Прожить на пенсию в 16 000 рублей: экономика унижения
Год Свиньи все ближе, а благополучие все дальше
То, что жизнь у нас — штука психологически сложная, не нужно никому объяснять. Народ у нас ушлый, образованный, сам во всем разбирается. Бывает что-то вроде каких-то непоняток, несуразностей, задумчивостей, однако с возрастом проходят и они. И человек, оглянувшись назад, пытается сообразить, какой жизненный путь прошел и что создал полезного для себя, своих детей, внуков, правнуков.
И убеждается, что много чего создал, очень много чего. Начиная от мощнейших электростанций, металлургических заводов, космических ракет и кончая посадкой фруктового дерева в своем личном саду площадью шесть соток. Не зря всю жизнь пахал и заработал «пенсию по старости», не превышающую 163 евро, если в среднем брать по стране.
Это, впрочем, я в среднем взял. А великий писатель взял в общем: «Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва!» — запел вдруг диким голосом Кирюха, поперхнулся и умолк. Степное эхо подхватило его голос, понесло, и казалось, по степи на тяжелых колесах покатила сама глупость».
Цитата из повести «Степь» Антона Павловича Чехова. Она, скорее всего, несколько умозрительно относится к теме этой заметки и в то же время выражает ее содержание. Нечто схожее, но другими словами, выражено и в короткой публикации на одном из русскоязычных сайтов мировой сети: «А еще надо бы серьезно разобраться, сколько людей выживают в якобы благополучной и богатой Москве на так называемую среднюю пенсию, т.е. 16 тысяч рублей в месяц. По-моему, подло называть ее «хорошей» или даже «значительной». Это, по-моему, чистейшей воды липа и дрянь…»
Публикация резкая, неприятная, болезненная, чья-то личная, но, по-моему, далеко не глупая. И соотносится с неожиданной песней Кирюхи в ночной степи. Спорить с ней можно (с 1887 года, когда была написана повесть, больше 130 лет прошло) и, наверное, нужно, однако любой результат ничего не даст: «га-ла-ва» — она и есть «га-ла-ва». И не сметь возражать.
Я не возражаю. Я только хочу для себя выяснить, что такое пенсия в сумме 16 тысяч рублей в месяц.
Должен признаться: сам я в месяц получаю на три тысячи больше. Две дополнительные сотни и 48 копеек ощущения полного благополучия не вызывают. Год Свиньи все ближе, а благополучие все дальше. Еще дальше — мое понимание, откуда берутся эти странные суммы, которые принято официально называть «пенсией по старости». Либо, как кто-то уточнил, «пособием выживающему». Чтобы приятней было в мир иной отойти. Быстро, но не сразу.
Этому и способствует «экономика выживания», или, на мой взгляд, еще более ущербная «экономика унижения». Откуда у меня такая убежденность? Прежде всего — из собственного опыта. А также из схожего опыта нескольких миллионов, похожих на меня.
Более смелые и радикальные эксперименты тоже случаются. Страна наша является страной «многовековых экспериментов над живыми людьми», как однажды заметил выдающийся историк. К тому же у всех на памяти сенсационный опыт одного отважного депутата, сумевшего недавно месяц прожить на три тысячи пятьсот рублей. Я это тоже собирался повторить. Вечером решил, а утром начал. Перед началом себе сказал: «Я что, хуже депутата? Я, что ли, так не могу? Я весь месяц проживу на 3500 рублей, и у меня на день получения следующей пенсии столько денег останется, что смогу купить почти любой сыр, какой захочу, и даже что-нибудь копченое тоже куплю. Я же пока еще живой и сам себя унижать больше не собираюсь!»
И вот, поставив себе такую героическую задачу, я в своей зимней шапке, долгополом пальто, носках и в ботинках на меху из дикого полиакрила пошел в ближайший магазин, у входа в который стоит снеговик и который на несколько ступеней ниже уровня тротуара. И в этом магазине, при первом взгляде на баранину без костей, остро кольнула меня обидная мысль: «Кишка, брат, у тебя тонка!» Но не сдался.
Я пошел в другой магазин, который на несколько ступеней выше уровня тротуара и у входа в который ввысь устремлена искусственная новогодняя елка. И там при внимательном рассмотрении какого-то замороженного судака уколола меня схожая мысль: «Э, брат, кишка-то у тебя действительно слишком тонкая!»
Энтузиазм мой сбавил обороты, но я решил не пасовать. Я, надеясь, что, может быть, мне в конце концов повезет, обошел десять ближайших магазинов и не поленился посетить огромный и шумный продовольственный рынок в двух остановках метро от моего дома. И вернулся назад, купив на этом крикливом рынке десяток куриных яиц, два красных яблока, пучок петрушки и пачку макарон, а жирную бройлерную курицу почему-то не купил.
Таким образом, предпринятый эксперимент провалился, и я, обдумывая основы неудачи, пришел к убеждению, что опыт отважного депутата повторить не выйдет у меня, как бы я ни старался: кишка не та. И в тот же день в мировой сети прочитал, что другой депутат пошел еще дальше. Он решил, что будет теперь жить на 3500 рублей в день, чтобы сильно не похудеть и не утратить трезвости взгляда на российскую реальность. И горячая волна зависти окатила меня! И я пучком петрушки резко ударил по столу и на всю квартиру хотел закричать: «Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва!» Но не закричал. Такое классик в «Степи» написал. Незачем повторяться.
Но повторюсь. С тем, чтобы попробовать прояснить, что такое, на мой взгляд, «экономика унижения». Это, по-моему, весь процесс «выживания доживающего». В Москве. В городе самом благополучном и богатом, как принято о нем думать.
Кто он такой, которого вся эта «экономика» с такой силой и таким постоянством унижает? Он зачем заставляет себя постоянно высчитывать, хватит ли ему рублей, чтобы дожить до следующего пособия «по старости»? А оплатить услуги ЖКХ, которые, как официально объявлено, возрастут в год Свиньи? Как ему приобрести необходимые медицинские препараты и непросроченные продукты питания? Что он будет делать, если у него денег не хватит, чтобы все это приобрести? Полезет ли под матрас, где давно уже ничего нет, кроме воспоминаний о том, что что-то когда-то было?
Жизнь, таким образом, у этого имярека получается не слишком эффективной, но возможной, если этот имярек виртуозно научился экономить на всем что ни попадя. Он все же бывший советский человек со всеми вытекающими особенностями. Про него говорили, что у него самое вольное дыхание из всех возможных на планете. И некий бардак в голове, усиленный его зрелым возрастом. А если по массе взять, то среди «униженных, но очень экономных» встречаются бывшие трактористы, электрики, машинисты, студенты, рабочие, писатели, научные сотрудники, поэты, геологи, художники, искусствоведы, режиссеры, физики, фокусники, математики, биологи, врачи, инженеры, фотографы, социологи, служащие, космополиты… Да мало ли кто еще.
Один из них не так давно поступил, на мой взгляд, выразительно. Он выслал 637 рублей прибавки к пенсии нашему премьер-министру с предложением на них «ни в чем себе не отказывать» во всю ширь души и управленческого таланта. Не сообщили только, дошли эти деньги до премьера или по дороге исчезли в прохладном воздухе ближайшего года дальнейшего обрушения отечественной экономики.
Будет ли этот год отмечен резким возрастанием числа нищающих пенсионеров и прочей голозадой бедноты? Дурацкий вопрос!
Знаю я и такого человека, который, по его словам, пока еще не так сильно чувствует себя униженным и оскорбленным. Он ни за что на свете не хочет соглашаться с тем, что и он теперь в «категории выживающих». Когда ему об этом говорят, он очень раздражается, готов схватиться за какой-нибудь тяжелый слесарный инструмент и добавляет нецензурное слово в отношении канцелярского определения живых людей.
Он утверждает, что «молод душой», «сердцем не стар», и это его основное достоинство. Он по-прежнему носит двубортный пиджак, натуральную фетровую шляпу и вставные зубы. Он гордится тем, что его коллекция записей старинных русских романсов — самая большая в Москве. Он на всякую пенсию решительно готов облокотиться, так как, по его утверждению, пока еще где-то работает по 12 часов в сутки.
Правда, и он стал чаще скучать: возраст дает себя знать. Приходит ко мне, на табуретке молча посидит, потому говорит, что, наверное, я прав, пытаясь разобраться, что такое «экономика унижения», что это за массовая напасть в нашей Москве, считающейся самой богатой и благополучной. И еще говорит: «Пошел я вчера в наш магазин… Дай-ка, думаю, в глаза замороженной осетрине хотя бы издали погляжу…» И так далее. Почти во всех подробностях совпало с тем, что я рассказал о своем неудачном эксперименте. А потом вдруг: «Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва!»
А подробно рассуждать о том, сколько рублей он сумеет потратить на предстоящую встречу Нового года Свиньи, почему-то не стал. Я тоже решил не касаться. Это чтобы моя личная глупость не прокатилась тяжелым колесом по предпраздничной Москве.