Мир после коронавируса: мысли вслух
15:23, 13 апреля#В мире#Политика#Экономика#Общество
Ректор Дипломатической академии МИД России Александр Яковенко, специально для Seldon.News
В глобальном экспертном сообществе хватает размышлений о воздействии нынешней пандемии на международные отношения, включая миропорядок и геополитические расклады. Большинство сходится в том, что как бы ни хотелось стать свидетелями радикальных, фундаментальных перемен, приходится смириться с тем, что возобладают прежние тренды, заявившие о себе в последнее время, но им коллективная травма придаст мощное ускорение. То есть «все будет по-старому», но не очень, и это «не очень» весьма существенно, когда речь идет об эндшпиле, когда процессы трансформационно заряжены на финальном участке своего развития.
Это — разнородные явления различной длительности, подчас и разнонаправленные. Если взять глобализацию, то еще в 2008 году тогдашний премьер-министр Великобритании Гордон Браун произнес слово «деглобализация». С тех пор мы видели восстановление прежней роли национальных государств, «похороненных» не только большевиками, но и западными адептами «либерального порядка» на рубеже прошлого и нынешнего веков, а Збигнев Бжезинский видел в Америке «последнего суверена». Если состояние Евросоюза может служить иллюстрацией этой тенденции, то там только нарастают проблемы, высвеченные в том числе и ситуацией с вирусом. Национальное государство оказывается последним прибежищем перед лицом внешних вызовов и угроз. К тому же именно в них реализуется демократическая подотчетность власти.
Спрос на ресуверенизацию растет, как показали Брекзит и нарастание антисистемных настроений в других странах Европы и в США, перед лицом наднациональной бюрократии и стихийных процессов, подобных глобализации. С них не спросишь. Поэтому мир получил Дональда Трампа и MAGA («Сделаем Америку вновь великой!»). Как ни крути, а с пандемией боролись прежде всего на национальном уровне. С солидарностью, западной и глобальной, вышло фиаско. Хотя беда была общей и, казалось бы, все должно было бы быть наоборот.
Но все оплакивают прежде всего своих умерших, хотя и сочувствуют соседям. Как и армии живут не памятью о впечатляющих победах, а теми, кто пал на полях сражений под их знаменами. Ничто так не сплачивает, как чувство пережитой национальной трагедии.
Нет сомнений, что возрастет роль вооруженных сил как «конечного» ресурса чрезвычайного реагирования. Да и ждать новых «больших войн» не приходится, когда реально о себе заявляют природные катастрофы и пандемии, подобные нынешней. Поэтому настал момент в духе времени переформулировать понятие «национальная безопасность», к чему справедливо призывала (на онлайн-конференции Bloomberg New Economy Conversation Series 7 апреля) американка Мичеле (Мишель) Флурной, приходом которой в Пентагон в свое время пугала Москву администрация Барака Обамы. Чей голос мог бы быть более авторитетным в этом вопросе, чем голос не состоявшегося министра обороны у Хилари Клинтон? Свой вклад в осознание элитами абсурдности ожидания вооруженного конфликта между ведущими государствами мира внесла своим военным строительством Россия, которая впервые в истории запасла безопасности впрок и сделала это более чем убедительно.
Все подводит к фундаментальной переоценке ценностей во внешней политике, и этот шанс нельзя упустить. Еще до Флурной американские эксперты говорили о необходимости поставить интересы развития во главу угла нацбезопасности. Сейчас можно говорить о новых требованиях к мобилизационной готовности государств и необходимости инвестировать в здравоохранение. Надо переосмыслить экономику, если она должна служить людям, а вирус напомнил о том, что экономики без людей не бывает, сколько проблем они ни причиняли бы. Вроде как, чем меньше людей в экономике, тем лучше, и автоматизация и роботизация будут набирать обороты, как, впрочем, работа из дома, подрывающая само понятие офиса. Но кто заменит человека как потребителя? — над этой частью экономического уравнения придется поломать голову.
Нет сомнения и в том, что образовательный процесс будет меняться после опыта закрытия школ в 188 странах. Не пройдет бесследно и социальное дистанцирование. Отмечено, что приостановка деятельности предприятий и снижение интенсивности движения автотранспорта, как и авиасообщения, благоприятно сказались на окружающей среде. Всё как бы рисует образ будущего, который надо иметь политическую волю принять.
Но это требует смены элит, закосневших в своих парадигмах и предрассудках, когда находится время обвинять Россию и Китай в неком «наступлении очарования» (charm offensive), как это делает Кейр Джайлс из британского Четэм Хауса.
Наверное, правы те, кто предвидит ведущую роль «тройки» — США, России и Китая — в мировой политике, что и без того было очевидным. Из этого вывод: всем троим придется договариваться, чтобы заработали институты, такие как Совет Безопасности ООН и Группа двадцати. Но Вашингтон, Москва и Пекин не будут вершить судьбы мира, как это делали Рузвельт, Сталин и Черчилль в Ялте и Потсдаме. Речь скорее о коллективном лидерстве, о том, чтобы повести за собой других.
Верно и то, что проблема не в институтах, таких, к примеру, как ВОЗ, а в лидерах и элитах.
Даже журнал «Форбс» публикует на своих страницах материал о «пробуждении нового миропорядка». Кто бы спорил! Но он уже 30 лет стучится в дверь, которую не хотят открыть наши западные партнеры. Именно они, а не Москва и Пекин стоят на пути реализации призывов того же Гордона Брауна и Генри Киссинджера к коллективным действиям, как их ни форматировать.
Никто не знает, как вирус скажется на ноябрьских выборах в Америке и в каком направлении двинется Европа, прежде всего Германия, где сильнее звучат голоса в пользу многовекторной политики, имея в виду нормализацию отношений с Россией и более широким «востоком», включая Китай. Даже такой апологет американского доминирования, как Джозеф Най, вынужден признать, что реагирование администрации Трампа на вирус «нанесло ущерб международной репутации Америки». И если подумать, то кто мог предположить, что «китайский вирус» столь мощно заявит о себе именно в США, в том числе на их военно-морском флоте?
По данным ООН, вирус отразился на жизни 2,7 млрд работающих или 81% всех занятых в мире. Мы живем в старой экономике, причем образца эпохи до Великой депрессии 1929 года, как это продемонстрировал Глобальный финансовый кризис 2008 года. Мы также живем понятиями прошлого, включая идеи и предрассудки холодной войны, в чем ежедневно убеждает опыт международных отношений последних 30 лет. Жизнь давно ушла вперед, вырвалась из этой политико-интеллектуальной смирительной рубашки. Не будет преувеличением сказать, что медленно, начиная с 1989 года, наступает XXI век. Процесс мучительно затянулся, и опыт пережитой общей беды должен наконец довести до сознания всех, и элит прежде всего, что мы вступили в другую эпоху, которая требует от нас перемен на уровне идей и образа действий, включая международную повестку дня.
Жизнь, конечно, расставит все по своим места, но затянувшееся «томление духа» (Экклезиаст) необходимо преодолеть, иначе оно преодолеет нас. Кому-то хотелось бы верить, что все пройдет, но на внутренней стороне кольца царя Соломона было начертано и другое: «Ничего не проходит». И уже очевидно, что сейчас, когда все правительства задумываются о том, как вернуться к нормальной жизни после подобного потрясения (слава Богу, не войны, что уже много), самое время переосмыслить все и вся, а мировому сообществу — выработать общее понимание содержания современной эпохи и ее требований к человечеству. Тогда все пережитое и нынешний трагический опыт не будут напрасными.