(Часть первая)

В годы Второй мировой войны вынужденная взаимозависимость и «товарищество по оружию» Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Британской империи, образовавших антигитлеровскую коалицию перед лицом общего врага, частично подавляли, но не отменяли конфликт национально-государственных интересов, который естественным образом проистекал из несовместимости общественно-политических укладов, идеологических целеполаганий, культурно-исторических архетипов и традиций.

Ленд-лиз не был благотворительностью 

Успех трехсторонних переговоров, более известных как «Миссия Бивербрука-Гарримана» или как Московская конференция, проходившая с 29 сентября по 1 октября 1941 года, был предопределен во многом тем, что непримиримые идеологические противники Советского Союза – Британская империя и США – были всерьез обеспокоены тем, что дивизии вермахта уже стояли на подступах к Москве, и потому возможности для англосаксов сражаться с фашистской Германией до последнего русского солдата, по их расчетам, таяли с каждым днем.

Вашингтон и Лондон, как отмечал корреспондент лондонской «Таймс» в Москве в заметке от 2 октября с заголовком «Избегли бюрократических проволочек» (Avoidance of red tape), согласились поставлять в СССР для «разгрома гитлеровских армий на восточном фронте» всё необходимое, а именно: большое количество боеприпасов, вооружений и станков.

Автор корреспонденции приводит мнение экспертов военных миссий, которые определяли номенклатуру поставок. На них «большое впечатление произвела умеренность российских требований, факт, который, по-видимому, демонстрировал успех экономики страны, которая смогла выдержать и абсорбировать шок от первоначального германского удара»

Автор делает вывод, что именно «эта скромность российских запросов была одним из главных факторов, способствовавших быстрому завершению работы» военных экспертов.

Следствием успешного завершения «Миссии Бивербрука-Гарримана» стала готовность администрации Франклина Делано Рузвельта распространить на СССР действие Закона о ленд-лизе. Однако среди американских законодателей на Капитолийском холме, которым предстояло одобрить решения Московской конференции, не было единодушия.

В статье «Ленд-лиз и Россия» с подзаголовком «Оппозиция в Конгрессе», опубликованной в том же номере «Таймс», упомянута группа законодателей, намеревавшихся протащить поправку к закону, которая бы «недвусмысленно запрещала использование какой-либо части (ленд-лиза) в интересах русских».

Многое объясняет особенность момента: оппозиция ленд-лизу среди сенаторов проявилась в октябре – до того, как 7 декабря японские бомбардировщики совершили налет на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор на гавайском острове Оаху.

Вероломное нападение союзницы фашистской Германии не позволило реализовать стратегию «отсидеться за океаном», пока в Европе бушует масштабная война и все основные соперники Соединенных Штатов, как идеологические, так и геополитические, включая Британскую империю, были вынуждены расходовать свой военно-стратегический, финансово-экономический и демографический потенциал. В итоге позор Перл-Харбора вынудил администрацию США вступить в войну против стран Оси.

Автор лондонской «Таймс» предсказывал, что противники ленд-лиза на Капитолии будут пытаться предотвратить сценарий, когда Рузвельт откажется от политики нейтралитета, отодвинет в сторону изоляционистов и пойдет наперекор общественному мнению.

Это факт, что 95% американцев в сентябре 1939 года, когда Германия напала на Польшу, на вопрос, заданный Американским Институтом Дж. Гэллапа: «Должны ли мы объявить войну и отправить нашу армию и флот за границу сражаться с Германией?» ответили: «Нет».

Насколько эффективными оказались поставки по ленд-лизу? Итоговая статистика впечатляет: 18 тысяч самолетов, 12 тысяч танков, 15 миллионов пар сапог и т.д. Однако фактор времени был во многом решающим – так, перед началом первой крупной оборонительно-наступательной операции (Битва под Москвой) американцы поставили в СССР всего около 200 самолетов, что составляло менее 1% нашей боевой авиации на этом ТВД.

Не стоит забывать, что принятый в марте 1941 года Закон о ленд-лизе предусматривал оплату всех товаров военного и гражданского назначения, которые уцелеют к исходу войны. Таким образом, ленд-лиз не был в чистом виде благотворительностью.

Как откровенно написал автор «Таймс», распространение положений Закона о ленд-лизе на СССР могло быть обусловлено решением президента США о том, что «Советский Союз является страной, чья защита представляется «жизненно необходимой» для защиты Соединенных Штатов».

Наконец, стоит помнить, что долг за ленд-лиз был окончательно покрыт в рамках расчета с Парижским клубом уже не СССР, а Российской Федерацией только 21 августа 2006 года.

Открытие второго фронта 

«Вопрос о втором фронте, вероятно, будет обсуждаться историками в течение многих лет». Таким предсказанием начинается материал в журнале «Тайм» от 28 сентября 1942 года под заголовком «Разобщенные нации». Автор выстраивает хронологию обсуждения этой темы на высшем государственном уровне. «Первое публичное обращение России о создании второго фронта поступило от Максима Литвинова (в 1941-1943 годах посол СССР в США) 14 месяцев назад».

Официальному обращению предшествовала встреча нового советского посла, еще даже не вручившего верительные грамоты, с президентом США Франклином Рузвельтом на следующий день после нападения японцев на Перл-Харбор. Американцы зондировали почву: нельзя ли им использовать советские аэродромы на Дальнем Востоке для пополнения запасов горючего и боеприпасов для дальнейших ударов по Японии. Согласие СССР означало бы объявление войны Японии и следом ведение боевых действий на два фронта в тот момент, когда гитлеровские войска накатывались волнами на оборонительные рубежи под Москвой.

В телеграмме наркома иностранных дел Вячеслава Молотова послу М.М. Литвинову от 10 декабря 1941 года сформулирована позиция СССР для того, чтобы довести ее до сведения администрации США. В этом документе, в частности, сказано:

«В настоящий момент, когда мы ведём тяжёлую войну с Германией и почти все наши силы сосредоточены против Германии, включая сюда половину войск с Дальнего Востока, мы считали бы неразумным и опасным для СССР объявить теперь состояние войны с Японией и вести войну на два фронта. Советский народ и советское общественное мнение не поняли бы и не одобрили бы политики объявления войны Японии в настоящий момент, когда враг ещё не изгнан с территории СССР, а народное хозяйство СССР переживает максимальное напряжение». 

Необходимо отдать должное президенту Рузвельту, который заявил, что сожалеет о таком решении Москвы, но на месте Советского Союза поступил бы аналогичным образом.

К концу сентября следующего года, сообщал журнал «Тайм», уже было известно, что летом Лондон и Вашингтон достигли полного взаимопонимания «в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году».

Подразумевались договоренности Вашингтона и Лондона, закрепленные в ходе Второй Вашингтонской конференции, которая проходила с 19 по 25 июня 1942 года.

В действительности, США и Британская империя приняли решение о проведении совместной англо-американской десантной операции в Северной Африке. «Русские не усвоили, – подчеркивал автор статьи в «Тайм», что высказывания англосаксов следует воспринимать с некоторой долей скептицизма». По его мнению, Уинстон Черчилль попытался подсластить пилюлю, когда в том же сентябре в своей речи «превозносил Россию, запоздало признавая различия во мнениях. Но все это было печальным наглядным примером сложности отношений между Вашингтоном, Лондоном и Москвой».

Скорее всего, автор «Тайм» не обладал всей полнотой информации об истинной позиции британского премьер-министра. 18 декабря 1941 года, через 11 дней после нападения Японии на Перл-Харбор, Черчилль выпустил меморандум, где представил свое стратегическое видение будущего хода войны со странами Оси.

Иван Майский, возглавлявший дипломатическую миссию СССР в Великобритании (1932-1943 гг.), в книге «Воспоминания советского посла» приводит сформулированные Черчиллем предварительные условия открытия второго фронта в Северной Франции.

Их всего (!) семь: «1. Если действия англо-американцев на Тихом океане и в Атлантике будут успешны; 2. Если Британские острова останутся целыми и будут превосходно защищены от опасности вторжения; 3. Если все побережье Африки от Дакара до Суэцкого канала и, дальше, до побережье Малой Азии вплоть до турецкой границы, окажется в англо-американских руках; 4. Если Турция, хотя бы и не воюя, окончательно включится в англо-американо-советский фронт; 5. Если Англия, США и СССР будут иметь в воздухе решительный перевес над врагом; 6. Если позиции СССР будут надежно стабилизированы; 7. Если англо-американские войска станут прочной ногой в Сицилии и Италии…»

Далее следовало резюме Черчилля: «Вот, если все это случится, можно будет наносить врагу удар в Северной Франции, да и то не раньше лета 1943 года».

Возвращаясь к статье в «Тайм», необходимо признать, что и подбор информации, и стилистика выдавали изначально доброжелательный подход к тем испытаниям, что выпали на долю советского народа.

Показателен такой пассаж: «Почти любой мог бы согласиться с банкиром и государственным деятелем Томасом У. Ламентом, который написал: «Россия вынесла жар и бремя кровавой битвы на суше… Сегодня смерть стучится в дверь России… Единственная возможная дань уважения, которую мы можем ей отдать, – это сделать все, что в наших силах, чтобы облегчить ее агонию. И именно таким образом мы усиливаем сопротивление, которое уменьшит давление на нас самих».

Наравне с констатацией непреодолимых разногласий («до сих пор государственные деятели в Лондоне, Вашингтоне и Москве даже не смогли развить взаимопонимание и откровенность между своими столицами и народами») журнал «Тайм» выдает свои опасения, что СССР, разочаровавшись в не держащих свое слово союзниках, мог бы переметнуться на другую сторону. Цитата: «Иосифу Сталину могло показаться весьма логичным разорвать свои связи с США и Великобританией и посмотреть на непосредственные реалии своего нового положения, включая вероятность того, что и Германия, и Япония были бы рады договориться на выгодной основе».

Такая логика отражает «гибкий» подход изворотливых американских стратегов и обозревателей к международным делам, когда едва ли главным критерием при выборе внешнеполитического курса являются не этические принципы, а «выгода».

Распределение сфер влияния 

В условиях неизменного и неизбежного соперничества крупных держав нет ничего удивительного в их стремлении обезопасить свои границы и интересы созданием альянсов из дружественных и/или зависимых стран, стран-сателлитов, а также буферных зон и санитарных кордонов, что укладывается в концепцию сфер влияния. Не были исключением и страны антигитлеровской коалиции, которые будучи ситуативными союзниками в борьбе с общим врагом продолжали находиться в отношениях, по английскому выражению, «любви и ненависти одновременно».

Нельзя исключать, что после завершения 2 февраля 1943 года Сталинградской битвы и пленения частей 6-й армии генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса, в Вашингтоне осознали, что гитлеровская военная машина не способна сломить Советский Союз, а следовательно, нужно строить планы уже не на то, как выиграть войну, а на то, чтобы не проиграть послевоенный мир.

25 августа 1943 года под заголовком «Лондон и Вашингтон обеспокоены русскими» выходит статья Рэймонда Клэппера в «Уилмингтон Морнинг Стар», старейшей ежедневной газете штата Северная Каролина. Время появления статьи не менее симптоматично. 23 августа завершилась Курская битва, итогом которой стали сорванное наступление противника и разгром крупной группировки его войск. Перелом в ходе войны на русском фронте стал очевиден, а переход в контрнаступление Красной армии необратимым.

До завершения войны в Европы оставалось еще более полутора лет, но американский журналист уже поднимал вопросы о том, в какой мере будут учтены интересы англосаксонских стран.

С одной стороны, автор отмечает: «Россия подтверждает свою привилегию предпринимать независимые действия. Принимая во внимание гигантскую роль, которую Россия играет в войне, и количество крови, которую она заплатила, требования о втором фронте естественны».

С другой стороны, автор пробрасывает мысль о том, что «сотрудничество с Россией необходимо как для победы, так и для реального контроля мирного времени». Что подразумевалось под «контролем мирного времени»? Следующее предложение расставляет точки на «i»: «Независимо от наших желаний, амбиции России будут определять порядок урегулирования в некоторых регионах, таких как страны Балтии. Кто ее остановит? Никто».

Вновь, как и сразу по следам нападения на военно-морскую базу в Перл-Харбор, поднята тема участия СССР, которую неизменно называют в публикациях Россией, в войне против Японии. Автор полагает, что можно рассчитывать на использование американскими самолетами советских аэродромов на Дальнем Востоке, потому что – следите за логикой – «Сталин захочет вернуть Порт-Артур и другие бывшие российские территории в Тихоокеанском регионе».

Беспокойством по поводу контроля за Ираном (и иранскими месторождениям нефти) проникнут такой пассаж: «Будет ли Россия настаивать на том, чтобы пройти через Иран к Персидскому заливу? Американские инженеры разработали масштабные портовые и транспортные сооружения для этого маршрута. Советы недавно удивили британцев, отправив два полка в британскую зону без предварительного запроса разрешения». И наконец, ключевая фраза: «Хочет ли Россия распространить свою сферу влияния на Германию, которая включала бы Берлин?» (Does Russia want a sphere of influence over Germany that would include Berlin?).

Таким образом, уже в конце лета 1943 года для американцев тема распределения сфер влияния, а для британцев – сохранения своей гегемонии над зависимыми странами в их коллониальной империи – стала одной важнейших при планировании послевоенного мира.

Ялта-1945. Смена тональности, но не установок

Слегка иронично-легкомысленная манера изложения результатов Ялтинской конференции, проходившей 4-11 февраля в Ливадии, автором статьи в журнал «Тайм» от 26 февраля 1945 года отражает относительно благостное настроение, воцарившееся после того, как удалось договориться об основных параметрах послевоенного статуса Германии и мироустройства.

Посвященная серьезной проблематике, о чем свидетельствует заголовок – «Последствия Ялтинской конференции для будущего», эта заметка открывается смелым умозаключением: «В этом нет сомнений – русские меняются».

Присутствовавший на том судьбоносном форуме корреспондент «Тайм» вписал в своей репортаж сочные детали: «Сталин издевался над фото и- кинокамерами, и явно любил щеголять в своей отменной серой униформе. Его запас английских фраз пополнился. Выражения «Ну и что?» и «Вы это сказали» добавились к предыдущим: «Туалет вон там!» и «Что, черт возьми, здесь происходит?».

Положительным моментом, как следует из публикации, стала демонстрация доверия друг к другу трех мировых лидеров: «Сталин, Рузвельт и Черчилль прямо заявили, что три державы, которые “сделали победу возможной и несомненной”, предложили себя в качестве управляющих этой победы. Единство Большой Тройки с этой целью было приравнено к «священному обязательству, которое наши правительства несут перед нашими народами и перед всеми народами мира».

Вместе с тем корреспондент «Тайм» увидел для западных лидеров угрозу в «укоренившейся отчужденности членов Политбюро и других членов советской иерархии, которые считают, что Россия слишком много общается с иностранцами». То была, скорее, не угроза, а неудобство. Подлинной угрозой будущему послевоенному партнерству были заложенные в финальном документе мины замедленного действия.

Примером разногласий служат принципы согласования политики в отношении дальнейшей судьбы Греции и Польши. К договоренности о согласовании мер в отношении проблемных стран добавили поправки, ограничивающие свободу маневра.

Согласие «согласовывать» свои внешнеполитические шаги должно было действовать (1) только «на срок временного периода нестабильности», и (2) державы брали на себя обязательство действовать сообща только в случае достижения единогласия по поводу «особых обстоятельств».

Автор в этом контексте утверждает, что «в лучшем случае поляки были встревожены; в худшем – уверены, что их продали. Но на самом деле продажа поляков произошла много месяцев назад».

Автор вполне объективно оценивает результат переговоров в Крыму: «Даже среди Большой Тройки борьба за власть и сферы влияния не была окончательно отменена в Ялте. Конференцию в Ялте можно было расценивать, как только частичную паузу в гонке за обладание сферами влияния».

Стоит отметить: выражения «сферы влияния» или «сферы интересов» не были заметны в публичных высказываниях советских руководителей, тем не менее, они не пребывали в иллюзиях относительно того, на каких опорных конструкциях стоит и продолжает строиться окружающий их мир, еще не выпроставшийся из пут колониального владычества и имперского мышления.

Автор: Владимир Михеев