http://www.youtube.com/watch?v=Xj39LDDBexg

И. Воробьева― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». И сегодня как всегда, правда, на удаленке, не в нашей студии «Эхо Москвы» - Николай Сванидзе. Николай Карлович, здравствуйте.

Н. Сванидзе― Здравствуйте. Добрый вечер.

И. Воробьева― Вас отлично слышно и прекрасно видно в Ютубе. Давайте начинать. Сначала расскажите, как изменилась ваша жизнь в связи со всеми электронными пропусками, и вообще за последние недели насколько сильно изменилась ваша жизнь?

Н. Сванидзе― Моя жизнь изменилась настолько же, насколько она у всех изменилась. Сижу дома как барсук. Врастаю в землю. Поэтому, конечно, изменилась. Но приобретаю навыки в общении с новыми технологиями. В онлайне живу. Нет худа без добра. Как у всех всё.

И. Воробьева― Давайте обсудим то, что произошло на днях в Москве. В среду, когда ввели первый день электронные разрешения на то, чтобы куда-нибудь поехать. В результате были жуткие очереди в метро, в переходах и так далее. С какой стороны ни посмотри – ужасная история. Какие будут последствия, как вы думаете?

Н. Сванидзе― Последствия я думаю, будут плохие, тяжелые. Мы о них узнаем через недельку, может быть через две. Когда это все проявится. Я думаю, что неделя-другая нашего карантина пошла к чертовой бабушке. Потому что все эти тусовки у метро, столпотворение и проверки сержантами полиции, дай бог здоровья, паспортов и пропусков всех граждан РФ. И не граждан, которые шли в метро. Причем даже я видел видео, как сержант берет в руки паспорт, телефон у человека. Берет следующий телефон, следующий. То есть непонятно, зачем нужно было закрывать эти маленькие парикмахерские, крошечные магазинчики, в которые ходят полтора человека, чтобы потом устраивать тысячные толпы у метро. Я думаю, что это должностное преступление. Кто за него будет отвечать – не знаю. Ходят разные слухи. Я думаю, что это предмет драки большой между гражданским и силовым управлением города. Вероятно закончившееся победой силового, как и многое заканчивается.

И. Воробьева― На кого бы вы возложили основную ответственность за то, что произошло?

Н.Сванидзе: Тысячные толпы у метро – это должностное преступление. Кто за него будет отвечать – не знаю

Н. Сванидзе― На силовиков. Я думаю, что на силовиков. Я не думаю, честно говоря, что гражданское руководство города было заинтересовано в таком исходе событий. Психологически и ментально это больше соответствует поведению и привычкам наших силовых структур. Держать, не пущать, хватать. В общем, к сожалению, это их ментальность. Она иногда нужна в каких-то ситуациях, в каких-то она вредна. Это то, что нам грозит при ведении ЧП или ЧС. Это ровно то, что нам предстоит, когда власть будет в руках у людей, которые не вполне в мирное время готовы ею адекватно распорядиться.

И. Воробьева― Но вы же имеете в виду начальников силовых. Не рядовых, которые получили приказ.

Н. Сванидзе― Приказы идут сверху. По мере своего продвижения вниз начинают еще пополняться какой-то инициативой нижних эшелонов. Поэтому легче не становится.

И. Воробьева― Почему люди, которые стояли в этих очередях, в этой толпе, зная, что это опасно, может быть не зная, почему они там стояли и не уходили?

Н. Сванидзе― Это привычки наших людей. Я думаю, что на самом деле это нормально. Ну куда ты уйдешь? Вот они пришли к метро. Все люди рассчитывают на здравый смысл от руководства. На то, что дан приказ, надо слушать. Ну начальству же виднее. Оно же умное. Оно же располагает какой-то информацией. Неужели трудно было рассчитать просто, произвести нехитрое арифметическое действие. Посмотреть, сколько у нас людей пользуется метро и что будет у каждой станции метро в час пик. Это же несложно. Просто палец к носу прикинуть и сосчитать. Этого сделано не было. Я думаю, что люди здесь не виноваты.

И. Воробьева― Люди конечно, не виноваты. Просто интересно, почему они поступают так, а не иначе.

Н. Сванидзе― Ждать от людей, там было много гастарбайтеров я думаю среди них, какого-то такого осознанного протеста: ах, вот так, да пошли вы, развернусь, уйду. Это мало кто на это способен.

И. Воробьева― Еще одна история, связанная с коронавирусом и решениями властей – это как выяснила газета «КоммерсантЪ», московские власти все-таки ведут подготовку по отправке московских призывников в войска. Несмотря на всю ситуацию. Говорят, что все будет хорошо. Это около 6 тысяч молодых москвичей в апреле-июле. В обычное время, когда все отправляются на воинскую службу. Как это расценивать и нет ли у вас опасения, что это вызовет новую вспышку?

Н. Сванидзе― Разумеется, есть. Как бы это ни было хорошо, представьте себе призывной пункт, всех по кабинкам не распределить. Потому что представьте себе казарму. Ну как, как можно на призывном пункте и в казарме, в условиях воинской службы обеспечить изоляцию. Скажите мне. Это смешно просто. Поэтому здесь вот о чем я думаю. Если говорить о каких-то здравых соображениях по этому поводу. Исключив все остальные. Речь идет о том, что либо ты призываешь новых, либо оставляешь досиживать старых. Страна не может оставаться без армии. Дембеля, деды так называемые, старослужащие должны служить еще лишнее время, и это вызовет очень большое напряжение тоже в казарме. По-видимому, между этими двумя нежелательными конструкциями выбрали одну. Призвать свежих. Это плохо, но сочли, что это меньшее из зол.

И. Воробьева― Но может быть можно с этим что-то сделать. Обратиться, все уже в СПЧ планируют обращаться. В конце концов, если выбирать из этих двух зол, то, исходя из ситуации по коронавирусу, конечно, безопаснее, чтобы люди оставались на службе еще какое-то время.

Н. Сванидзе― Исходя из контекста, связанного с коронавирусом – да. Но вы представляете, что такое, когда люди, которые уже рвутся на волю, им говорят: нет, ребята, вы еще послужите. Это очень тяжелая ситуация. Я думаю, что нужно, будь моя воля, воля не моя, слава богу. Еще этой ответственности не хватало. Но будь моя воля, я бы снизил количество призывников. Резко. Потому что очевидно сейчас на нас нападать никто не собирается. Как мне почему-то кажется.

Н.Сванидзе: Я бы снизил количество призывников. Резко. Очевидно сейчас на нас нападать никто не собирается

И. Воробьева― Мир немножко опустел и держит дистанцию.

Н. Сванидзе― Немножко не до того. Я не знаю, кто на нас собирался нападать. Тоже крепко сомневаюсь. Из тех, против кого понадобилась бы именно армия. Но что сейчас никто не собирается – это к гадалке не ходи.

И. Воробьева― Было бы интересно посмотреть, может быть будут какие-то обращения в суды. Потому что тоже не очень понятно, на каком основании человек должен выходить из дома и ехать на призывной пункт, если он должен по идее оставаться дома, чтобы сохранять жизнь и здоровье окружающих.

Н. Сванидзе― Разумеется. Здесь входят в противоречие установки. С одной стороны все должны сидеть дома, мы дома. А с другой стороны иди и изволь служить, дружок. Но повторяю, здесь нужно, конечно, снижать количество призывников. Это вообще очень долгий разговор. Разговор стратегического значения, потому что нужно сейчас, исходя из других соображений очень важных и долгосрочных, а именно из того, насколько сильно просядет наша экономика. Нужно будет вообще военные расходы сокращать. В том числе это коснется и призыва, разумеется.

И. Воробьева― Но по опыту в нашей стране военные расходы сокращают одними из последних.

Н. Сванидзе― Это правда. Но придется, тем не менее, это сделать. Придется резануть, на мой взгляд. Если мы хотим выбраться из ямы, в которую мы понемножку забираемся, потому что неизбежно, весь мир забирается. Для нас эта яма будет глубже, чем у значительной части мира, потому что у нас более чувствительная, скажем так мягко, экономика. Более чувствительно и болезненно реагирующая на происходящее по целому ряду причин, которые всем известны. Не будем о них напоминать.

И. Воробьева― Давайте тогда немножко про другое. Вы наверняка знаете документ, который произвела из себя ГД, Совет Федерации сегодня одобрил. Закон о переносе на 3 сентября дня окончания Второй мировой войны. Ровно в тот день, когда мы вспоминаем жертв Беслана. Что это было, как вы думаете?

Н. Сванидзе― Еще я бы не знал об этом, потому что мы СПЧ высказался по этому поводу. И была направлена бумага от СПЧ в Совет Федерации с просьбой не подписывать этот документ, этот законопроект. Потому что он, на мой взгляд, абсолютно неадекватен. Он не мотивирован ни в историческом отношении, ни в этическом.

И. Воробьева― То есть если я правильно вас поняла, СПЧ направил президенту это письмо.

Н. Сванидзе― В Совет Федерации. С просьбой не подписывать. Потому что сейчас было слово за Советом Федерации и была направлена бумага с просьбой не подписывать законопроект.

И. Воробьева― Но Совет Федерации вас проигнорировал.

Н. Сванидзе― Да, нам не впервой. Нас часто игнорируют. У СПЧ нет реальной мощи для того, чтобы пробивать те или иные важные решения, о которых уже какое-то установившееся мнение во власти. Если бы президент был на нашей стороне, но, по-видимому, он не на нашей в данном случае. С чем связана позиция властей, то есть, по-видимому, неслучайно это в думе появилось. Они там ссылаются на мнение ветеранов. Ветераны просят с 2 сентября перенести дату окончания Второй мировой войны на 3 сентября. Я вас умоляю, ребята, а не пробовали им пенсию повысить. Ветеранам. Самый младший год призыва на Великую Отечественную войну – 27-й. Сколько сейчас самым младшим ветеранам. 93-94 года. И у них что, главная мысль, главная забота, чтобы перенести дату окончания мировой войны со 2 на 3 сентября? Ну не нужно Бога гневить только. И прятаться за спинами ветеранов. Когда вы хотите принять некое свое решение, на мой взгляд, абсолютно конъюнктурного порядка, ничем не мотивированного. Потому что на линкоре «Миссури» 2 сентября 1945 года в присутствии и с участием советского генерала Деревянко был подписан акт о капитуляции Японии. Это было завершение формальное Второй мировой войны. Для нас гораздо более важна дата 9 мая, но это другой вопрос. Никто, наверное, даже до сих пор и не знал толком эту дату, кроме историков специалистов. Тем не менее, 2 сентября. 3-го сентября вообще ничего не было, ни черта. Зеро. Все было 2 сентября. Почему я должен переносить на 3-е – одному Богу ведомо. Потому что президиум Верховного совета в 45-м году СССР принял такое решение. Праздновать 3-го. То есть произошло 2-го, а праздновать 3-го. Ну и что, Сталин этого захотел. По какой-то причине. Мало ли чего он захотел. Он захотел в 47-м году отменить день победы, на 20 лет отменили. До 65-го года. Мы тоже не будем праздновать день победы? А он захотел в 44-м году депортировать целые народы. Мы тоже будем депортировать? Мало ли чего этот людоед захотел в 45-м году и по какой причине. И почему теперь нужно, прячась за спины ветеранов, переносить. То есть это не имеет совершенно никаких исторических оснований. Мало того, это еще полбеды. Переносите куда хотите. Хоть на февраль. Но беда в том, что это теперь совпадает с днем памяти бесланской трагедии. И получается, что мы оскорбляем бесланских матерей, когда будем праздновать день трагедии. Для них это трагедия, а для нас будет праздник. Окончание Второй мировой войны. Еще парад устроим в этот день. По Красной площади пойдет могучая боевая техника. Там трагедия. Хорошо это? На мой взгляд, это ужасно. И этически ужасно, и исторически абсолютно неправомерно. Поэтому мы направили бумагу, к сожалению, она была проигнорирована. Может быть президент не проигнорирует. Но у меня на это не очень сильная надежда.

Н.Сванидзе: Для нас яма будет глубже, чем у значительной части мира, потому что у нас более чувствительная экономика

И. Воробьева― А согласны ли вы с такой мыслью, что возможно депутаты, некоторые политики в нашей стране очень хотят, чтобы бесланская трагедия ежегодно не всплывала так ярко, как она всплывает. Давайте уже забудем, что называется, что произошло. И пойдем дальше. Может быть, они именно этого добиваются?

Н. Сванидзе― Возможно. Но тогда еще хуже. Гораздо хуже получается. Потому что так просто сказать, неизвестно по какой причине. А если они хотят сюда специально закрыть бесланские события таким образом, это тогда цинично. Ни в какие ворота не лезет. Без комментариев тогда.

И. Воробьева― Сегодня было голосование…

Н. Сванидзе― Извините, перебью вас, у нас же есть одна дата очень похожая.

И. Воробьева― 23 февраля?

Н. Сванидзе― Она исторически установлена. Совершенно верно. Это день защитника отечества. И день депортации целых народов. Прежде всего чеченского. Операция «Чечевица» знаменитая. Это уже исторически так получилось страшно. Зачем же еще один такой день устанавливать. Я не понимаю. И поэтому логика СПЧ была такая, что праздники устанавливаются таким образом, чтобы они не разъединяли страну, народ, а объединяли. В данном случае диаметрально противоположное получается.

И. Воробьева― И вот одна деталь, очень интересная, как мне кажется. Сегодня в Совете Федерации было голосование. И против переноса этой даты выступил член Совета Федерации от Северной Осетии, понятное дело. Арсен Фадзаев. И у нас обычно все голосуют примерно одинаково. Нет протестного голосования. Не помню, чтобы такое было. Или одни и те же люди, условно говоря, голосуют против каких-то ужасных законов. Но тут, видимо, не сдержался. И, наверное, было бы странно, если бы представитель Северной Осетии проголосовал бы за.

Н. Сванидзе― Конечно. Разумеется. Фадзаев человек независимый, борец знаменитый спортсмен и человек внутренне сильный. Я думаю, что он проголосовал так, как должен был. Честь ему и хвала за это.

И. Воробьева― Те, кто почему-то не в курсе, вы можете зайти в любое, мне кажется СМИ, в том числе на сайт «Эхо Москвы» и везде увидите эти новости. Которые, честно говоря, вызывают страшное недоумение у всех, кто это обсуждает. Еще одна история – это предстоящая Пасха и все истории вокруг церквей, РПЦ, и людей, которые, несмотря на то, что нельзя, нельзя, собираются идти в храмы. Несмотря на призывы. Как с этим быть? Это тоже еще один очаг распространения вируса.

Н. Сванидзе― Согласен. Очень опасный очаг. Вообще ждут с большим напряжением Пасхи. Потому что на этот раз помимо того, что это праздник великий церковный, это еще и угроза большая. Потому что от этого зависит, как дальше пойдут события с эпидемией. Я думаю, что церковь должна занять определенную позицию. Ответственно. Не иначе. Потому что кто еще может призвать верующего человека не идти в церковь, кроме деятелей церкви. Уважаемых. Я думаю, что они должны это сделать. Должны просто. Исходя из соображений просто патриотических, государственных. Гуманистических. То есть тех самых, которыми они должны руководствоваться в первую очередь как духовные лица.

И. Воробьева― А как насчет решения просто закрыть и не проводить. А все онлайн.

Н. Сванидзе― Закрыть что?

И. Воробьева― Церкви, храмы. Не пускать никого. Отменить…

Н.Сванидзе: У СПЧ нет реальной мощи для того, чтобы пробивать те или иные важные решения

Н. Сванидзе― Такой вариант в принципе тоже есть. Потому что у нас церковь отделена от государства. Поэтому такую позицию государство тоже может занять. Но вряд ли она ее займет. Я думаю. Здесь мячик на стороне церкви скорее.

И. Воробьева― Наши слушатели спрашивают, мы заговорили вначале про экономический кризис, который у нас, по-моему, тоже только начинается. На что смотреть, чтобы не паниковать. Потому что очень много разных сообщений, все пугают, что нам всем будет плохо. Несмотря на то, что даже когда, условно говоря, снимут карантин, если он когда-нибудь снимется. На что обращать внимание, чтобы хоть как-то понимать происходящее.

Н. Сванидзе― Надо просто себя в руках держать. Я не знаю, я не психотерапевт. И не экономист. Поэтому, наверное, ко мне этот вопрос не в первую очередь. Взрослые люди просто должны себя контролировать. Не верить всему на свете. Не верить страшным каким-то предсказаниям, не имеющим отношения к реальности. Верить собственным глазам и собственному жизненному опыту. Мало действительно не покажется. Это точно, судя по тому, что пишут просто трезвые опытные и здравомыслящие, разбирающиеся вопрос экономике люди. Конечно, карантин снимут. Разумеется. Но, во-первых, вопрос в том – когда. А, во-вторых, потом вылезать будем очень долго, тем более что наша экономика очень болезненно реагирует на подобного рода потрясения. Потому что мы за 20 пресловутых обнуленных лет так и не слезли с нефтяной иглы. И поэтому мы очень чутко и болезненно реагируем на все, что происходит вокруг нефтяных цен. А вокруг них происходит нечто для нас сейчас в целом не очень благоприятное. Рубль на это реагирует. И поэтому сами понимаете, это первый фактор. Второй фактор – общий, что закрываются магазины, целые экономические предпринимательские направления, которые были очень важны и которые давали рабочие места. Туристская. Я прошу прощения, сегодня выяснилось, жрицы любви – это огромный бизнес, между прочим. Там очень много народу работает. Много. Сотни тысяч человек. Это все люди, живые граждане РФ. Вот все это вместе если сложить, то мало не покажется. Кто им будет всем работу давать. Откуда. Если денег у людей не будет. Рабочих мест не будет. Государство у нас помимо того, что бедное, оно еще и скупое. На беду. Поэтому, конечно, проблемы будут.

И. Воробьева― Про скупость это отдельный вопрос. Все требуют от государства выплачивать гражданам уже какие-то фиксированные суммы из федерального бюджета. Сегодня депутаты Мосгордумы потребовали от Путина выплатить по 25 тысяч рублей гражданам. Почему действительно не принимают решение выплачивать какие-то деньги людям. Даже если и примут, то как они это будут делать. Или нужно просто как в Германии выплачивать, выплачивать и выплачивать.

Н. Сванидзе― Я не знаю, что нужно делать. По-видимому, как-то выплачивать придется. Потому что другого выхода я не вижу. Причем это нужно будет сделать максимально естественным образом, чтобы людям досталось. Иначе это все будет разворовано чиновниками. Потому что, на мой взгляд, вторая беда, первая беда в том, что государство скупое и не готово делиться деньгами. А вторая беда в том, что даже если готово будет поделиться, то до людей дойдет малая часть этих денег. По дороге как-то растащат как муравьи. Те, кто будет сидеть на этих деньгах, будет отвечать за раздачу. Они себя не забудут. Но у нас очень специфическая страна в этом смысле. Проблема очень серьезная. В любом случае нужно выплачивать. Потому что кубышка, на которой сейчас сидят наши ответственные государственные деятели, правильно делали, что сидели до сих пор, но сейчас самое время ее раскурочивать. Потому что сейчас уже уподобляться скупому рыцарю пушкинскому это смерти подобно. Это просто приведет к социальным серьезным проблемам.

И. Воробьева― Как вы думаете, проблема с коррупцией, что деньги не все дойдут до граждан, может быть она станет острой не только для граждан, может быть и власть тоже обратит внимание на то, что все прогнило. И надо как-то дать команду, сигнал или всех напугать, чтобы ничего не воровали. Хотя бы сейчас.

Н. Сванидзе― Я вас умоляю, кого они напугают. Самих себя? Все прогнило – это вы что имеете в виду, прогнило-то.

Н.Сванидзе: Получается, что мы оскорбляем бесланских матерей, когда будем праздновать день трагедии

И. Воробьева― Я имею в виду коррупцию в нашей стране.

Н. Сванидзе― Я тоже имею в виду. Но это же на всех уровнях прогнило-то. Поэтому кому тут они будут давать какое указание и кого они будут пугать.

И. Воробьева― Ну может быть договорятся между собой просто, Николай Карлович.

Н. Сванидзе― Договорятся. Если договорятся, то тут тоже мало что достанется нам с вами. Я имею в виду не нас с вами персонально, а людей, которые не договариваются, скажем так.

И. Воробьева― Какая-то безнадега прям.

Н. Сванидзе― Ну почему безнадега. Это жизнь, Ира. У нас всегда так было в стране. Были времена и похуже. Слава богу, не война. Слава богу, не стреляют. Слава богу, канализация работает. Связь работает. Мы с вами разговариваем в эфире. Что было бы, если было 25 лет назад, когда не было Интернета. Это еще все не так страшно. Но будет тяжело.

И. Воробьева― Продолжим говорить о жизни с Николаем Сванидзе после перерыва.

НОВОСТИ

И. Воробьева― Продолжается программа «Особое мнение». Николай Карлович, вы нас слышите, видите.

Н. Сванидзе― Слышу, да.

И. Воробьева― Отлично.

Н.Сванидзе: Церковь должна занять позицию. Ответственно. Кто еще может призвать не идти в церковь, кроме РПЦ

Н. Сванидзе― И вижу.

И. Воробьева― Следите ли вы за этими историями, когда в Москве хватают людей на улице, задерживают из-за того, что они гуляли с собакой не там или пошли в магазин дальше, чем собирались. Как вы относитесь к этим историям? Это просто соблюдение режима, который у нас введен повышенной готовности. Или это перебор и перегибы. Скажем так.

Н. Сванидзе― Перебор, конечно. Это эксцессы нам привычные. Это то, о чем мы с вами говорили в связи с ментальностью нашей государственной и прежде всего силовой. Вообще представители правоохранительных органов должны правоохранять, помогать гражданам. Они привыкли все-таки действовать в большей степени насильственными методами. И поэтому если им приказано соблюдать – они соблюдают. Им сказали проверять возле метро так, чтобы муха не пролетела. Они проверяют, чтобы муха не пролетела. А что там будет зараза общая – это не их дело. Им сказали проверять, чтобы не отходили от дома. Они проверяют, чтобы не отходили от дома. Я думаю, что здесь вопрос в инструктаже грамотном. Об этом нужно ставить, эту проблему на более высоких этажах государственной власти. Не на уровне майора полиции. Разумеется. Что должны помогать людям. Если вы видите пожилого человека, не хватайте его за ухо, не хватать человека, который идет с собакой. Оставляя собаку на улице одну. Которая представляет угрозу для граждан, которая сама может с ума сойти. Это и жестокость в обращении с животными. И угроза для окружающих. Это преступление должностное. Этого нельзя позволять. Но должен быть грамотный инструктаж. Они для людей, а не для того чтобы людей наказывать. Они борются с коронавирусом, с заразой, а не с людьми. Вот что они должны помнить. Об этом им обязательно нужно говорить и напоминать. Иначе, конечно, это кончится тем, что снизится уровень доверия к силовым структурам, которые и так оставляют желать лучшего.

И. Воробьева― А разве они не правоохраняют, когда заставляют граждан соблюдать режим и указ мэра Москвы в непростое для города время.

Н. Сванидзе― …тем более что с правом у нас вообще проблемы. Потому что, в какой мере мы вообще находимся в правовой системе. Это большой вопрос. Самоизоляция это значит, что мы должны самоизолироваться. Вот я захочу – самоизолировался. И вы. А захочу – не самоизолировался. Если бы у нас имело какой-то правовой определенный режим, другое дело. Было бы что охранять. Так они фактически должны охранять в любом случае, что бы ни было. Речь идет о безопасности граждан. Все эти режимы, которые вводятся, находятся они в правовом пространстве или нет, они в интересах граждан. В интересах безопасности нации. И нацию нужно сохранять и людей нужно сохранять. Они об этом должны заботиться. А не о том, чтобы выполнять приказ досконально. И если нужно кого-то тащить – тащить. Мы же понимаем это. Что если нельзя выходить на улицу, не рекомендовано, то они должны обратиться к людям с просьбой этого не делать. А не тащить их в околоток тоже с риском там общей заразы.

И. Воробьева― А как вам кажется, москвичи или люди Московской области не знаю, меньше, наверное, примеров. С Москвой очень много уже историй связано. Москвичи в целом дисциплинированные граждане оказались или нет?

Н.Сванидзе: Они привыкли действовать насильственными методами. Если им приказано соблюдать – они соблюдают

Н. Сванидзе― Вообще мы, россияне, не очень дисциплинированные. Мы скорее анархисты, конечно. Мы не швейцарцы, не немцы. Мы скорее ближе к итальянцам по ментальности в этом смысле. Мы не дисциплинированные. Но, тем не менее, мы такие. И дисциплинировать нас путем силовых методов невозможно.

И. Воробьева― Невозможно?

Н. Сванидзе― Невозможно и не нужно даже пытаться это делать. Ну мы такие. Это наш характер такой. Мы не дисциплинированные. Мы анархисты, это так. Ну что теперь нас расстреливать теперь за это. Надо принимать нас такими, какие мы есть. И представители силовых структур тоже такие, между прочим. Точно также же анархисты. Они все выходцы из народа.

И. Воробьева― То есть что общего между вами и сотрудниками полиции.

Н. Сванидзе― Очень много общего.

И. Воробьева― Оба анархисты.

Н. Сванидзе― Помимо языка нас многое роднит. Общая ментальность. Несомненно.

И. Воробьева― Хорошо. Если не силовыми методами, тогда как убедить граждан соблюдать все меры. Сидеть дома, не переться с собакой в парк. И так далее.

Н. Сванидзе― Убеждать, убеждать. Не убежден, значит, не убежден. Что теперь делать. Но невозможно всех наказывать, тащить, давать сроки, бить палкой, валить на землю. Тащить в воронок. Ну что это такое, на что похоже. Это же не преступники, в конце концов. Они же ни на кого не нападают. И граждане РФ. Ну у которых, предположим, не хватает дисциплины. Но это все-таки они не агрессивны по отношению к окружающим. Если он больной я понимаю, знает, что несет заразу, тогда это преступление. Если он просто вышел погулять, ну, надо все-таки с ним хотя бы вежливее обращаться.

И. Воробьева― Николай Карлович, а вы телевизор смотрите сейчас?

Н. Сванидзе― Ну как всегда смотрю. Не меньше, но, пожалуй, и не больше, чем обычно.

И. Воробьева― Не показалось ли вам, что тональность примерно та же осталась, что да, коронавирус опасный, да, сидите дома. Но у нас вообще-то все хорошо.

Н. Сванидзе― Это всегда у нас такая тональность. Что у нас островок безопасности, просто какая-то лакуна. Что везде плохо, мир рушится. Америка, Китай в меньшей степени. Мы с ним дружим. Америка, Западная Европа. Все рушится. Все ужасно. Везде очень плохая медицина. У нас очень хорошая. Это обычное явление. И я привык давно, так же как наверное все остальные.

И. Воробьева― Еще события, которые произошли на минувшей неделе. Это история с «Новой газетой» и с публикацией, которая называлась «Смерть от коронавируса - меньшее зло». Называлась – потому что Генпрокуратура потребовала о Роскомнадзора заблокировать эту статью. И, кроме того, были какие-то жуткие высказывания главы Чечни Рамзана Кадырова. Что происходит вообще. Ну да, статья была про коронавирус в Чечне. Да, она была, вот я говорю: была, была. Почему надо было удалять эту статью и так жестко выступать.

Н.Сванидзе: Они борются с коронавирусом, с заразой, а не с людьми. Вот что они должны помнить

Н. Сванидзе― Не знаю. Мы тоже выступили по этому поводу, сейчас позиция комиссии СПЧ по СМИ во главе с П. Н. Гусевым, мы в ней проголосовали. Я ее член. И на сайте СПЧ можно почитать. Довольно резкая позиция. Вежливая. Мы просим просто уважаемую Генпрокуратуру в лице генерального прокурора высказать конкретные претензии к статье госпожи Милашиной. Милашина очень опытный журналист, очень квалифицированный. Смелый. Она работала в Чечне. Мы знаем, как к ней относится Р. А. Кадыров. Плохо относится. Мы читали возглас Рамзана Ахматовича, который очень напоминает угрозу физической расправы. Очень эмоциональный. Очень эмоциональный, настолько, что он даже спутал «Новую газету» с вашей радиостанцией. Просто такое впечатление, что этот политический деятель был вне себя. Но у него особое положение в нашей стране. И он выкрикнул это, и Генпрокуратура немедленно пошла ему навстречу. Именно ему, а не «Новой газете» и велела эту статью спрятать, закрыть, снять с сайта. Причем, без всяких оснований. Обычно это должно делаться так по закону. Вы скажите конкретно, в чем претензии. Не то, что она плохая, антироссийская. Шпионская. Вредительская. Вы скажите, в чем конкретно претензии. Чтобы с этими претензиями можно было поработать. Снять то, что там ошибочно. Остальное оставить. Нет, этого не сделано. Это говорит об особом положении некоторых просто людей политических деятелей в нашей стране, которые вне контроля и которые могут позволить себе практически все. Один из них – Рамзан Ахматович Кадыров.

И. Воробьева― Там было написано, что там якобы содержатся недостоверная общественно значимая информация.

Н. Сванидзе― Какие именно вопросы. Какая именно информация. Потом там были просто, на мой взгляд, оскорбительные высказывания в отношении «Новой газеты». Что они типа под дудку каких-то западных я не знаю кого работают.

И. Воробьева― Иностранная агентура, диверсионное издание.

Н. Сванидзе― Обвинения в измене родины, шпионаже. Докажите. В чем конкретно это выражается. Но нет, можно кому-то, кому-то нельзя. Это произвол на самом деле. Это произвол и абсолютное беззаконие. Странно, что его поддерживает Генпрокуратура. Поэтому мы и в данном случае задали вопрос генеральному прокурору. Что это такое вообще, как понимать. Уважаемый. В чем дело. Ну предъявите конкретные претензии. Чтобы газета могла на них ответить. Мне кажется так.

И. Воробьева― То есть вы обратились именно в Генпрокуратуру, которая потребовала…

Н. Сванидзе― Мы конкретно обратились к генеральному прокурору господину Краснову. Конкретно очень вежливо и, на мой взгляд, абсолютно обоснованно.

И. Воробьева― А вы читали эту статью, Николай Карлович?

Н. Сванидзе― Читал.

И. Воробьева― Но вам кажется, она важна для общего понимания, что происходит в стране.

Н. Сванидзе― Конечно, важна. Я понимаю, что она рассердила Рамзана Ахматовича Кадырова. Но что теперь поделать? Пресса не должна радовать сердце начальника. Она не для этого существует. Для этого существуют какие-то другие структуры, организации. Чтобы радовать начальника. А пресса она не на эту тему. Она должна правду говорить. По возможности. Иначе она на фиг никому не нужна. Вот и госпожа Милашина написала достаточно резкую статью, но при этом корректную. Очень профессиональную. Вполне информативную, на мой взгляд, которая рисует положение с лечением коронавируса в Чеченской республике, конкретную ситуацию с конкретной семьей. И так далее. Ну, да, ответьте на это. Скажите: нет, вот это ложь, это неправда. По тем-то и тем-то причинам, вот факты. Просто огульно в ответ обвинять во всех смертных грехах – это, на мой взгляд, несолидно.

Н.Сванидзе: Это говорит об особом положении некоторых людей, которые вне контроля. Один из них – Кадыров

И. Воробьева― Нам пишут довольно странный комментарий. Что, мол, скажите спасибо, что Кадыров в Генпрокуратуру пошел, а не начал разбираться по-другому.

Н. Сванидзе― Спасибо. Спасибо, дорогой Рамзан Ахматович.

И. Воробьева― Довольно странно звучит.

Н. Сванидзе― Большое спасибо. Это кстати к Генпрокуратуре относится. И если глава субъекта федерации имеет выбор приятный между обращением в прокуратуру и обращением к тем, кто решает вопросы физическим образом и Генпрокуратура на это смотрит сквозь пальцы. Тогда вопросы к ней.

И. Воробьева― Спасибо большое. Я напомню слушателям и зрителям, что это была программа «Особое мнение». Она выходит сейчас в удаленном формате. Спасибо всем нашим спикерам, которые ради наших эфиров осваивают новые технологии. Спасибо большое Николаю Сванидзе в «Особом мнении». До встречи.

Н. Сванидзе― Обращайтесь, Ира. Спасибо, до свидания.