Дмитрий Быков (комментарии) // "Facebook", 15 декабря 2018 года
Nikolai Rudensky («Facebook», 15.12.2018):
Дмитрий Львович Быков: "Великие авторы советской эпохи, республиканские авторы - это Василь Быков в Белоруссии… это, конечно, Чингиз Айтматов в Киргизии… он (Айтматов) многое мог позволить себе дорассказать, что не проскакивало или с трудом, обдирая себе шкуру, проходило в центральной России. Потому что там (в республиках) это списывалось на местный колорит, на перегибы, на что-то такое. Или «Прощай, Гульсары!». Очень многое было можно рассказать из того, что замалчивалось. Не будем забывать, что ведь «Буранный полустанок», в котором тоже очень многое сказано о коллективизации и репрессиях, был напечатан в 1980 году… В центральной России, я думаю, такая мера откровенности была не проханже".
Я не так уверен, что на советской национальной периферии цензурные условия были более благоприятными, чем в центре. И во всяком случае, насколько я помню, названные произведения Айтматова (а также острые повести Быкова) публиковались в журнале "Новый мир" – в самой что ни на есть центральной России.
Дмитрий Львович Быков: "Великие авторы советской эпохи, республиканские авторы - это Василь Быков в Белоруссии… это, конечно, Чингиз Айтматов в Киргизии… он (Айтматов) многое мог позволить себе дорассказать, что не проскакивало или с трудом, обдирая себе шкуру, проходило в центральной России. Потому что там (в республиках) это списывалось на местный колорит, на перегибы, на что-то такое. Или «Прощай, Гульсары!». Очень многое было можно рассказать из того, что замалчивалось. Не будем забывать, что ведь «Буранный полустанок», в котором тоже очень многое сказано о коллективизации и репрессиях, был напечатан в 1980 году… В центральной России, я думаю, такая мера откровенности была не проханже".
Я не так уверен, что на советской национальной периферии цензурные условия были более благоприятными, чем в центре. И во всяком случае, насколько я помню, названные произведения Айтматова (а также острые повести Быкова) публиковались в журнале "Новый мир" – в самой что ни на есть центральной России.
из комментариев:
Дмитрий Львович Быков: Существовала квота на публикации национальных авторов, потому и публиковались. Республиканские авторы как доказательство триумфа культурной политики имели негласное преимущество. Айтматов, Быков и Думбадзе могли позволить себе больше.
Дмитрий Львович Быков: И то Быков ни разу не смог перепечатать «Мертвым не больно»
Nikolai Rudensky: Дмитрий Львович Быков Ну вот. В центральной России напечатал, а в Белоруссии перепечатать не смог. О том и речь.
Дмитрий Львович Быков: Николай Руденский но если бы не был белорусским прозаиком, не напечатал бы вообще
<…>
Дмитрий Львович Быков: Это уж не говоря о том, что Параджанов мог работать только на республиканских студиях, но это кино, вопрос другой. И легендарный номер Звезды Востока в помощь жертвам землетрясения включил все то, что не проходило в Москве
Дмитрий Львович Быков: А «Собор» Гончара и «Евангелие от Иуды» Короткевича вообще не переводились на русский до перестройки
Nikolai Rudensky: Ну да, возможно. В целом это вопрос сложный. Однако у вас речь идет именно об Айтматове (и еще упоминается Быков) - а они публиковались в Москве и проходили через московскую цензуру.
Дмитрий Львович Быков: Они проходили московскую цензуру потому, что были республиканскими авторами. Им дозволялась не только социальная критика, но и определённый авангардизм. И попробуйте представить себе роман о наркотрафике в исполнении московского литератора
Nikolai Rudensky: И думаю, что никакая квота на национальных авторов, если она и была, не побудила бы Главлит и ЦК пропустить то, что они сочли бы крамольным.
Дмитрий Львович Быков: Николай Руденский вопрос не только в том, что решал главлит. Вопрос в том, что мог себе позволить представитель национальной культуры: Иоселиани и Абуладзе в Грузии, например. Никакой Мосфильм не запустил бы Покаяние, если бы не личное покровительство Шеварднадзе
Nikolai Rudensky: Дмитрий Львович Быков Конечно, бывало и такое. Но ведь и "Один день" не напечатали бы без личного одобрения Хрущева - а тут национальный фактор ни при чем.
Дмитрий Львович Быков: Николай Руденский Айтматову везде была зелёная улица, как и Гамзатову, как и Думбадзе. И потому в республиканских журналах печатали Мандельштама, а в Молдавии напечатали «Новенький как с иголочки» Окуджавы, о нищей послевоенной деревне, хотя в Москве ему в это время поставили прочный блок на любые публикации
Дмитрий Львович Быков: Николай Руденский и попробуйте представить Монумент Ветемаа в исполнении московского прозаика на московском материале
Nikolai Rudensky: Дмитрий Львович Быков К стыду своему, не знаю этого произведения. Возможно, так и есть. Но вот, например, "Созвездие Козлотура", изданное в Сухуми, вы можете себе представить?
Дмитрий Львович Быков: Николай Руденский легко. Издавались же в Грузии Чиладзе и Панджикидзе, а Думбадзе сумел даже напечатать Белые флаги - о незаконных посадках
<…>
Yuri Albert: В изобразительном искусстве такое было. Так как соцреализм - это национальное по форме, социалистическое по содержанию, то многие формальные вольности списывались на национальную форму. Другое дело, что все равно получалось в основном говно, только пестренькое. Впрочем, и в литературе, думаю, то же самое.
Дмитрий Львович Быков: Yuri Albert да все в основном говно, как учит Старджон
<…>
Lev Levin: А Юрий Трифонов тоже проходил московскую цензуру как республиканский автор?
Дмитрий Львович Быков: Lev Levin Юрий Трифонов нашёл такой способ письма, о котором в этой же программе рассказано выше
<…>
Vadim Vildshteyn: А Максим Шевченко сказал как-то так: "Мандельштаму дали всего 5 лет, когда других расстреливали, просто он оказался слабого здоровья."
Дмитрий Львович Быков: Vadim Vildshteyn это не имеет отношения к предмету разговора
Vadim Vildshteyn: Дмитрий Львович Быков И Вы и Шевченко пытаетесь рассказать Нам читателям и слушателям, что в СССР не всё было плохо, иногда даже хорошо и отлично. В этом Вашем утверждении есть эмоциональная правда детства и фактическая ложь о реальной жизни.
Дмитрий Львович Быков: Vadim Vildshteyn я рассказываю вам о другом, но вы понимаете это в меру своих возможностей и пристрастий. К сожалению, это неизбежно
Дмитрий Львович Быков: Существовала квота на публикации национальных авторов, потому и публиковались. Республиканские авторы как доказательство триумфа культурной политики имели негласное преимущество. Айтматов, Быков и Думбадзе могли позволить себе больше.
Дмитрий Львович Быков: И то Быков ни разу не смог перепечатать «Мертвым не больно»
Nikolai Rudensky: Дмитрий Львович Быков Ну вот. В центральной России напечатал, а в Белоруссии перепечатать не смог. О том и речь.
Дмитрий Львович Быков: Николай Руденский но если бы не был белорусским прозаиком, не напечатал бы вообще
<…>
Дмитрий Львович Быков: Это уж не говоря о том, что Параджанов мог работать только на республиканских студиях, но это кино, вопрос другой. И легендарный номер Звезды Востока в помощь жертвам землетрясения включил все то, что не проходило в Москве
Дмитрий Львович Быков: А «Собор» Гончара и «Евангелие от Иуды» Короткевича вообще не переводились на русский до перестройки
Nikolai Rudensky: Ну да, возможно. В целом это вопрос сложный. Однако у вас речь идет именно об Айтматове (и еще упоминается Быков) - а они публиковались в Москве и проходили через московскую цензуру.
Дмитрий Львович Быков: Они проходили московскую цензуру потому, что были республиканскими авторами. Им дозволялась не только социальная критика, но и определённый авангардизм. И попробуйте представить себе роман о наркотрафике в исполнении московского литератора
Nikolai Rudensky: И думаю, что никакая квота на национальных авторов, если она и была, не побудила бы Главлит и ЦК пропустить то, что они сочли бы крамольным.
Дмитрий Львович Быков: Николай Руденский вопрос не только в том, что решал главлит. Вопрос в том, что мог себе позволить представитель национальной культуры: Иоселиани и Абуладзе в Грузии, например. Никакой Мосфильм не запустил бы Покаяние, если бы не личное покровительство Шеварднадзе
Nikolai Rudensky: Дмитрий Львович Быков Конечно, бывало и такое. Но ведь и "Один день" не напечатали бы без личного одобрения Хрущева - а тут национальный фактор ни при чем.
Дмитрий Львович Быков: Николай Руденский Айтматову везде была зелёная улица, как и Гамзатову, как и Думбадзе. И потому в республиканских журналах печатали Мандельштама, а в Молдавии напечатали «Новенький как с иголочки» Окуджавы, о нищей послевоенной деревне, хотя в Москве ему в это время поставили прочный блок на любые публикации
Дмитрий Львович Быков: Николай Руденский и попробуйте представить Монумент Ветемаа в исполнении московского прозаика на московском материале
Nikolai Rudensky: Дмитрий Львович Быков К стыду своему, не знаю этого произведения. Возможно, так и есть. Но вот, например, "Созвездие Козлотура", изданное в Сухуми, вы можете себе представить?
Дмитрий Львович Быков: Николай Руденский легко. Издавались же в Грузии Чиладзе и Панджикидзе, а Думбадзе сумел даже напечатать Белые флаги - о незаконных посадках
<…>
Yuri Albert: В изобразительном искусстве такое было. Так как соцреализм - это национальное по форме, социалистическое по содержанию, то многие формальные вольности списывались на национальную форму. Другое дело, что все равно получалось в основном говно, только пестренькое. Впрочем, и в литературе, думаю, то же самое.
Дмитрий Львович Быков: Yuri Albert да все в основном говно, как учит Старджон
<…>
Lev Levin: А Юрий Трифонов тоже проходил московскую цензуру как республиканский автор?
Дмитрий Львович Быков: Lev Levin Юрий Трифонов нашёл такой способ письма, о котором в этой же программе рассказано выше
<…>
Vadim Vildshteyn: А Максим Шевченко сказал как-то так: "Мандельштаму дали всего 5 лет, когда других расстреливали, просто он оказался слабого здоровья."
Дмитрий Львович Быков: Vadim Vildshteyn это не имеет отношения к предмету разговора
Vadim Vildshteyn: Дмитрий Львович Быков И Вы и Шевченко пытаетесь рассказать Нам читателям и слушателям, что в СССР не всё было плохо, иногда даже хорошо и отлично. В этом Вашем утверждении есть эмоциональная правда детства и фактическая ложь о реальной жизни.
Дмитрий Львович Быков: Vadim Vildshteyn я рассказываю вам о другом, но вы понимаете это в меру своих возможностей и пристрастий. К сожалению, это неизбежно