Sergei Medvedev: Люди превращаются в ресурс, биомассу

Самое важное, что в последний год произошло с Россией – это никакие не балаганные выборы, не теракты, не Вагнер, не Чечня с Ингушетией, а пытки в полиции и тюрьме.

Я думаю, что в последний год самое важное, что произошло с Россией – это никакие не балаганные выборы, не теракты, не Вагнер, не Чечня с Ингушетией, а пытки в полиции и тюрьме (кажется, и Кирилл Рогов (Kirill Rogov) то же самое писал). Вот и последний репортаж Дождя из Иркутска, где нежеланному свидетелю опера просто сняли кожу с лица и убили, и его сестра ведет корреспондента на кладбище и запросто об этом рассказывает. Я непрерывно думаю об этом, это рукотворный ад на расстоянии вытянутой руки, за соседней стеной, это наш домашний Освенцим, сегодня и ежедневно. Я понимаю, что все это традиция, восходящая еще к ГУЛАГу, приглушенная в хрущевско-брежневские времена и вернувшаяся в 90е и особенно в последние 10-15 лет, (так ли Алексей Федяров?) понимаю, что лишь благодаря соцсетям приоткрылась завеса и стали слышны крики. И все же мне кажется, что именно сейчас, в последние 5 лет, происходит нормализация и рутинизация пыток (вот и в последнем опросе «Новой» чуть не 10 процентов населения считают это правильным и применимым), и дело не только в оборзелости и безнаказанности ментов. Пытки – это низовая, трудовая биополитика, народная изнанка биополитики власти (закон Димы Яковлева, анти-гейские законы, ползучий запрет на аборты, пенсионная реформа, и видимо, возвращение смертной казни вместе с неминуемым выходом из Совета Европы).

Биополитика – это мостик, недостающее звено на переходе от гибридного авторитаризма 90х и нулевых к жесткому авторитаризму 2010х (с 2012г, если быть точнее, с разгона Болотной). От контракта с обществом власть переходит к телесным практикам управления обществом, люди превращаются в ресурс, биомассу, которую надо вытеснять с площадей, паковать в автозаки, принуждать к размножению в бетонных клетках новых ЖК, чтобы рожали новых солдат, облагать новыми налогами, лишать советских социальных завоеваний (здравоохранение, образование), а теперь еще и заставлять работать на государство до самой смерти. И пытки в этом ряду – не эксцесс, а стихийный ответ рядовых исполнителей на эту биополитику; они, конечно, не санкционированы сверху, но являются элементом управления бессловесным коллективным телом, как, например побои и дедовщина в армии. Потому что русский человек должен бояться даже самой возможности контакта с репрессивной машиной.

Важная часть биополитики – война, идея войны и оружия, все эти зарницы, боевые вахты, памятники Калашникову, парк «Патриот», танки на рок-фестивалях, Донбасс, Сирия, радостное ожидание ядерного апокалипсиса. Людям внушается мысль, что они лишь пушечное мясо, заправка для биореактора, что миром правит насилие – и эта тотальная война Росси с миром и государства с собственным населением проецируется и инстиллируется в отдельные ОВД, СИЗО и ИК. Биополитика начинается в программе Киселева и в ток-шоу про Украину с дракой – а кончается иголками под ногти и электропроводом к яйцам.

(Как сказал бы старик Лимонов, сам еще тот биополитик со стажем, «это моя проповедь ко Дню Народного единства»).