Рустам Батыр: «Многоженство – мерило отношения России к мусульманам»
Делать вид, что полигамии не существует, не просто ошибочно, но и опасно
Казалось бы, какая разница чиновникам и законодателям, как люди устраивают личную жизнь? Но нет! Им непременно нужно засунуть казенный нос в трусы граждан и проконтролировать процессы, протекающие под одеялом обывателей, дабы там все происходило так, как чиновникам заблагорассудилось увидеть. О возможных негативных последствиях этого предупреждает постоянный автор «БИЗНЕС Online».
Многоженцами в исламском мире, в том числе и среди татар, всегда было мизерное меньшинство
Российский новостной интернет-проект «Mash» опубликовал сюжет о мусульманской семье из Подмосковья, в которой жена усердно ищет мужу еще одну вторую половинку. Любопытным оказалось в этой паре и то, что супруга (Наргиза Тлеумбетова), будучи атеисткой из светской мусульманской семьи, приняла ислам под влиянием своего избранника (Сергея Мозолева) — русского мусульманина. Тлеумбетова, если верить ее собственным словам, так прониклась идеей найти суженому вторую жену, что завела даже специальный блог, посвященной этой теме, через который и выуживает из сети потенциальных кандидаток на право делить с ней брачное ложе одного на двоих супруга.
История закономерно вызвала неоднозначную реакцию у интернет-сообщества. Одни обвиняют пару в том, что, дескать, они на самом деле вовсе не ищут вторую жену в семью, а заняты исключительно пиаром и хайпом. При этом отдельные критики советуют Тлеумбетовой сходить к психотерапевту, особенно в свете ее проблемных отношений с родными, с которыми она за поисками второй жены порвала всякую связь. Другие же, напротив, восхищаются смелостью и откровенностью возлюбленных и закидывают искателей двоеженства завистливыми лайками. Однако как бы ни выглядела эта история с точки зрения, так сказать, светской хроники, она имеет важное общественное значение, ибо вновь привлекла внимание к проблеме полигамии.
Читатели могут справедливо возразить, что у мусульманского сообщества России есть куда более актуальные проблемы, чем эта. Действительно, бессмысленно спорить с тем, что многоженцами в исламском мире, в том числе и среди татар, всегда было мизерное меньшинство, ведь полигамия — вовсе не обязанность в исламе, а всего лишь допустимая возможность. Многоженцы никогда не составляли и при всем желании не составят хоть сколько-нибудь значительный процент исламской уммы, ведь демографические ограничения никто не отменял. Они всегда будут представлять собой исключение из общей массы.
Но разве исключение не может определять мейнстрим, ту повестку, которая касается всех? Возьмем, к примеру, тех же геев. Их совокупное число — кот наплакал. И тем не менее вопрос геев превратился сегодня в ту архимедову точку, в опоре на которую переворачивается вверх дном весь современный мир. Почему так происходит? Да потому, что вопрос легализации однополых браков имеет ввиду куда большее чем-то, что лежит на поверхности. За ним стоит вопрос о расширении границ свободы человека, которое так необходимо в бурно меняющейся действительности. Точно так же и многоженство — это не вопрос узкой кучки прямо заинтересованных в нем людей, а вопрос, имеющий отношение к той же самой свободе личности и к проблеме принятия инаковости другого — ключевой теме для многонациональной России.
Чиновникам и законодателям непременно нужно засунуть казенный нос в трусы граждан
Дискуссия о многоженстве обычно ведется в этической плоскости. Другими словами, мы, как правило, рассуждаем на эту тему в духе «Что такое хорошо и что такое плохо?». У обеих сторон — противников и сторонников многоженства — есть сильные аргументы как «за», так и «против» подобной формы брака. Однако этика вещь субъективная и во многом оценочная, как говорится, что русскому хорошо, то немцу смерть. Пытаться затащить других в свой этический лагерь — не самое умное занятие.
Гораздо продуктивнее смотреть на проблему многоженства отстраненно, безоценочно — просто как на факт общественной жизни. Так, например, поступил Руслан Аушев, когда в 1999 году подписал указ о легализации полигамных браков в Республике Ингушетия. В своем решении глава региона исходил из того, что основная часть его жителей исторически исповедует ислам, и многоженство в их среде имеет место быть, нравится это кому-то или нет. Что в таком случае должно было сделать государство? Регулировать де-факто существующие общественные отношения, дабы защитить хотя бы имущественные интересы их участников. Аушев, собственно, это и сделал. Однако затем наступил период «вертикали власти», и от Ингушетии потребовали ликвидировать правовую норму о полигамии. Исчезли ли от этого сами браки? Нет. Они просто из легализованной на время формы утекли обратно в серую зону.
Отмахиваться от полигамии, делая вид, что ее не существует — путь не просто ошибочный, но и опасный. Казалось бы, какая разница чиновникам и законодателям, как люди устраивают личную жизнь. Но нет! Им непременно нужно засунуть казенный нос в трусы граждан и проконтролировать процессы, протекающие под одеялом обывателей, дабы там все происходило так, как чиновникам заблагорассудилось увидеть. В этом то и таится опасность. Когда государство в сугубо этическом споре занимает одну из сторон, ни к чему хорошему это привести не может, ибо следствием такой государственной ангажированности становится неизбежное превращение части российских граждан в изгоев и отверженных. Сказанное касается не только того мизера, который непосредственно вовлечен в полигамные отношение, но всех тех, кто себя ассоциирует себя с исламской традицией, благословляющей подобные браки. Запрещая полигамию, которая веками существовала среди отечественных мусульман, государство как бы им говорит: «Вам здесь не место, ваших традиций мы не признаем!».
Таким образом, усилиями государства в обществе насаждается ксенофобия, а вместе с ней разрушается конституционный принцип федерализма как ориентир общественного устройства страны.
Государство должно выпустить из тисков личную жизнь граждан
Однако у легализации полигамии есть и другая сторона. Мусульмане часто ведут себя, словно малые дети, которые успели выучить одно единственно слово: «Дай!». Мусульмане требуют реализации своих прав, порой забывая, что светское государство не может, да и не должно менять свои законы в угоду лишь одной конфессиональной группы. Поэтому ошибка Аушева заключалась в том, что, легализуя в Ингушетии многоженство, он оговорил максимальное число законных жен до четырех — так, как это прописано в шариате. Поэтому его совершенно справедливо обвинили в том, что он протащил в свод светских законов чистую религиозную норму, которую и потребовали устранить, как несовместимую с принципом светскости.
У мусульман (как, впрочем, и у представителей других религий) не должно быть никаких привилегированных прав. Поэтому проблема многоженства должна решаться не через легализацию шариата, а с помощью других подходов, которые бы учитывали интересы всех граждан, вне зависимости от исповедуемой ими религии и этического мировоззрения в целом. Такое возможно только в том случае, если государство выпустит из тисков личную жизнь граждан, предоставив им возможность самим заниматься ею, а не по предписанному государственному лекалу. На практике это будет означать допустимость многоженства, многомужества и всех иных форм совместной жизни людей, включая так называемые шведские семьи. За государством должно оставаться лишь регулирование возникающих имущественных отношений, а также защита прав детей. Кто и как кувыркается в постели, не должно волновать чиновников. Пусть занимаются своими простынями.
Тогда почему в России все обстоит иначе? Потому что мы светское государство лишь де-юре, но не де-факто. Аушеву не дали засунуть шариатский нос под одеяло граждан не ради защиты светскости, как декларировалось, а лишь от того, что там уже торчал другой нос — очень похожий на православный. Президенту Ингушетии строго настрого сказали, что четыре жены никому иметь нельзя, ибо государство по многовековой привычке ее центральных губерний хочет, чтобы граждане на территории всей страны строили семьи исключительно по православной модели: один муж — одна жена. К подлинной светскости ни то, ни другое не имеет никакого отношения. Это конкуренция носов находится вне ее поля.
Вторые жены, которые являются таковыми лишь в силу никаха, абсолютно беззащитны в правовом плане
Многоженство — это маркер признания мусульман неотъемлемой частью российской цивилизации. Увы, пока данный маркер показывает, что мы здесь не до конца свои люди. Однако справедливости ради нужно сказать, что мусульмане ничем не лучше длинноносых законодателей. Мы ведь тоже не принимаем инаковости другого. Себе мы кричим: «Дай!», а тому же ЛГБТ-сообществу показываем фигу в кармане и даже мысли не допускаем, что бы его представители на законных основаниях устраивали бы личную жизнь.
Прохристианская позиция государства в вопросах брака на пустом месте создает проблемы гражданам России. Слава Богу, сейчас за двоеженство хотя бы не преследуют. Но факт остается фактом: вторые жены, которые являются таковыми лишь в силу никаха, абсолютно беззащитны в правовом плане. Вторая жена не может рассчитывать на наследство от мужа, ибо в глазах закона у нее не было совместно нажитого имущества, она не может навестить супруга в тюрьме и так далее. Всеми этими привилегиями будет пользоваться первая — законная (де-юре единственная) — жена. Поэтому когда ксенофобы говорят, что, мол, мусульмане могут читать никах с любым числом женщин, то все такие заявления не более чем лже-аргументы. Никах не обладает юридической силой. А именно для нее и нужна печать в паспорте. Отказ же государства регистрировать объективно существующие отношения — абсурд и издевательство над собственными гражданами в чистом виде.
Так что, история Тлеумбетовой и Морозова, декларирующих желание ввести в семью вторую жену — это в лучшем случае самообман. Никакой второй жены не будет. Будет лишь иллюзия этого.