толстым, от него обоим перепадало. Он обрушивался и на одного, и на другого, Толстой не любил чеховские пьесы и неодобрительно отзывался о музыке Рахманинова, на что тот парировал: «Что ж обижаться мне, если Вы и Бетховена не признаете…»
Композитора связывали с писателем дружеские отношения. Он даже хотел написать оперу «Дядя Ваня», но сочинил только романс, в основу которого лёг финальный монолог «Мы отдохнём», который произносит Соня.
Чехов был в восторге от «божественной игры» Рахманинова, от его музыки. Их тяга друг к другу была взаимной. Племянница композитора З.А.Прибыткова вспоминала: «Рахманинов обожал Чехова. Всё в нём было Сергею Васильевичу дорого, близко и понятно: его светлая лирика, умный юмор, любовь к родной природе, жизненная правда. И, наконец, что особенно подкупало и пленяло Сергея Васильевича в Чехове – это изумительная чеховская музыкальность».
Рахманинов и Чехов познакомились в Ялте в сентябре 1898- го. Музыканты решили навестить писателя, но не застали его, оставив записку: «Сейчас же как придёте домой, дорогой Антон Павлович, и прочтёте эту писульку, идите в городской сад, мы там обедаем и Вас ждём. Шаляпин, Рахманинов, Миров».
Позже Чехов захотел побывать на концерте, на котором Рахманинов аккомпанировал Шаляпину, они послали ему билет в директорскую ложу. Об этой встрече после концерта вспоминали В.Н.Муромцева-Бунина, О. фон Риземан, Е.К.Сомов.
Писатель сам подошёл в артистической к Сергею Васильевичу и сказал ему: «Я всё время смотрел на вас, молодой человек, у вас замечательное лицо – вы будете большим человеком».
Через три дня Чехов в письме попросит сестру: «Милая Маша, возьми 1 экземпляр «Мужики» и «Моя жизнь», заверни в пакет и в Москве, при случае, занеси в музыкальный магазин Юргенсона или Гутхейля для передачи Сергею Васильевичу Рахманинову».
В ответ Рахманинов высылает Чехову партитуру «Фантазии для симфонического оркестра «Утёс». На титуле он напишет: «Дорогому и глубокоуважаемому Антону Павловичу Чехову, автору рассказа «На пути», содержание которого, с тем же эпиграфом, служило программой этому музыкальному сочинению. 9 ноября 1898 года». Эта партитура сейчас в Таганроге в библиотеке им. А.П.Чехова.
Впервые фантазию «Утёс» исполнил сам композитор на музыкальном вечере у С.И. Танеева в сентябре 1893-го. За две недели до смерти П.И. Чайковский тогда сыграл свою Шестую симфонию. Он одобрил сочинение Рахманинова и хотел сам им продирижировать, но не успел.
Композитор встречался с Чеховым и в Москве, играл для него свои произведения, сочинения Чайковского. Рахманинов отмечал в Чехове некоторое сходство с характером Чайковского: «Чайковский был самым обаятельным. Его душевная тонкость неповторима. Он был скромен. Из всех, кого я знал, только Чехов походил на него».
Рахманинов часто бывал у Чехова в Ялте на Белой даче. Они мечтали вместе поехать отдохнуть в Италию, однако болезнь писателя помешала этому.
В 1915-м Рахманинов вспомнит Чехова: «Удивительный глаз у писателя, «ведь он своих «красавиц» нашёл именно в этих краях, кажется, где-то в Донской области... И ведь это верно, я всё время в Ростове оглядываюсь на девушек».
Через всю жизнь пронес Рахманинов любовь к Чехову и его творчеству. Он восклицал: «Какой человек! Совсем больной и такой бедный, а думал только о других. Он построил три школы, открыл в Таганроге библиотеку. Он помогал направо и налево, но больше всего был озабочен тем, чтобы держать это в тайне». В 1932-м в письме к своей двоюродной сестре С.А. Сатиной писал: «Кончаю чтением второй том писем Чехова. Что это за прелесть! Не оторвёшься! Что за умный, очаровательный человек! И как жалко, что узнал его по-настоящему только после его смерти».
Племянник А.П.Чехова Михаил Чехов – любимый ученик Станиславского, эмигрировавший в Европу, бывая у Рахманинова, по его просьбе читал ему рассказы писателя.
Рахманинов и Михаил Чехов
«Не могу я жить без русских людей» – говорил Рахманинов. О встречах музыканта с представителем «второго поколения» Московского Художественного театра, выдающимся русским актером, педагогом и режиссером, любимым учеником Станиславского Михаилом Александровичем Чеховым сын Шаляпина – Фёдор как-то вспоминал: «Это были те счастливые дни, когда несколько лет подряд Рахманиновы жили каждое лето около Рамбуйе, под Парижем, в имении Клерфонтен». В 1929-1931 годы музыкант снимал там дачу.
Михаил Чехов не раз вспомнит потом его улыбку, фразы, взгляд, смех, радостное сияние, молчание, задумчивость, грациозность, высоко поднятую правую бровь, гаммы и концерты… слезинки в его глазах… серьёзность и строгость, безграничную доброту, которую излучал весь облик композитора.
Рахманинова, увидевшего Михаила Чехова в одном из спектаклей в Париже, поразила его игра. Летом 1930-го композитор пригласил его к себе в Клерфонтен.
При встрече в порыве Михаил встанет перед музыкантом на колени и до земли земной поклонится ему. Подняв голову, неожиданно увидит рядом коленопреклоненного композитора... Они обнимутся, от души расхохотавшись.
Михаил Чехов был очень привязан к Сергею Васильевичу, любил его и как музыканта, и как человека.
Рахманинов мог до бесконечности слушать комические эпизоды из жизни Художественного театра, о Станиславском, так горячо любимом им. «Ох, обожаю я это!» – восклицал он, смеясь. Однажды, когда они слушали пластинки с советскими песнями, композитор не смог сдержать слёз.
Сергей Васильевич и его дочь Ирина входили в почетный комитет Общество друзей «Театра Чехова», который был основан в Париже в 1931 году. Он был уверен, что артисту для успеха необходима «похвала и ещё раз похвала» и поддержка. Во время гастролей театра Чехова в Америке через дочь Татьяну он помогал актеру в Нью-Йорке. Рахманинов хотел, чтобы он работал в Голливуде, и добился-таки этого.
Штрихи, фрагменты встреч всё осталось в его подсознании… Мелочи, оттенки, моменты, но в этих неприметных штрихах, мелочах проступает Рахманинов, его неподдельная скромность и простота. Михаил Чехов представлял его с неизменной папироской в зубах на пруду, за рулём… его, играющего в теннис, на вилле в Клерфонтене, в Голливуде… байки о Станиславском, его галоши, прогулки по саду, песни с Шаляпиным, который тоже помнил удивительные счастливые мгновения жизни, подаренные ему Рахманиновым, когда он летом, просыпаясь на даче, слышал, как «по клавишам летели его чудотворные пальцы».
За несколько дней до кончины композитора Михаил Чехов успеет послать Рахманинову букет красных роз. На панихиде в Лос-Анджелесе в небольшой русской церкви «Иконы Божьей Матери Спасения Погибающих», склонив голову, с благодарностью поцелует холодную красивую руку Рахманинова.
Рахманинов в Ростове
Когда-то мы, студенты-журналисты, вместе с филологами слушали лекции на филологическом факультете РГУ, который располагался тогда на Горького 88 в здании бывшей Торговой школы, в той самой, расположенной амфитеатром любимой большой поточной аудитории, где сиденья переднего ряда совмещались со столами предыдущего, а трибуна лектора была где-то там, далеко внизу, и опоздавшие на лекцию могли легко и беззвучно проскользнуть на своё место незамеченными.
Здесь С.В.Рахманинов в году выступал с концертом. Тогда там не было мемориальной доски, она появилась позже, в 93-м. В 92-м Ростовский музыкально-педагогической институт был преобразован в консерваторию имени С. В. Рахманинова, в вестибюле был установлен бюст артиста.
Ловлю себя на мысли о том, что в то время, возможно, были ещё живы те, кому удалось побывать на концерте Рахманинова, с ними ещё можно было пообщаться. Теперь эти воспоминания передаются от бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек как семейные реликвии, которые так дороги ростовчанам. От проректора консерватории Галины Валериановны Рыбинцевой я узнала, что на концерте Рахманинова была ее бабушка Шаповаленко Нина Алексеевна.
«Завтра я уезжаю на весь октябрь в Англию, а в ноябре буду ездить по России, когда и собираюсь быть в Ростове-на-Дону», – писал Рахманинов Е.Г.Саксен-Альтенбургской 29 сентября 1911 г.
Наш город всегда очень тепло встречал Рахманинова, здесь его всегда ждали его друзья.
У него их в Ростове было много, среди них нотка «Ре», так подписывала свои письма к композитору Мариэтта Шагинян.
Ростовским музыкантам и любителям музыки посчастливилось услышать игру Рахманинова, он гастролировал в Ростове пять раз как пианист, четыре раза с сольной программой, один раз – как ансамблист.
9 ноября 1911-го и 31 октября 1913-го с программой: «Элегия», Прелюдия cis-moll, «Мелодия» и «Полишинель» из op. 3, «Юмореска» из op. 10, Музыкальный момент из ор. 16 (какой – неизвестно), Прелюдии из op. 23 и 32, Этюды-картины из op. 33, Соната № 2 b-moll op. 36 (посв. М. Пресману), «Сирень», «Полька В. Р.».
В основном программы двух концертов почти совпадали, Первая соната в 1913-м была заменена на только что созданную Вторую.
Проходил концерты в зале Асмоловского театра, на Таганрогском проспекте (Буденновский, 40, рядом с Домом офицеров), который вмещал 1000 человек.
Газета «Приазовский край» тогда писала: «Полный театр. Местный музыкальный мир весь налицо. Напряженное ожидание. Появляется С.В.Рахманинов. Угрюмое лицо. Высокая фигура, несколько согбенная, как бы под тяжестью мрачных дум… Артист начинает… вдохновенно изливает в звуках свою душу… Трагические настроения изредка сменяются тихой грустью… Рахманинов царит над инструментом… В лице концертанта – замечательный композитор и идеальный интерпретатор собственных произведений».
20 октября 1915-го Скрябинский тур по России Рахманинов начал с Ростова, посетив также Новочеркасск и Таганрог.
В программе прозвучали Прелюдии op. 11, Соната-фантазия № 2 gis-moll op. 19, Фантазия H-dur op. 28, Поэма Fis-dur op. 32, Сатаническая поэма op. 36, Этюды из op. 42, Соната № 5 op. 53.
Концерт проходил на ул. Сенной в здании бывшей Торговой школы (здание на М. Горького, 88, где расположен экономический и юридический факультеты ЮФУ).
Мариэтта Шагинян вспоминала: «С большим волнением отправилась добывать себе и сестре билеты… В дневнике моём на этот день короткая запись: «20-е октября, вторник… Вечером концерт С. В-ча. Огромное впечатление. Он исполнил скрябинскую фантазию и 10 прелюдий ни с чем не сравнимо… Был Гнесин и другие музыканты…» <…> Исполнение Рахманиновым Скрябина для всех музыкантов и любителей музыки явилось полнейшей неожиданностью. Одни считали это с его стороны «дьявольским ходом», желанием «разоблачить, раздеть» Скрябина; другие возмущались «порчей» Скрябина, которого Рахманинов, по их мнению, огрубил и «превратил в terre a terre» (сделал чересчур земным), и что после «серебристого» исполнения самого Скрябина, в котором оживают все мельчайшие нюансы, слушать «прозаическую» игру Рахманинова просто невозможно. И, наконец, третьи <…> видели в его исполнении Скрябина только «акт благородства, потому что он – благороднейший человек». Нам открылось в исполнении Рахманинова совсем другое, и при всей парадоксальности этого исполнения я сразу (на слух) почувствовала, что дело обстоит гораздо проще и серьёзнее» …
По воспоминаниям, в завершении концерта, кто-то выкрикнул: «Своё!», Рахманинов спокойно произнёс: «Скрябина!», на бис он исполнил ещё несколько этюдов Скрябина.
7 ноября 1915-го С. В. Рахманинов выступил в зале Торговой школы с местными музыкантами (скрипачом П.П.Ильченко и виолончелистом А.А.Стернадом).
Прозвучали Элегическое трио «Памяти великого художника» d-moll op. 9, Соната для виолончели и фортепиано g-moll op. 19.
За нескольких часов билеты на концерт были проданы. По воспоминаниям М. Шагинян, на нём присутствовали слушатели из Таганрога, Новочеркасска, Азова и других городов.
«Играли Трио с очень неудачным скрипачом. На бис Рахманинов сыграл «Полишинеля» и переложенную для рояля «Сирень».
Красивое полнозвучие, властные ритмы, светлое ликование… Рахманинов играл, конечно, блестяще, великолепно и бесподобно и как аккомпаниатор [ансамблист], и как солист; самые сильные и изысканные выражения в данном направлении совершенно бессильны выразить прелесть живых ощущений… Кудесник звуков, с такой же, как у Листа, энергией, но только с русскою душой. Игра Рахманинова достигла идеального и притом специфически рахманиновского совершенства.
Концерт прошёл при переполненном зале и закончился шумными, восторженными овациями», –писала газета «Приазовский край» 9 ноября 1915 г.
Последнее выступление музыканта в нашем городе прошло 26 января 1917-го.
Концерт состоялся в зале музыкального училища, находившегося на Большой Садовой (здание не сохранилось). На нём прозвучала Соната № 2, Вариации на тему Шопена, восемь Этюдов-картин из op. 39 (неопубликованных), несколько ранних произведений, в том числе «Полишинель».
Газета «Ростовская речь» писала, что выступление Рахманинова сопровождалось настоящим триумфом.
На следующий день он выступил в Таганроге. Эти гастроли были одними из последних гастролей композитора, которые он давал перед своим отъездом. Это было его прощание с Россией…
Январским вечером мы гуляем по городуРостовуРостовуРостовуРогороду с приехавшими из Москвы в Ростов и Таганрог членами общества «По следам Достоевского». Среди гостей – доктор искусствоведения, профессор кафедры истории музыки Российской академии музыки им. Гнесиных Вера Борисовна Валькова, автор «Летописи жизни и творчества С. В. Рахманинова», которую она подарила библиотеке С. В. Рахманинова. Вера Борисовна рассказала о работе над летописью:
«Инициатором и вдохновителем этой работы был основатель и многолетий директор музея-заповедника «Ивановка» Александр Иванович Ермаков, возглавлявший также издательство при музее. Выдающийся организатор и знаток наследия Рахманинова ушел из жизни 14 апреля 2022 г.
Давней мечтой Александра Ивановича было создание документированной и максимально подробной биографии Рахманинова – Летописи его жизни и творчества. О необходимости осуществления такого проекта он постоянно говорил, кажется, с самого начала нашего знакомства, которое произошло в 1993 г. на одной из первых рахманиновских научных чтений, организованных А.И.Ермаковым. И потом, на всех конференциях, проходивших в Ивановке, в течение многих лет Александр Иванович настойчиво призывал музыковедов заняться этой работой. Однако долгое время никто не откликался на его призыв. Помню, и мне (наверное, как и многим другим) интереснее было писать исследовательские статьи, выдвигая и обосновывая свои концепции. Позже пришло понимание правоты Ермакова и перспективности его идеи.
Работа над Летописью началась примерно в 2011 г., и А.И.Ермаков принимал в ней живое участие, контролируя буквально каждый шаг. Он говорил: «в ваших статьях вы, музыковеды, можете предлагать любые завиральные идеи, но Летопись – особое дело, тут нужна точность и ответственность за каждое слово, за каждый факт».
Первая часть Летописи вышла в свет в 2017 г., и вторым изданием (с исправлениями и дополнениями) – в 2020 г. Вторая часть, освещающая центральный период творчества Рахманинова – с 1900 года до конца 1917) – появилась недавно, в 2022 г.
Объем Летописи (и первой и второй ее частей) ограничен, прежде всего, степенью документированности жизни Рахманинова. Он, как известно, был достаточно скрытен в своей частной жизни, не вел дневников (за исключением концертного ежедневника) и был очень сдержан в переписке. По свидетельству некоторых современников, значительная часть писем Рахманинова оказалась уничтоженной (так, двоюродная сестра композитора Л.Д. Ростовцева (Скалон) утверждала, что ее сестра В.Д. перед своей свадьбой сожгла около 100 писем Рахманинова; личная переписка Н.А.Рахманиновой с С.В. по ее завещанию была похоронена вместе с ней).
Первая часть Летописи охватывает период с даты рождения композитора и до 1899 г. Для обложки первой части намеренно взят портрет не парадный, в нем заметны знаки недавно пережитой катастрофы – провала Первой симфонии на петербургской премьере в 1897 г.
Общая структура Летописи видна в оглавлении. Распределение текста по годам предваряется поясняющими текстами: «О жанре», «О концепции», «О структуре». В Приложении даны избранные рецензии на первое заграничное выступление Рахманинова в Лондоне в 1899 г. Тексты идут параллельно – в подлиннике по-английски и в русском переводе.
В первом из вступительных разделов предпринята попытка осмыслить историю и особенности жанра летописи, существующего только в русской традиции.
Концепция и структура (обоснованные во втором разделе Предисловия) сложились практически сразу и получили полное одобрение Александра Ивановича. Мы исходили из того, что центральное место в книге должны занять подлинные тексты документов. Оказалось, что исторические документы обладают своим неповторимым «голосом», чрезвычайно выразительным и сильным, порой складываясь в увлекательное повествование. Этот эффект не заменит никакой пересказ, даже предельно близкий к первоисточнику. Любая попытка пересказа несет в себе элемент субъективной авторской интерпретации, искажающей «дух документа».
Этим положениям соответствует структура Летописи: на каждой ее странице две колонки: в левой из них указываются события и факты, в правой располагаются выдержки из документов, подтверждающие их. Важное место занимают подстрочные комментарии, фиксирующие и разъясняющие возможные ошибки и разночтения в документах.
Одно из таких разночтений – дата рождения композитора. Она приведена по двум календарям ― юлианскому (принятому в России до 1918 г.) и григорианскому, то есть: 20 марта/2 апреля. При этом необходимо учесть, что разница между ними менялась: до 29 февраля 1900 г. она составляла 12 дней, с 1 марта 1900 г. разница составляет 13 дней. С этим связана сложность в установлении даты рождения Рахманинова по григорианскому календарю (новому стилю). Для стран, где в XIX веке был принят этот календарь, 20 марта 1873 г. по юлианскому календарю соответствует 1 апреля по григорианскому и закрепляется за этим числом, независимо от последующих сдвигов в соотношении календарей. Для тех же, кто и в ХХ в. продолжал жить по юлианскому календарю (среди них многие русские эмигранты, семья Рахманинова, Русская православная церковь), эта дата меняется после 1 марта 1900 г. и приходится на 2 апреля. Это замечание относится и ко всем соотнесениям дат старого (юлианского) и нового (григорианского) стилей. Напомню, что в России (СССР) официальный переход на принятый в Западной Европе григорианский календарь был введен с 14 февраля (1 февраля ст. ст.) 1918 г. С. В. Рахманинов в годы эмиграции указывал как дату своего рождения 2 апреля 1873 г. по новому стилю. Эта дата приведена в его нансеновском паспорте и на могиле в Кенсико (США, округ Нью-Йорк). В литературе о Рахманинове иногда приводится другая дата — 1 апреля.
Как уже говорилось, Александр Иванович Ермаков сразу принял общую идею и структуру Летописи. Но работа шла не без споров и даже конфликтов. Особенно горячий спор возник о необходимости ссылок на чужие, не подтвержденные документами, предположения. Суть этого спора – следует ли в Летописи упоминать о подобных биографических гипотезах. Один из таких случаев - расшифровка названия одной из ранних рукописей Рахманинова: Delmo. Ее очень смелая версия опубликована в сборнике «Новое о С.В.Рахманинове». Там предлагается вычитать в этой аббревиатуре новое имя: Елена Морицевна Даль, родственница доктора Даля, лечившего Рахманинова после провала Первой симфонии. Это в сущности вымышленный персонаж, который, однако, прижился в популярных изданиях. Александр Иванович решительно протестовал против упоминания этого предположения и других похожих случаев. Однако после жестоких «боев» я настояла на своем: целый ряд неподтвержденных документами гипотез вошел в книгу. И все же Ермаков «взял реванш»: во втором издании подобные ссылки уже отсутствуют. Подозреваю, что одна из целей второго издания была как раз в том, чтобы их убрать без моих протестов, которые как бы потеряли смысл – ведь все ссылки уже опубликованы в первом издании.
С Летописью связана и другая публикация в издательстве «Ивановка» - сборник моих статей «Рахманинов и музыкальная культура его времени». Это была еще одна хитрость А.И.Ермакова, позволившая ему направить мою работу в нужное ему русло. Поначалу у меня была идея включить в Летопись свои исследовательские статьи, которые должны были предварять или обрамлять каждый из хронологических блоков. Александр Иванович эту идею не поддержал, и в качестве компромисса предложил издать сборник старых и новых моих работ о Рахманинове. Как он объяснил, это нужно в первую очередь для того, чтобы более основательно представить автора читателям Летописи. Такое решение еще раз показывает, что именно Летопись была центром интересов главы издательства и забота о судьбе этой работы очень волновала его.
Важным компонентом Летописи стали иллюстрации. Они не очень свойственны этому жанру, однако издатель настаивал на том, чтобы их было как можно больше. Тут вполне проявилась еще одна особенность замысла – создать книгу, которая могла бы стать не только справочником для специалистов, но и текстом, учитывающим удобство и даже удовольствие читателя.
Практически все фотографии, помещенные в летописи, публиковались раньше, но здесь они выстроены в особом порядке и выполняют свою иллюстративную функцию. Другое дело факсимиле документов. Среди них есть публикуемые впервые. Например, Экзаменный лист Московской консерватории от 27 мая 1891 г. Здесь можно видеть рядом два имени: Рахманинов и Скрябин. Против фамилии Рахманинова сплошные оценки «5», Скрябин удостоен только двоек и одной тройки, и сбоку приписка: «Переэкз[аменовка]. На лето дать 6 тем».
Есть в летописи другие впервые публикуемые документы – многочисленные экзаменные (так их называли в XIX в.) листы, договоры с издателем Карлом Гутхейлем, письма Рахманинова 1898-99 гг. в Лондон к импресарио Франческо Бергеру и др.
Как уже упоминалось, вторая часть Летописи вышла в 2022 г. и посвящена «Светлой памяти Александра Ивановича Ермакова». Она сохраняет концепцию и структуру первой части.
В настоящее время началась подготовка следующей части Летописи, охватывающей период эмиграции Рахманинова – с 1918 до смерти композитора в 1943 г. Работа над этой частью связана с особыми трудностями – большая часть документов этого периода находится в Библиотеке Конгресса США в Вашингтоне. Однако и в российских архивах собрано довольно много материалов, необходимых для осуществления задуманного.
Ни одну большую работу нельзя полностью и навсегда закончить, и ни одну важную тему нельзя до конца исчерпать. Поэтому поиски материалов для Летописи Рахманинова продолжаются, и, возможно, придется готовить к изданию сборник поправок и дополнений к уже изданному. Автор будет очень благодарен за любые предоставленные материалы – афиши, программы концертов, газетные отклики, рецензии, связанные с деятельностью С.В.Рахманинова».
Прислала Елена Баранчикова
ВНИМАНИЕ!
Просим ростовчан, чьи родственники побывали на тех концертах С.В.Рахманинова и Ф.И.Шаляпина в донской столице и других городах области, прислать на сайт фотографии и информацию об этих людях.
Было бы интересно восстановить фрагменты музыкальной жизни Ростова тех лет, опубликовать их и, возможно, впоследствии сделать небольшую выставку.
Материалы к публикации подготовила