Елизавета Лихачева, Музей им. Щусева: «Кризис может отбросить музеи на 10 лет назад»

Директор Музея архитектуры им. А.В. Щусева рассказала о последствиях пандемии для музейной отрасли. Государственные музеи уже больше месяца не принимают посетителей. Сколько продлится эта ситуация — неизвестно. Однако она уже ударила по музейным институциям — в том числе в финансовом плане. На прошлой неделе правительство РФ поддержало инициативу Минэкономразвития включить музеи в перечень отраслей экономики наиболее пострадавших от коронавируса. «Культура» попросила директора Музея архитектуры Елизавету Лихачеву оценить перспективы. — Что включение в перечень может дать музеям? — Насколько я помню, впервые в подобной ситуации подумали о том, что музеи и другие культурные учреждения могли пострадать. Единственное, надо понимать: музеи в нашей стране неоднородны, у них разные собственники. Есть федеральные музеи, муниципальные, региональные, частные… Союз музеев России потратил немало времени на то, чтобы выяснить — что такое музей. Например, музей шоколада и музей водки — это музеи или нет? Поэтому важны юридические формулировки: что будет признано музеем. В любом случае я рада, потому что потери значительные. Причем, и они неоднородны. Например, в музеях-заповедниках высокий сезон — с середины апреля до середины октября. Режим самоизоляции их пока не очень задел, однако эффект неизбежно почувствуется в течение лета, поскольку эти институции зависят от туристического потока. А его сейчас нет: ни внутреннего, ни внешнего. Музей архитектуры больше ориентируется на внутренний рынок. С 18 марта мы закрыты для посетителей. Если исходить из опыта прошлого года, мы потеряли около 4 миллионов рублей — речь о самостоятельно заработанных средствах. Мне кажется, в итоге музеи страны потеряют примерно треть своих годовых бюджетов. Нам государство выделяет 100 миллионов рублей в год, около 30 миллионов мы зарабатываем сами. Еще примерно 10 миллионов привлекаем различными способами — с помощью пожертвований и спецпроектов. — А какова ситуация со спонсорами? — Сейчас почти все контакты прекращены: люди не знают, к каким издержкам готовиться. Непонятно, когда будет снят режим самоизоляции, с какой скоростью будет восстанавливаться экономика. Это зависит не только от правительства Российской Федерации, но и от общемировой ситуации. Мир сжался, мы живем не в Советском Союзе: многие компании в России ориентированы на мировые рынки. Есть люди, которые обещали пожертвовать деньги и готовы сдержать свое слово — но это единичные случаи. И, как правило, речь о небольших суммах: не о десятках миллионов рублей. — Вы говорили журналистам, что Музей архитектуры может объявить себя банкротом, если не получит помощь от государства. — Да, это может случиться. Наши главные проблемы — зарплаты и коммуналка. Плюс обязательства перед контрагентами — теми, кто помогает готовить выставки. Мы не можем сказать: извините, денег нет. Потому что это неправильно — в том числе, с общеэкономической точки зрения. Может начаться кризис неплатежей, мы это уже проходили в 90-е. Но главная наша задача — сохранить сотрудников. Музей — это люди, а не вещи. Если нам удастся выйти из кризиса, сохранив коллектив, шанс на быстрое восстановление будет довольно высок. Мы пытаемся убедить Министерство культуры, что необходимо скорректировать госзадание, не уменьшая при этом субсидию. Иначе мы, к сожалению, не сможем сохранить нынешний уровень зарплат. А это серьезный удар. Люди не виноваты в происходящем, и лишать их зарплаты категорически неправильно. — Что именно нужно скорректировать в государственном задании? — Например, сроки внесения данных в государственный каталог. Согласно федеральному закону, до 2025 года мы обязаны зарегистрировать в госкаталоге 100 процентов предметов. Однако у нас в фондах более миллиона экспонатов. Работа с вещами требует присутствия сотрудников: не все, к сожалению, можно сделать удаленно. Мы не принуждаем людей нарушать режим самоизоляции, но иногда у нас просто нет выбора. Правда, мы понимаем: сроки выполнения в данном случае вряд ли будет скорректированы, потому что для этого необходимо внести изменения в федеральный закон. Остальные параметры госзадания Министерство культуры уже начало корректировать. Будет уменьшены показатели, касающиеся числа посетителей, а также — количества привлеченных внебюджетных средств и проведенных мероприятий. Как я понимаю, сейчас этот вопрос прорабатывается с юридической точки зрения. — Кто-то из сотрудников по-прежнему ездит на работу в музей? — Мы выстроили систему ежедневных дежурств: естественно, от них избавлены сотрудники старше 65 лет. Наше здание не в очень хорошем состоянии, оно нуждается в ежедневном присмотре. Поэтому технические службы музея продолжают работать. Пришлось полностью отключить отопление, ведь за ним надо следить в режиме реального времени. Каждый день дежурный хранитель приезжает и проверяет помещения, смотрит, не прорвало ли трубу… Многие мои коллеги считают, что это излишние меры. Я же рисковать не хочу. Как известно, от копеечной спички Москва сгорела. Принимаем меры по охране: Росгвардия обходит территорию вместе с ЧОПом. Сейчас большинство музеев России практически беззащитны перед внешним проникновением. У тех же музеев-заповедников огромные территории. Это мы находимся в центре Москвы, в относительно благополучных условиях. Поэтому важнейшая задача директоров музеев — обеспечить сохранность музейного фонда Российской Федерации. — В середине апреля должна была открыться выставка «Калязин. Фрески затопленного монастыря». Пришлось отложить? — Мы начали монтировать ее, когда вышел приказ о запрете посещения учреждений культуры. Отсутствие публики в залах позволило ускориться. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Единственное, не успели получить некоторые экспонаты из Строгановской академии. Но, в крайнем случае, привезем их позже. А так — выставочный план на ближайший год слетел. Сейчас по идее мы должны работать над следующим полугодием: переводить проекты из пре-подакшна в продакшн. Но сделать это невозможно. Наши коллеги, особенно зарубежные, сами не знают, что будет дальше, и не готовы подписывать документы. На вторую половину года у нас были запланированы выставки с участием европейских партнеров, и ничего, к сожалению, не состоится. Музейные институции сильно зависят от зарубежных партнеров: произведения искусства стали интернациональными, их возят из страны в страну. Нам бы хотелось это сохранить, потому что подобная возможность бесценна и беспрецедентна. Никогда раньше выставки в таком количестве и с такими серьезными участниками не ездили по миру. Было бы очень жаль лишиться этого в результате пандемии. Сейчас все музеи — и российские, и зарубежные — оказались в одной лодке, и еще неизвестно, кому хуже. Мы привыкли жаловаться на жизнь, но в России по крайней мере есть надежда на помощь государства. У американских коллег иная ситуация: там мало государственных институций — в основном, частные. Конечно, они богаты, но их благополучие зиждется на добровольных пожертвованиях, которых с каждым днем становится все меньше. Потому что меценаты, как и все мы, не понимают, что будет дальше. — Предположим, в ближайшее время Россия начнет возвращаться к нормальной жизни. Как быстро, по вашему мнению, разрешат массовые мероприятия? — Мне кажется, это произойдет не раньше начала следующего сезона. И мои прогнозы весьма оптимистичны. Потому что специалисты-вирусологи не понимают, как будет вести себя вирус. А пока не будет определенности, никто не возьмет на себя ответственность. Предположим, вы разрешите проведение лекции, придут 100 человек, и они потом попадут в больницу. Это — тюрьма. Поэтому нужно смотреть на развитие ситуации. Мне кажется, еще пару десятилетий назад кризис не был бы таким всеобъемлющим и страшным. Ведь мир был совершенно другим. Сегодня жители больших городов привыкли к мобильности — социальной, политической, экономической — которая связана, прежде всего, со свободой передвижения. Именно ее мы сейчас лишились. Эта ситуация многих повергла в депрессию: люди устали, они хотят любой определенности — хорошей или плохой. Я не уверена, что меры жесткой самоизоляции сдержат распространение коронавируса, но не могу спорить со специалистами. В любом случае сомневаюсь, что восстановление будет быстрым. Музейной отрасли понадобится минимум год. Благополучие современных музеев во многом зиждется на музейном буме, который начался 15 лет. Все ждали, что он закончится, люди перестанут ходить в музеи, однако мода никак не проходила. Можно вспомнить, как прошлой зимой вся Москва ездила в Вену на выставку Брейгеля. Ощущение, что мир открыт, дорогого стоит. Особенно учитывая наш исторический анамнез: мы вырвались из страны, в которой границы были на замке. Это полностью изменило парадигму мышления — в том числе музейной публики. Однако теперь мир на какое-то время сожмется. Мы должны осознавать — границы в прежних объемах откроются не раньше, чем через год. В этой ситуации важно сохранить подходы, которые появились в России благодаря зарубежным контактам. В 90-е мы отставали от музеев Запада примерно на 50 лет. За последние десятилетия этот разрыв значительно сократился — теперь мы отстаем лет на 15. Главным образом это обусловлено хроническим недофинансированием: у музеев не остается денег на развитие. Это самое страшное, что может случиться в нынешней ситуации. Понятно, что музеи не закроются. Но если кризис ударит серьезно, у нас сократятся возможности для развития. Это может отбросить российские музеи на 10 лет назад.

Фото на анонсах: Сергей Киселев / АГН Москва.