Настоящий полковник.
Все персонажи вымышленные. За случайные совпадения имён и событий в жизни и даже в песенном творчестве автор ответственности не несёт.
Александр Иванович, полковник, в свои сорок пять лет был преданно верен присяге, воинскому уставу, коммунистической партии и своей молодой жене, 22-летней Аллочке.
В гарнизоне его все считали строгим, но справедливым. Ну, в общем, настоящий полковник.
Правда, со счастливого момента своей женитьбы ревновал молодую жену ко всем. Детей у них ещё не было, и Аллочка, живя в гарнизоне, целыми днями скучала, глядя в окно.
Вот и недавно, посещая вместе с женой гарнизонный универмаг, Александр Иванович заметил, как солдатики, отдав положенное по уставу приветствие, откровенно разглядывали Аллочкин зад, чем вызвали у неё, как ему показалось, даже какую-то привлекательную игривость в походке.
Может эта ревность была вызвана разницей в их возрасте, когда Шурик, как она его называла, сам чувствовал, что в свои 45 не может дать то, что мог бы дать в 25, или она, эта ревность, подогревалась какими-то случайными скабрезными намёками в адрес, нет, не Аллочки (избави Боже!), а в адрес вообще офицерских жён.
Это единственное, что полковнику отравляло жизнь. И хотя все эти посторонние взгляды и намёки ещё не являлись основанием для подозрений, но всё же...
Она же, со своей стороны, всячески растолковывала абсурдность его сомнений и объясняла надёжность в её лице полковничьего тыла, а уж что касается его физического состояния, то он (по её словам), всем на зависть.
Короче, полковник начал меньше думать о присяге, о воинском долге и своей коммунистической партии. Ревнивый был полковник.
И вот однажды приснился ему сон.
Будто отправился он со своей славной дивизией на войну и победил всех внешних врагов Советской страны. И дали ему героя, и возвращается он домой с почётом и славой.
Но только на каждой остановке внутренние враги по секрету сообщают, что Аллочка-то его того... Изменяет ему.
И чувствует Александр Иванович, что по мере приближения к дому, на глазах у всего славного войска у него, славного командира, начинают расти рога. Чем ближе к дому, тем рога всё больше и больше. Переживал он во сне сильно, всё стонал да плакал. А потом натянул с трудом полковничью папаху на рога и рванул домой. Спешил. Распахнул дверь и скорее в спальню, к Аллочке. Да не учёл высоты своего нынешнего геройского величия, задел рогами за люстру да и помер от электрического тока.
Лежит он, значит, и печалится за свою судьбу, так некстати оборвавшуюся... Но вместе с тем любопытствует, что же будет дальше?
А дальше стало приятнее.
Похороны проходили по высшему разряду. Александр Иванович лежал при полном параде, в орденах в полированном гробу. Музыка не грустная вовсе — то ли вальс, то ли фокстрот. Кладбище красивое, ухоженное. Воздух чистый-пречистый. Лежи — не хочу! Благодать.
Почётный караул и речи всякие о тебе! До самой смерти больше таких не услышишь...
И цветы, которые Аллочка так любила... Прослезился даже.
Правда, один майор из гарнизона начал спьяну говорить что-то не то, что все, да и руку всё жалеючи старался незаметно положить вдове пониже талии, но Аллочка быстро поставила его на место.
Смотрит Александр Иванович на всё это во сне, переживает — видно незаслуженно обижал молодую жену, несправедлив был к ней. Эх, соображает он, если бы был живой, точно бы покаялся. Глядь, а этот штабист-майор уже пробирается к Алле в спальню...
Такого настоящий полковник перенести уж никак не мог — схватился за пистолет и...проснулся, словно по команде.
Фу, что только ни приснится!
Пощупал рукой — слава Богу: и рогов нет, и Алла рядом. И люстра вроде цела.
Наутро майору на всякий случай строгое взыскание наложил.
Но с того времени ревновать Аллу перестал.
Всё же хорошая она была во сне.
